Чёрное щупальце в спине принца панически, судорожно задёргалось. На глазах оно светлело, становилось ярче, рассеивалось в воде серебристой пыльцой. Пара ударов сердца — и орущий Ардвин отпрянул от Ингрена. Его щупальце растворилось, и сила Слезы Бездны обволокла жалкий её обрывок на отвратительном, искажённом проклятием теле и поползла дальше.

Я, путаясь в водорослях, вновь устремилась к Ардвину. Гнев застилал глаза. Гнев, что эта ошибка мироздания посмела тронуть принца. Гнев, что эта ошибка сломала мне жизнь. Гнев на собственное бессилие, на то, что не боролась, когда могла, что не думала, когда надо, и что сама на себе поставила клеймо вещи без права голоса и воли. Я сбила с ног Ардвина, который корчился от боли и совсем не сопротивлялся, и запустила пальцы в его покрытую слизью плоть. Как легко она рвётся! Отходит кусками, тянется влажной отмершей кожей. Это чудовищно, да, но как же было приятно впиться хваткой такой сильной, на какую только способна, как было приятно отрывать целые шматы плоти, отрывать пугающие щупальца, как было приятно видеть перекошенное от боли лицо! Я не понимала, почему так происходит, почему вдруг его тело стало таким хрупким и податливым, но какая разница-то?! Наконец-то, наконец-то я мстила. Вся накопленная за жизнь ненависть, вне зависимости от адресата, нашла свою цель.

Я рвала, рвала, рвала своего мужа и, ослеплённая, не сразу поняла, что раны на нём начинали тускло светиться. Когда заметила, замерла. Оказывается…

— Освободите его до конца, — проговорил Ингрен за спиной. — Видите? Это лишь оболочка. Просто маска. Помогите ему. Пусть уплывает с миром.

— О…

И в самом деле. Чёрные ошмётки таяли в воде так же, как и проклятие, которое из меня вынул принц. Оно по-разному на нас воздействовало. На меня — изнутри, исподволь, а его обволокло снаружи.

А что же внутри? Кто внутри на самом деле?

Руки всё ещё дрожали, но я продолжила своё дело. Щупальца отделялись от тела, кожа и прочие ткани отходили лоскутами, и чем дальше, тем больше то, что оказывалось под безобразной оболочкой, походило на… человеческое тело? Самое обычное, без наростов, щупалец и слизи. Светлое и мягкое, знакомое. Когда-то я хорошо знала это тело, да.

Когда я дошла до застывшего искажённой маской лица, под моими лёгкими движениями оно пошло трещинками, и кусочки откалывались от него, будто восковые. Под этой маской оказалось лицо совсем другое: такое спокойное, нежное, умиротворённое, но при этом одновременно глубоко печальное.

— Это и есть… ты, Ардвин? — прошептала я. — Это ты настоящий, да?

Его веки чуть приоткрылись, а губы дрогнули. Ардвин с трудом сфокусировал на мне туманный взгляд. Он попытался что-то сказать, но я ничего не услышала. По движению его рта я лишь смутно догадалась, что, возможно, это было «спасибо».

Ардвин приподнялся на локтях, и я отстранилась, не в силах выдержать его взгляд. Я понимала, что с ним произошло. Легенды говорят, что прежде, чем уйти на перерождение в Туманный Водоворот, души проводят долгое время в Чертоге, чтобы мёртвые воды смыли память о прошлой жизни. Кто-то сидит здесь веками и ждёт своей очереди. Мёртвые воды вымывают и проклятия тоже, как и прочий груз прожитой жизни, так что это очищение рано или поздно настигло бы душу Ардвина.А проклятие… оно завязано на телах, на земной жизни, и передаётся по крови, и не исчезнет, пока не иссякнет воля того, кто его наложил, и пока не будут появляться готовые его принять. Проклятия — это очень «человечное» явление.

Наконец подняла глаза на Ардвина. Он слегка улыбнулся, но на этом всё. Его лицо вроде как одновременно и принадлежало ему, и при этом уже было совсем чужим. Он легко встал на ноги и носками оттолкнулся от земли. Каким лёгким он стал! Лёгким и прозрачным, как глубокий вдох в морозное утро.

Ардвин воспарил вверх. Течение подхватило его, понесло мимо колонн куда-то вовне, и очень скоро освобождённая душа исчезла из поля зрения.

