— Ты вроде не был опрометчивым. Откуда такая рискованность?

— Нам же нужна именно она, — просто говорит Роман и подмигивает мне.

Я кладу ногу на ногу, намеренно повторяя расслабленную позу Артема, и заявляю:

— Раз я вам так нужна, убирайте пункт.

Солнечная полоса, постепенно поглощающая поверхность стола, добирается до края договора и запаливает бледный пожар. Глаза Артема светлеют.

— Нет. Но предлагаю расширить его. Нарушаешь договор, платишь ты, выполняешь полностью, и эту сумму тебе плачу я.

У меня перехватывает дыхание. Он псих? Роман реагирует спокойно, будто его босс каждый день раздает миллионы.

— Черт, ты псих? — не сдерживаюсь я.

Артем смотрит на меня, как учитель на несмышленую ученицу, и молчит.

— Напомню, что мы говорим о шести миллионах.

— Именно так, Лиза. Получишь их, когда закончим.

Он снова упирает на то, что я могу сбежать, — совсем разучился доверять людям. И шесть миллионов не жалко отдать за спокойствие. Или столько стоит его страх?

— Ты так боишься отказа, что готов купить меня за такую цену?

— Купить — неправильное слово. И про такую цену тоже неверно. Мне выгодно вовлечь тебя в проект. Результат твоей работы стоит больше.

Я недоверчиво хмыкаю, но Артем неожиданно подается вперед, через стол.

— Могу сказать по-другому, более доходчиво: я хочу иметь тебя в проекте. И готов за это заплатить.

Его глаза обливает темнота. Вторая двусмысленность, нарочная или нет, спускает курок, и нас накрывает плотной простыней. Свет и звуки затираются. Жадной петлей ухватывает мысль, что Артема, как и меня, загребает в одни и те же воспоминания, в щелях которых по-прежнему тлеет жар, застилается потом кожа и волнами расходится тяжелый бархатистый стон.

Артем вдруг откидывается обратно, прыгает взглядом вбок и, огибая меня, утыкается в договор.

Этой реакции достаточно, она говорит за себя. У него хорошая память. Как и у меня. По щекам проскальзывает огненная лента, оставляя кожу тлеть. Мы на расстоянии вытянутой руки. Такое уже было, тоже в кабинете, мы запалили пожар, после которого на полу остался льдистый архипелаг разбитого графина, мерцающий колкой красотой среди бумажного моря испорченных документов. Память гудит все громче. Нельзя так. Надо успокоиться. Артем — часть прошлого, одна из множества. Его никуда не денешь, раз он случился. Случился тогда, и вот снова, но сейчас превратился в настоящее. Я сама просила отсечь былую связь, но что делать, если у него получится, а у меня нет. Тонкие лезвия запретных кадров будут выписывать филигранные узоры, пока не изорвутся все нервы? Нет уж, я слишком снисходительна к образам прошлого. Себе во вред.

— После такого милого приглашения запрещаю тебе отказываться, Лиза, — воздушно смеется Роман. — Мне тоже хочется с тобой поработать.

Я дергаю уголком рта.

— Это желание может дорого обойтись, — парирую я, смотря на Артема.

Он отвечает прямым немигающим взглядом.

— Поэтому мы и вносим пункт о неустойке. Пусть даже ты обойдешься сверхдорого.

— И он еще упрекает меня в опрометчивости, — театрально вздыхает Роман, но продолжает серьезным деловитым тоном: — Но на самом деле, Лиза, дело, конечно, во времени. Раз у тебя есть подобный опыт, нам ты действительно нужна позарез. Артем Андреевич отдаст тебе шесть миллионов, а я все остальное.

Я, не сдержавшись, хихикаю. Намеки, которые раздают мужчины, растягивают подо мной канат, на котором я балансирую без страховки. Но если флирт с Романом не более, чем перекур для мыслей, то затаенный смысл в словах Артема возбуждает на канате волну, и чтобы удержаться, нужна сила воли.

— Роман подстрахует тебя, — добавляет Артем с эхом неудовольствия в голосе. — Он тоже хорошо знает техническую сторону.

Шесть миллионов через две недели работы. Двойная страховка, одна повеселей, другая — не самая приятная, но обязательная, в довесок возможность снова погрузиться в язык, которого стало так мало в последний год. Если подумать, ставки выросли, но само по себе предложение стало заманчивей. И Артема будет в шесть миллионов раз проще перетерпеть. Словно позволяя мне самой прийти к очевидному согласию, мужчины терпеливо ждут ответа.

