Особенно они отличались характером. Окружающие не понимали, как можно быть настолько разными? Дэн в любой компании быстро завоёвывал доверие, а Макс вечно огрызался и отмалчивался.

В другой день я бы не обратила внимания на парня, но именно сегодня видеть его не хотелось. Каждой своей чертой он напоминал своего брата, а мне нужно было выкинуть его из головы как можно скорее.

Именно поэтому я встала со стула, убрала подушку, спрятала блокнот с корявыми стишками в сумку и двинулась к выходу. Макс тоже резко подскочил с места и буквально ломанулся к небольшой надстройке, через которую мы попадали на крышу.

На месте, где он сидел, остался валяться белый лист.

– Эй, ты забыл! – крикнула я в удаляющуюся широкую спину и нехотя подбежала к лавочке. Ветер едва не вырвал из моих пальцев бумажку.

– Это не моё, – рыкнул парень через плечо и скрылся в темноте.

Потерянная и разбитая, я стояла в одиночестве на крыше, пялилась в темноту тамбура – так мы называли помещение, в котором находилась лестница в дом, – и не знала, что делать.

Всего один взгляд может изменить целую жизнь. Потухшую и бессмысленную. Со мной было так же – от безнадёги перевернула лист другой стороной и застыла.

Потому что там – на белой мятой бумажке – была нарисована я. И это стало первым шагом к моей цели.

Мне очень понравилось.

Рисунок был пронизан грустью и безысходностью, я на нём смотрела в никуда и грызла кончик ручки – наверняка автор застал меня в тот момент, когда я пыталась написать стихи. Это был скорее набросок, чем полноценное изображение, – корявые штрихи карандашом и только общий контур.

Но мне нравилось.

Наверное, потому, что художник вложил в него душу. Или потому, что общие шероховатости указывали на спешку – наверняка меня рисовали навесу, в неудобной позе, когда пришла «муза». Скорее всего, автор оставил картину на лавочке, а Макс не заметил и сел на него.

В мгновение ока меня захлестнула такая злость на младшего Шошина, что кулаки сжались от несправедливости.

– Не мог свой зад в другом месте бросить, что ли? – бурчала я и разглаживала лист.

Отчего он был помят? Сделал ли это художник? Или… Макс?!

Я быстро спустилась домой под бешеный грохот сердца, осторожно зашла в квартиру, чтобы не разбудить родителей, и сразу же нарвалась на отца. Он стоял в коридоре и покачивался из стороны в сторону, как тонкое дерево на сильном ветру. Мутный взгляд внезапно сфокусировался на мне.

– Где ты была? – жёстко выдавил отец, подошёл ко мне и резко вырвал из рук злосчастный рисунок.

– Отдай, – жалобно проскулила я.

В голове бешеной чайкой билась лишь одна мысль: «Молчи! Молчи! Ни слова! Иначе будет хуже!». Отец вдруг замахнулся на меня рукой, но замер.

Он не смог. В этот раз.

– Хватит шляться по ночам, – то ли провыл, то ли прорычал отец, смял рисунок и со злостью бросил в меня.

Я не двигалась. Замерла и боялась пошевелиться, даже губы застыли в молчаливом крике. В такие моменты нельзя было привлекать к себе внимание. Потому что отец мог… О том, что он действительно мог, не хотелось и думать.

Когда покачивающаяся в полутьме фигура скрылась за дверью спальни, трясущейся рукой я подняла лист и прошмыгнула в свою комнату. В безопасность. Туда, куда родители не заходили. Потому что всё внутри напомнило об Ольке. Постеры на стенах, цитаты из песен и фильмов на стикерах повсюду, гирлянды и сотни маленьких фото. Прошло два года, а рука так и не поднялась убрать всё это. Может, как напоминание о том, что жизнь коротка и не стоит растрачивать её на всякую ерунду?

Сама не понимала, но снять плакаты и снимки не могла. Пялилась часами на стену напротив и вспоминала всё, что было связано с сестрой.

Становилось ли легче после таких терапий? Нет. С каждым разом я ещё больше погружалась в себя, в собственный океан пугающих мыслей, рискуя однажды не выплыть.

Но времени на это не осталось. Я нервно разложила изрядно помятый лист на письменном столе, разгладила и придавила книгой – хотелось сохранить такое важное первое откровение моего тайного поклонника. Почему-то в груди засела уверенность, что это лишь верхушка айсберга. Только начало.

