«…Утро отрезвляет, и вот уже вчерашний разговор кажется лишь сном. Была ли она в действительности, или я сам ее придумал? Слишком уж хорошо я помню холодное прикосновение ее пальцев, не может быть иллюзией и мягкий шелк золотисто-рыжих волос, но разве мог бы я впустить в свою комнату вампира? Говорил ли я с ней, или мне это лишь померещилось? Сейчас утром мне кажется это невозможным и безрассудно-глупым, но отчего тогда я помню свежий ветер, дующий с Рейна, и вижу его с высокой скалы, на которой стояла девушка с развевающимися волосами цвета солнца перед тем, как броситься вниз?
Мария, Мария, что же ты со мной делаешь?
Почему ты просто не убила меня, не забрала мою кровь, как делала это с другими?
Почему не отпустила?
А теперь уже я боюсь отпустить тебя и больше никогда не увидеть…»
Артур неуверенно смотрел на кончик пера, с которого готова была сорваться синяя чернильная капля. Он запутался настолько, что даже не знал, что написать. Или знал, но боялся сам себе признаться, как и в том, что он всеми силами будет искать встречи с Мицци.
Лишь бы дождаться ночи — она мягко окутает город, изменив его до неузнаваемости. И вместе с ночью придет его прекрасная дама, сотканная из белого тумана. Что будет дальше, Артур не знал, он лишь помнил, как щемило сердце, когда она уходила, скрывалась в предрассветной мгле, а пальцы, только что касающиеся ее кожи, теперь сжимали воздух.
Однако вопрос, чем скрасить тоскливый день в ожидании столь желанной ночи, решился сам собой. В дверь настойчиво стучали, и, вставляя ключ в замочную скважину и открывая, Артур уже не сомневался, кого ему ждать за порогом.
— Мистер Берже, мистер Дюфрен… Я бы хотел сказать, что радуюсь вас видеть…
— Рад, рад видеть, — машинально поправил Люк, и Артур скрипнул зубами.
Люк скинул плащ и цилиндр на руки юноши и уверенно прошел в комнату, его коллега проследовал за ним.
— Конечно, не лучшее жилье, но здесь ты хотя бы под наблюдением и не натворишь бед.
— Я очень ценю вашу заботу, — Артур постарался, чтобы его слова звучали искренне.
— Так ценишь, что даже не предложишь сесть? — усмехнулся Фабьян.
Впрочем, приглашение им не требовалось — Люк нашел себе место на диване, Фабьян же занял единственный свободный стул, аккуратно переложив с него нетронутые книги по истории искусства на стол. Повисла неловкая тишина, нарушить которую решился, наконец, Артур.
— Я… Я просто хотел говорить, что я уже прекрасно себя чувствую. И этот инцидент…
— Ах, ну вот и славно, что произошедшее тебя не беспокоит! Знаешь, редкий человек бы на твоем месте так быстро все забыл, выкинул из головы, смирился с существованием вампиров, в конце концов. Но ты, парень, молодец! Всегда уважал в англичанах стойкость духа, — весело произнес Фабьян, и Артур не смог с уверенностью сказать, смеется ли тот или говорит серьезно. — Расскажи, чем занимаешься?
— Вернулся к учебе, — он кивнул в сторону аккуратно сложенных и ни разу не открытых за последнюю неделю книг. — Я решил писать выпускную работу по Давиду, его сюжеты так точно отражают события эпохи, и к тому же…
— А вдохновение ты ищешь, видать, в «Планте»?
— Но как вы…
— Мадемуазель Жанетт была очень мила и с радостью рассказала нам про странноватого англичанина, который искал там не только вдохновение, но и девушку… я сначала хотел было поинтересоваться, кто же настолько завладел его вниманием, но Люк мне подсказал.
— На Рейне в Бахарахе волшебница жила… — отвлеченно проговорил тот, крутя в руках какую-то подобранную на диване безделушку, и строчка из стихотворения Брентано прозвучала в его исполнении весьма зловеще.
Когда же он встал и подошел к Артуру почти вплотную, тот отшатнулся. Угольки глаз Люка жгли насквозь, они смотрели на юношу с ненавистью, в то время как остальное лицо сохраняло каменное спокойствие.
— Ты еще глупее, чем я предполагал, — произнес он холодно. — Идти навстречу своей смерти, раскрывать ей все двери — в буквальном смысле.
— Я не понимаю, о чем вы, — неуверенно пробормотал англичанин.