— Хорошо, попроси внести пункт о взаимной компенсации. Я согласна.

Артем с готовностью кивает Роману, и тот, подхватив договор оставляет нас вдвоем.

— Мне все равно кажется, что это неразумно, — говорю я. — Сколько бы вы не играли в мессию-переводчика.

— Ненадежного мессию-переводчика — ты хотела сказать.

— Надежного. Тогда были определенные обстоятельства, из-за которых я поступила так… как поступила. В этот раз все по-другому.

Артем недоверчиво хмыкает и с хитринкой замечает:

— А если и в этот раз возникнут такие же обстоятельства?

— Нет! — отрезаю я. — Не возникнут.

С тех пор у меня иммунитет к ним. Я поднимаю мыски туфель, желая ощутить, как каблуки с силой упираются в пол. Если что, у меня есть проверенное оружие, и к нему теперь прилагается семилетний опыт с сотнями воображаемых сцен отпора.

Замечаю, что Артем наблюдает за моей реакцией. Выражение его лица вдруг оказывается заволакивающе смягченным, почти нежным, так смотрят на тех, кто искалывает иглами сердце, а ты вопреки прижимаешься все теснее и теснее, забывая о всяком инстинкте самосохранения. Такие взгляды теперь запрещены между нами.

Быстро. Глаза в сторону — в горле набухает влажная колючка, будто по необъяснимой ошибке я заполучила то, что принадлежит другой. Артем, видимо, очнувшись, с кратким кашлем меняет позу в кресле. Значит, рубец, который оставили мы на месте отношений, побаливает не только у меня. Это осознание щекочет.

Неловкое молчание спасает Роман. На его руках два еще теплых договора в новой версии. Я быстро перечитываю все пункты. Ничего нового, кроме пункта о неустойке и компенсации, не добавлено. Ну, вперед. Беру ручку и подписываю оба экземпляра.

Артем, не поднимая глаз от стола, подтягивает бумаги к себе, размашисто подписывает тоже. С хрупающим звуком дважды присоединяется печать. Готово.

Вот и все, мы связаны этими бумажками, обманчиво простыми. Их цена копейки, но то, что они в себе несут, стоит миллиарды. Итак, две недели адского труда, а я уверена, что он будет именно таким; две недели борьбы с прошлым, а я знаю теперь, оно будет наведываться ко мне, как бы я не протестовала; две недели испытаний себя на прочность. И после — я должна выйти из этого кабинета освобожденным человеком с превосходной наградой — наградой победителя. И пусть теперь проигравших не будет.

— С почином, Лиза, хочешь мороженое?

Вопрос крошит мысли, и сквозь их пыль проступает улыбающийся Роман.

— Хочу, Роман, — выдыхаю я. — Мороженое сейчас будет кстати.

— Куплю три, отметим.

Хлопает дверь, и я тянусь за своим экземпляром договора.

— Почему мороженое? — интересуется Артем.

От транса, в котором он пребывал минуту назад, не осталось следа.

— Оно нас с Романом связывает незримой нитью.

— Я покорен твоей хваткой, — подняв бровь, говорит он.

— Раз я здесь теперь работаю, мне хоть с кем-то нужны реальные точки соприкосновения. В них для меня ненадежен ты.

— Можем это обсудить. Я плачу за твою надежность, ты можешь заплатить за мою, — многозначительно ухмыляется Артем.

— Пожалуй, ограничусь твоим помощником. Он готов за бесплатно.

— Будто ты не знаешь, как рискованно соглашаться на бесплатные предложения, — весело хмыкает Артем, но искренности в его веселье не чувствуется. — Хоть дело и интересное, но не рекомендую находить с Романом слишком много точек соприкосновения. Опыт показывает, что это неизбежно отразится на работе. Которая гораздо важнее того же Романа. Ясно?

— А тебе твой руководитель, как там его, Денис Сергеевич, кажется, тоже такие рекомендации тогда давал?

— Я учусь на ошибках Дениса Сергеевича.

Я поджимаю губы.

— Жаль, что мы уже подписали договор, ты мог бы внести еще один пункт «В рамках сотрудничества запрещается совращение помощника-Романа».