— Эм-м… вы, молодой человек, видимо ещё не до конца осознали что произошло. — с лёгким сожалением в голосе начала женщина. — Травма энергетических каналов это вам не ангина или какая-то простуда… Вам сейчас какое-то время вообще нельзя напрягать дар и использовать силу. Это во-первых. А во-вторых… во-вторых, вам возможно придётся этому всему и вовсе учиться заново.

— Всё так плохо? — удивлённо бросил я, фокусируя взгляд на кружке стоявшей рядом на столике.

— Я же говорю! Не смей сейчас даже пытаться! — закрывая мои глаза ладонью громко воскликнула женщина и тут же выхватив откуда-то салфетки, принялась вытирать кровь у меня под носом.

Я же скривился от пронизывающей мозг и верхнюю часть тела боли. Меня будто огнём изнутри обдало, заставляя скрючиться и примерно на полминуты выпасть из реальности. Переполошившихся врачей и их ругань вперемешку с причитаниями я едва слышал. А когда наконец-то пришёл в себя и мог соображать, на глазах уже была надета повязка, а мои руки как раз пристёгивали к кушетке на которой я лежу, жёстко фиксируя ремнями.

— Алексей, ты все наши старания сводишь на ноль! Больше не делай так! — строгим голосом произнесла лекарь, перебивая звуки взбесившейся электроники сбоку от меня.

— Хорошо. — с трудом выдавил я не сопротивляясь. — Пить еще дайте.

Как оказалось, пролежал в коме я около недели. О моём возвращении в мир живых тут же сообщили Белорецким и уже тем же вечером, в больницу приехал граф с дочерью и племянницей.

Повязку я попросил мне всё же снять, клятвенно заверив врачей что больше подобными глупостями заниматься не намерен, поэтому грустные лица прибывших подруг сразу бросились мне в глаза.

— Как там Стёпа? — первым делом вспомнил я о товарище, который немало пострадал в бою.

— С ним всё хорошо. — успокоила меня Алина, присаживаясь на стул рядом. — Все ребята тебе привет передавали. Живы, здоровы, хоть и досталось им неслабо.

— Ты вовремя переместил своих друзей в медблок. Там дежурили талантливые лекари, так что все трое уже почти как новенькие. Можешь не переживать. — добавил граф к словам дочери.

— Хорошие новости. — улыбнулся я. — Меня когда выписывают? Врачи молчат.

— Недели две полежишь. Дальше видно будет. — не моргнув глазом бросил Сергей Константинович.

— Плохие новости. — со вздохом констатировал я, поморщившись в ответ.

— Есть и похуже. — дёрнул щекой мужчина, после чего недовольно оглядев присутствующих девчонок, продолжил. — Если об убитых церковниках беспокоиться сейчас особо некому, то в погибших якобы при защите школы офицеров ИСБ, поверил нам мало кто. — было ощущение, что Белорецкий не очень хотел говорить при них, но в итоге всё-таки сделал разговор публичным. — Было принято решение добавить твою фамилию в списки погибших. Для твоего же блага, естественно.

— Вы шутите? — опешил я не меньше, чем обе Белорецкие.

— На этом всё не кончается, Лёша. — внимательно уставившись мне в глаза промолвил граф. — Уже прибывшие в Тюмень ищейки будут это всё тщательно проверять. Мы и сейчас тебя старательно прячем от всех, но долго находиться в городе тебе нельзя.

— Вы его увозите? — воскликнула Алиса, до сих молча наблюдавшая за происходящей беседой.

— Придётся. По выписке из больницы ты отправишься на фронт. Алексея Обломова больше не существует. — твёрдо произнёс Сергей Константинович внимательно отслеживая мою реакцию, после чего немного мягче продолжил. — На днях будет готов твой новый паспорт, легенда и прочее. Придёт специалист — будете учить. Имущество твоё на кого переоформить?

— На дядю Святогора. — грустно вздохнув бросил я, переваривая не самую приятную информацию. — И пустите его уже наконец сюда.

— Конечно, он уже прибыл и ждёт. — кивнул Белорецкий. — Есть какие-то пожелания на счёт фамилии и имени?

— Да. Черногвардейцев Алексей Михайлович. — не задумываясь твёрдо выдал я.