Я, конечно, рада за него, но вряд ли смогу когда-либо забыть этот кошмар. И простить.

— Вы в порядке? — спохватилась я.

Ингрен с улыбкой кивнул. С удивлением я обнаружила, что не было ни тени ранения там, куда вонзилось щупальце Ардвина.

Но как?!

— Я упомянул, что я крепче, чем выгляжу, — пояснил он. — Но нам пора возвращаться. Мы задержались, и силы сейчас действительно на исходе. Их хватит только на переход на сушу.

Я вздохнула и огляделась. Коралловый Чертог жил своей жизнью. Его ничуть не тронула драма, что разыгрывалась здесь совсем недавно. Его обитатели по-прежнему сновали туда-сюда среди водорослей и занимались своими делами.

— Кем буду? Кем буду? Кем буду? — пискляво вопрошала карликовая сущность с пёстрой рогатой раковиной на спине и тонкими ручонками своими подкидывала вверх ракушки и разноцветную гальку.

На что оно гадает? Оно хочет узнать, кем станет после Туманного Водоворота?

Я тоже хочу узнать, кем буду после возвращения. Прежней Маури точно уже нет и не будет.

Ингрен подал мне руку и помог подняться.

— Хочу предупредить, — негромко сказал он. — Не пытайтесь с кем-либо обсудить увиденное. Мы с вами сможем между собой поговорить, потому что были здесь вместе. Прочие ныне живущие узрят Чертог в отпущенный час. Вы просто не сможете заговорить о нём.

О, я понимаю. Это нечто за гранью понимания. Даже я после возвращения постепенно забуду почти всё, что связано с Чертогом. Точнее, я не знаю пока, что забуду, а что запомню навсегда. Невозможно, я думаю, забыть то, что произошло с Ардвином.

Пусть успокоится его душа…

Ингрен привлёк меня к себе и обнял за плечи.

— Сильно не пугайтесь, — шепнул он.

Кожу защекотало — это по ней побежали голубоватые ниточки, те, что опутывали Ингрена с ног до головы. Это было не страшно.

А вот то, как мы взмыли вверх, прямо в потолок Чертога — это было страшно. Я зажмурилась, но ничего не произошло.

Меня просто накрыло беспамятство.

…Доподлинно неизвестно точно, откуда взялось проклятие рода Шехрани. Когда-то, как говорили мне родственники Ардвина, оно поражало представителей рода сначала каждое поколение, потом через поколение, потом ещё реже и ещё. И было время, когда долгие годы проклятие не напоминало о себе никоим образом, и стали считать, будто оно иссякло навсегда… и, точно в насмешку, оно поразило сразу троих.

Говорят, что предок рода когда-то поймал в сети больную безголосую сирену, и вместо того, чтобы проявить милосердие, он посадил её в бочку и стал продавать ценные чешуйки с её хвоста. Ослабшая беззащитная сирена скоро испустила дух, но и мучитель после её смерти недолго наслаждался нажитым за её счёт благополучием — он превратился в страшную чёрную тварь, чей облик прямо соответствовал его душевному уродству. И море в конце концов забрало его взамен безмолвно погибшей дочери и одарило проклятием его потомков.

Это одна из версий. Есть и другие, но я запомнила именно эту, потому что она ближе всего к действительности — перед искажением тела проклятие искажает душу и лишает человека милосердия, сострадания и доброты к другим — того, что является истинным богатством нашей расы. Человек становится опасен для мира уже на этом этапе. Предок Ардвина был таким изначально, и не найти для проклятия более благодатной почвы, и проклятие само себе её готовит.

Сирен боятся и ненавидят, ведь они враждебны и заманивают мужчин в морскую пучину своими прекрасными голосами. Эби-Ши тоже убила сирену из мести и в качестве трофея вырвала из её горла голосовую мембрану. И то, и то — убийство, но издевательства над беззащитным и схватка с равным, а то и превосходящим тебя противником — вещи всё-таки разные. Первое не вызывает ничего, кроме гнева и отвращения.

Наш мир жесток. И была ли я хоть чем-то лучше Эби-Ши или предка рода Шехрани, когда, ослеплённая яростью и жаждой мести, голыми руками терзала Ардвина?

Не знаю. Пока что я не могу найти ответ на этот вопрос. Очень сложно и очень больно.