С тревожными мыслями о новом дне я уснула слишком поздно и утром, к своему ужасу и стыду, не успела столкнуться с Денисом. Мне хотелось поздороваться с ним и, возможно, невзначай уточнить, что он вчера рисовал на крыше. Мог ли это быть он?

Из нашей компании только Шошин отличился талантом в области художеств. По крайней мере, остальные ребята любви к рисованию не выказывали. Из чего следовал вывод, что единственный, кто мог нарисовать портрет, – Дэн.

По крайней мере, я надеялась. Сердце предательски дрожало, стоило мне подумать о том, что автором рисунка был Денис. Любила ли я его? Пожалуй, даже слишком сильно, чем представлялось.

Когда-то давно мы с Олькой мечтали, как однажды обзаведёмся парнями. Как выйдем замуж и родим детей. Она всегда привлекала к себе внимание, красила волосы в зелёный или красный, надевала яркую одежду, наносила вызывающий макияж. Я оставалась в тени сестры, с завистью наблюдая, как она гуляет с мальчишками и не стесняясь целуется у парадной.

А потом Ольки не стало. И мой мир, крутящийся лишь вокруг неё, застыл.

После нашего с Денисом знакомства на горизонте появилась сестра, и моя влюблённость угасла. Потому что яркая и необычная внешность Оли приковывала взгляды посторонних. Именно на неё восторженно смотрел Дэн.

Наверное, стоило разозлиться. Если бы только это была моя подруга или просто знакомая. Но сестра… ради неё я могла отказаться от любого мужчины в мире. Потому что её я всегда любила сильнее. Денис и Оля начали встречаться через неделю знакомства. Я с завистью наблюдала за развитием их отношений. Хотела так же и не могла.

Они оба светились от счастья, а вместе с ними радовалась и я.

Сестра говорила, что Дэн собирается сделать ей предложение, что у них всё серьёзно. Отец был против их отношений, ставил ультиматумы, угрожал, один раз даже побил Шошина за его нежелание подчиняться. Но они не послушали никого и в тайне сходили в ЗАГС.

Прошло два года с момента трагедии, и Денис только сейчас решился на нечто серьёзное. Сразу же появились вопросы: мог ли он нарисовать портрет? Если да, то зачем собирался делать предложение какой-то непонятной Ане? А если не он, то кто тогда?

Ответ на вопрос пришёл в голову неожиданно.

Я ответила. Это стало вторым шагом навстречу к знакомству с поклонником.

Написала короткое и не очень содержательное письмо, забежала утром перед занятиями на крышу, свернула лист и прикрепила у входа – так, чтобы можно было заметить небольшой конверт. Весь день на парах я сидела как на иголках: нервно поглядывала на часы, проверяла входящие сообщения и звонки, ждала хоть какого-то знака.

Ничего не происходило.

Впервые я бежала домой так быстро, что чувствовала ветер в волосах. Губы расплывались в глупой улыбке, пока я неслась к нашему дому, забиралась по лестнице на самый верх, чтобы обнаружить на крыше своё валяющееся около входа письмо.

Я расстроенно схватила послание и собиралась уйти, как вдруг остановилась. Ноги не слушались, будто приросли к полу. Не смогла. Крохотный шанс на счастье, на знакомство с поклонником не дал двинуться с места.

Плюнув на гордость, я прикрепила письмо к косяку и отправилась домой.

Аппетит пропал ровно в тот момент, когда я увидела своё послание на крыше, поэтому сразу села за учёбу. Зубрила темы для экзамена, изредка заходила в социальные сети и с огорчением откидывала телефон подальше – никто не писал. Вечером я хотела пойти ко всем на крышу, но не смогла себя пересилить и в итоге осталась дома. Мне нужно было готовиться к экзаменам, кроме того, я рассчитывала получить стипендию, поэтому приходилось прикладывать усилия.

Около одиннадцати часов мне написал Денис, а через минуту позвонил. Участливо уточнил, всё ли со мной в порядке, не болею ли. И я растаяла, как шоколадка в тёплых руках, начала плавиться от его приятного голоса и заботы. Шошин позвал меня на крышу и сказал, что приготовил сюрприз.