— Твое? — охотник повертел у него перед носом маленькой медной шпилькой, украшенной перламутровым цветком на конце.
— Что? Она была здесь? Вампирша? — Фабьян подскочил со своего места и недоверчиво осмотрел вещицу. — Ты свихнулся, что ли?
Артуру, может быть, и следовало бы ответить, а возможно, даже и решительно заявить, что ничего подобного не было и быть не могло, но он продолжал молчать. Никому теперь не интересная заколка была отброшена на стол, Люк же уверенным движением достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его юноше.
— Завтра с Сан-Лазара отходит поезд до Гавра. Оттуда садишься на паром до Англии и больше никогда сюда не возвращаешься. Может быть, это еще сможет спасти твою жизнь.
Это была во всех отношениях прекрасная идея. Как только она сама не пришла в голову Артуру… Он повертел в руках конверт, даже достал оттуда маленькую бумажку, которая должна была завтра решить его судьбу, пробежал глазами и аккуратно положил на стол рядом с заколкой. Он чувствовал, что должен что-то сказать, но словарного запаса на французском — да и любом другом языке — не хватало.
— А вы уверены…
Пауза. Мужчины выжидающе смотрели, хоть Артур и был убежден, что они знают, что он сейчас скажет. Люк — точно знает. Пока юноша собирался с мыслями, тот демонстративно достал папиросу из портсигара и чиркнул спичкой.
— Вы уверены, что правы относительно вампиры… вампиров? Относительно Мицци.
— Что ты имеешь в виду?
— Вы так уверенно меня убеждали, что они являются лишь чудовищами, неспособными ни что человеческое, и я, конечно, не могу спорить, но… Так ли они действительно ужасны? Я видел Мицци, я говорил с ней, она, как вы видеть, не убивала меня. И я — как же это будет — assure…
— Дурак ты, вот как это будет, — сказал Фабьян хоть и беззлобно, но и безо всякого уважения. — Дай-ка взгляну…
Он оттянул воротник рубашки Артура и аккуратно дотронулся до раны, нанесенной вампиршей. Юноша невольно поморщился.
— Еще кровоточит, плохо заживает, — с неудовольствием произнес врач. — Не отцепится она от тебя, пока не добьет.
— Она не собирается меня убивать!
— Ты так считаешь? — Фабьян все еще хмуро разглядывал его ранку.
— Это… это другие чувства.
— Ты думаешь, она любит тебя? Как бы не так! — неожиданно резко произнес Люк.
Артур был плохим физиономистом, да и собственные мысли занимали его сейчас куда больше, но на мгновение ему показалось, что всегда такое спокойное, словно каменное, лицо охотника на вампиров исказилось в злой усмешке. Впрочем, это могло лишь померещиться, потому что уже через секунду тот спокойно докуривал свою папиросу и смотрел сквозь тюлевые занавески за окно, где дождь размывал улицу, экипажи и пешеходов, делая их похожими на разбрызганные по бумаге акварельные кляксы. Больше ничего говорить он не собирался, и ему на помощь пришел Фабьян.
— Не любит она тебя, как же ты не поймешь! Она на уровне физиологических инстинктов не может отказаться от твоей крови… Хм-хм, как бы тебе это объяснить, — почесал он подбородок, глядя на сосредоточенно-непонимающее лицо Артура. — Вампир, испробовав кровь однажды и отпустив свою жертву, что случается, прошу заметить, крайне редко, не успокоится, пока не выпьет ее до конца. Эта зависимость, которую ты принял за человеческие чувства, лишь стремление вновь изведать твоей крови, вкус которой она не может забыть.
— Нет, все же вы не правы. Она бы могла убить меня сразу…
— Но не сделала этого? Считай, что оттягивает удовольствие. Представь, что творится у нее в голове: попробовав твою кровь, она не может думать ни о чем другом. Она знает про тебя все, — Артур поежился, — и никогда теперь не отпустит. Она прочитала тебя насквозь и просто помешалась на тебе, а точнее — уж не буду льстить — на твоей крови. Ее вкус и аромат сводят вампиршу с ума, она бредит ими! Мы сами видели, как вампир преследовал свою жертву из Реймса в Монпелье только потому, что не смог убить за один раз. Что это было, если не одержимость? Трудно понять, как мыслят и что чувствуют эти существа, но точно могу сказать, что не хотел бы оказаться на пути вампира, столь страстно жаждущего моей крови!
