Он давит взглядом и бьет словами.

Медленно, словно в вязкой субстанции, прохожу мимо стула, подготовленного для меня, и сажусь на другой. Взгляд До жжет до костей. Поднимаю мыски туфель и упираюсь каблуками в пол.

— Ты поняла верно, мы с господином До снова работаем вместе, — продолжает Артем. — В прошлом из-за недопонимания у вас случился неприятный инцидент. Сейчас самое время прояснить ситуацию и начать все сначала.

От этих слов между лопаток пробегает судорога. Хочется кричать. Как можно начать все сначала? С какого начала? Среди этих вопросов дробью бьют мысли: я должна снова с ним работать. Снова. С ним. Работать. Должна. Должна!

До Шэнли подхватывает:

— Да, Ли-са, недопонимание. Я прошу прощения за то, что произошло. Конечно, семь лет — это много, но только Аэртему подарил возможность сказать тебе это прямо. Мне очень жаль, что мы с господином Бай тебя напугали. И я знаю, что ты решила, что мы задумали против тебя очень плохие вещи. Но мои помыслы и помыслы господина Бай были чисты. Мы не хотели, чтобы ты заболела, поэтому предложили тебе переодеться. Наверное, мы просто неверно показали заботу.

Я смотрю на него — он олицетворение раскаяния. Что он несет? Какая забота? Какое недопонимание? Его недопонимание до сих пор клеймит шею. Зачем он это все говорит? Какую цель преследует? Я поворачиваюсь к Артему увидеть его реакцию. Неужели, он тоже верит в эту ложь? Он ответно смотрит на меня, и холодные тени в его глазах, подтверждают, что да, верит.

Следом приходит другая мысль: с чего ему не верить? Это явная ложь для меня, но Артему, судя по сему, донесли версию, удобную противоположной стороне. Я не рассказала, что случилось. Теперь моя версия с любой стороны будет выглядеть глупой выходкой, основанной на паникерстве, мнительности и истеричности. Хорошо придумал, директор До. И не подкопаешься. Его слово против моего слова. К тому же я одна, а его наверняка поддержит и Бай Вэймин, и секретарь Кан, и директор Фэн.

— Как видишь, — говорит Артем, — все решается простым объяснением, и вы могли бы разобраться еще тогда. Твой побег только обострил ситуацию до предела.

— Если это было недопонимание, почему они отказались от подписания контракта? — спрашиваю я Артема, по-прежнему не замечая До.

— Потому что ты угрожала пойти в полицию. Ты ведь угрожала, Лиза?

«Готовьтесь… ко встрече с русской… полицией!»

Я молчу.

— Да, — подает голос До Шэнли. — Мы ведь в чужой стране и наслышаны, как ваши полицейские относятся к нам. Если бы случился скандал, сделку просто бы закрыли.

Каждое их слово похоже на небольшой камень, брошенный в мою сторону. Я вижу, как сидящие передо мной оба мужчины отлично спелись. И если позиция До Шэнли мне понятна, то Артем даже не допускает мысли, что я могу говорить правду, а До Шэнли врать. Отчего это? Дело в том, что он действительно кристально верит в то, что подобного не могло произойти. Или же ему сейчас выгодно принимать противоположную сторону.

— Сделку с тобой и так закрыли, — мое замечание я адресую Артему, снова переходя на русский. — Из-за недопонимания не сворачивают контракты на миллиарды рублей, Артем. Тем более, китайцы, которые, как никто умеют считать деньги. Они пытались изнасиловать меня, ты слышишь? Я до сих пор чувствую его пальцы на теле.

Артем комкает салфетку и швыряет ее на стол. Теперь и он переходит на русский. Интересно, научился ли понимать его До? Мне все равно. Сейчас главное — достучаться до Артема.

— Если все так, как ты говоришь, почему не пришла и не рассказала мне?

— Потому что тогда тебе пришлось бы выбирать между мной и проектом. Я решила, что так лучше. И не думала, что они кинут тебя и уйдут к конкурентам!

— Ты решила, что не можешь тягаться с такими деньгами, тем более, мы и парой-то, по твоим словам, не были. Ладно. Эту твою логику я могу понять. А вот то, что ты меня самовольно записала в отморозки, даже не рассказав о ситуации, это, Лиза, фатальная ошибка. Я не приемлю, когда люди думают за меня, и тем более на основе этих мыслей совершают ошибки, за которые мне приходится расплачиваться.