— Ты хоть понимаешь о какой глупости сейчас просишь? — недовольно приподнял бровь Сергей Константинович.

— Иначе я в ваши игры играть не буду и ни на какой фронт не поеду.

В помещении повисла тишина, во время которой граф недовольно буравил меня взглядом.

— Ты даже стакан поднять сейчас не в силах… Но вместо конспирации решил, напротив, громко заявить о себе. Есть здесь хоть капля рационализма или передо мной глупый подросток выживший из ума? — на последних словах Сергей Константинович добавил столько стали в голос, что следившие за ходом беседы девушки замерли округлив глазки, смотря то на него, то на меня. — Потому как если это второй вариант, я более не намерен тратить на тебя своё время.

— Никому на ЛБС нет дела до фамилии прибывшего бездарного новобранца. А уж однофамильцев среди простолюдин у меня, как и у вас, и даже у самого императора, вполне себе хватает. Так что я в своём уме, не переживайте. — закончил я выдерживая взгляд графа, на что он немного поразмыслив кивнул и направился к дверям.

— Девочки, у вас десять минут попрощаться. Когда увидитесь, и увидитесь ли вообще теперь неизвестно.

После слов графа у обеих девчонок тут же навернулись на глазах слёзы, поэтому нормально поговорить напоследок не вышло, вместо чего мне пришлось их даже успокаивать.

— Обещаешь, что вернёшься? — шмыгая носом произнесла Алина.

— Конечно. — улыбнулся я. — Даже не успеете соскучиться.

— И чтобы целым и невредимым! — продолжила вслед за сестрой Алиса.

— Обязательно. — только и оставалось мне согласиться.

— И давай поскорее восстанавливай свои силы…!

— Это в первую очередь. — кивнул я.

Но забегая вперёд, врач, посетившая вечером, меня была на этот счёт совсем другого мнения. Если верить сухой статистике, которая сложилась из числа подобных моему случаев, а их, к слову, зафиксировано и задокументировано было не так уж чтобы прям много, то в ровно половине случаев, травмировавший свои манотоки одарённый полностью и безвозвратно терял доступ к силе и дару. Вторая же половина, так называемых «счастливчиков», всё же после долгой реабилитации и тренировок восстанавливалась, но ранг их силы падал на один-два уровня.

По моим личным ощущениям, услышанное, наверное, было как если бы человеку после тяжёлой травмы сказали: «Шансы что сможешь ходить примерно пятьдесят на пятьдесят». Что уж тут добавить, остаться без доступа к силе для практически любого одарённого было едва ли не хуже, чем лишиться ног…

Вошедший после Белорецких дядя Святогор, напротив, широко улыбался, что резко контрастировало с предыдущими гостями.

— Ну что, разбойник, оживаешь потихоньку вижу!

— Стараюсь.

— А чего морда лица кислая такая? — присаживаясь на стоявший рядом с койкой стул бросил он и прищурившись уставился на меня. — Всё девки, да?

— Ну-у… может и есть чуток. — задумавшись кивнул я.

— Да ты не кисни. И о них, кстати, можешь сразу забывать. Нам теперь не до этого будет. На фронте нужно без всякой романтической херни в голове работу делать. Так оно и целей будешь, и возвращаться проще. Без лишних ожиданий. — неожиданно начал философствовать Святогор.

— Дядя, я не понял. Кому нам? — уставился я на собеседника искренне удивившись.

— Ясно дело кому. Мы с ребятами с себя вообще-то обязательств по твоей охране не снимали. — вмиг посерьёзнел он.

— Не-не-не. Ты мне даже такое не начинай. Во-первых, всю конспирацию нарушим, так как за тобой будут однозначно следить, если не уже. А во-вторых, что это за служба такая…? Хочешь чтобы меня потом на смех везде поднимали?

В палате надолго повисла тишина, во время которой мы со Святогором сверлили друг друга взглядами.

— Повзрослел птенчик. Сам летать хочет. — вздохнул дядя, наконец-то нарушив молчание. — Нам тут что тогда делать?

— В наследство вступать. — улыбнулся я ему. — Зарплата идёт. Живи, семью вон заведи наконец-то. Отряд не распускай — я от своих обязательств отказываться не намерен.