Я подаюсь вперед, к нему. Мир сужается до двух стульев и глаз, на которые снисходит тьма.

— Я говорю тебе об этом сейчас!

— Сейчас мы связаны договором. И у тебя передо мной есть обязательства. А у меня они есть перед господином До. Ты можешь как угодно относиться к нему или ко мне. Но это не должно ни в малейшей степени повлиять на качество твоей работы. Успокойся. Возвращаемся к работе. А эту тему обсудим после. Можешь не участвовать в разговоре, просто вникай в его суть. И думай.

— Прошу прощения, господин До, — продолжает Артем на китайском. — Лизе нужно немного времени, чтобы эмоционально принять ситуацию. На ее работу это не повлияет. Сейчас предлагаю обсудить схему расстановки аппаратуры в цехе варки масла. У меня есть несколько замечаний по требованиям.

Свозь ватную толщу я наблюдаю за мужчинами. В движениях дружеская свобода и учтивость — далеко не в первый раз они вот так добивают спорные нюансы. Стол все уменьшается — официанты с акробатическим мастерством выискивают пустые места и укрывают их опутанными дымом огромными тарелками. Еды много, гораздо больше, чем надо троим в полуденное время. Однако такова китайская традиция, хотя До Шэнли и выступает в роли гостя здесь, в России.

Разговор длится, кажется, бесконечно, меняясь на прием пищи. Мне подкладывают еду, как дорогому гостю, но я отрицательно качаю головой. Директор До сокрушается, но Артем сдержанно позволяет поступать, как вздумается, коротко предупреждая, чтобы я не упускала нити переговоров.

Я слушаю, но мысли против воли текут, изгибаясь, и в каждой новорожденной излучине свой вопрос. Интересно, как они сошлись? Кто был первым? Как после такого провала решили снова работать над проектом — близнецом предыдущего? А в истоке все растет, ширится, главный вопрос — что я буду теперь делать?

11.

Машина, охваченная солнечными сполохами, пикает и мигает. Артем забирается в кабину, а я останавливаюсь рядом — нервы будто забиты жужжащими насекомыми. Стоячий воздух облепляет смолой.

Артем не просто расставил капкан, но еще и выстелил к нему красную дорожку, и я ведь пошла по ней. Сама позволила себя сцапать.

Мотор раздраженно гудит, лицо Артема мелькает в пассажирском окне. Кивок на сиденье. Сейчас мне и правда нужно особое приглашение, прежде всего от самой себя. На миг встречаюсь с далекой холодноватой мыслью — остаться снаружи, где нет сковывающих стен, но затылок тут же царапает призрак позора, который несомненно обретет плоть, начни мы выяснять отношения на улице. Нехотя, нажимаю на ручку двери.

Машина трогается, едва я закрываю дверь. В кабине от сухого жара трудно дышать. Артем выруливает на дорогу и сразу ускоряется.

Тишина. Только шепчет ветерок кондиционера, обещая скорую прохладу. Я смотрю сквозь окно пустыми глазами, попутно застраивая разбередившуюся рану новым фундаментом. Он нужен мне, ведь о произошедшем придется говорить.

Получается так себе. Собственноручно подписанный договор тянет на дно. Все доводы Артем сметет секундным движением руки. Я проигрываю, даже не начав. И выводы, которые для него крепче титана, он уже сделал. Я сжимаю и так собранные в кулаки кисти. Как же мне сейчас выстоять? Нет ни стратегии, ни тактики, ни козырей, ни уверенности. Лучшее, что можно сделать, это попросить остановиться и спастись бегством. Снова сбежать. В горло впивается горечь иронии. Слишком часто в последние дни приходит эта мысль. Она как нельзя лучше венчает доказательство того, что для Артема я соперник слабый.

Воздух остужается, и пустыня в легких набирается свежестью. Сморгнув оцепенение, я жадно оглядываю пробегающую мимо улицу. Мы летим по проспекту, в самом левом ряду. До спасительного тротуара три полосы. На небе ни облака, и солнце свободно шлифует здания горячим светом. Блики слепят, расплываются океаном золота, раздражая сетчатку глаз.