Один такой эпизод своего пребывания в советском пионерском лагере дедушка Максима, нехотя, все-же рассказывал:

«Мне было лет 8 или 9, не помню. У нас была строгая дисциплина: в столовую – строем, обратно – строем. Жили строго по распорядку дня и никак иначе. Нас считали по головам, как цыплят, и никуда нельзя было самостоятельно пойти или отлучиться.

У меня тогда был довольно слабый мочевой пузырь, и во время тихого часа со мной случился конфуз. Когда все обнаружилось, товарищи по палате накинули на меня одеяло и устроили мне «темную». Они лупсовали меня кулаками, и били, чем попало, при этом дружно крича: «обоссанец, обоссанец!» После этого случая, меня по-другому уже не звали… Жаловаться было «не принято», да и некому. Вожатым было плевать на все, они уходили вечером после «отбоя» хороводить с такими же вожатыми из девичьих отрядов, которым также было плевать на своих подопечных девочек». Отец еще добавил, что дед вскоре убежал из лагеря, но был пойман и сурово наказан ремнем своим отцом за побег.

«Но несмотря ни на что, мы любили своих родителей, и часы общения с ними были лучшими в нашей жизни. Правда, так было далеко не в каждой семье. Вирус разделения неумолимо действовал, и давал свои болезненные проявления. Обострения отношений начинали проявляться в подростковом возрасте, когда появляются стремления к самостоятельности, когда ребенок уже не ребенок, но еще и не взрослый. В нормальной семье все противоречия сглаживаются заботой отца и любовью матери. Но семьи «нового формата» уже не могли сдерживать давления окружающего общества и терпели крах. Мужья искали утешение в пьянстве или с другими женщинами, жены не прочь были порезвиться с чужими мужьями, ну а дети, лишенные любви и внимания, были предоставлены сами себе, и их все дальше относило от родителей и часто разбивало об обочины жизни.

Появились другие лагеря – исправительные. Проблемы семьи породили проблемные судьбы. Ненависть, злоба, чувство собственной ненужности – делали свое дело. Потерявшие себя люди становились преступниками. Их пытались исправлять привычными методами: коллективным трудом и подавлением личности. В реальности это мало помогало. Получали лишь экономический результат, за счет использования даровой рабочей силы. В криминальной среде оформился особый клан «воров в законе». Эти люди имели влияние и власть, и не только в своей среде. Они находились на особом положении и не работали, как другие заключенные. Воровская элита была выгодна для властей. Руководство лагерей использовало их влияние на других заключенных в своих интересах, в основном, для давления на политических узников, которых намеренно содержали совместно с уголовным элементом.

Само по себе, появление огромного числа преступивших закон, вполне объяснялось состоянием их внутреннего протеста, протеста личности против, подавляющего ее, социального строя. Общество приняло схему «неизбежности отсидки» в лагерях «второго типа», как обыденность, как норму, что даже породило в народе циничную поговорку:

«раньше сядешь – раньше выйдешь!» Впоследствии, тюремный опыт, полученный этими людьми, будет во всю использован для передела собственности и давления на «толпу». Следующим объектом для удара избрали наиболее уязвимые в социальном плане группы: стариков и детей. Для первых избрали медленное вымирание через создание невыносимых условий для жизни. Естественно, что все было обставлено со стороны властей «красиво», с неизбежным привкусом заботы о своих гражданах. Выражалась она тем, что, время от времени, повышали размер пенсий и социальных выплат. Для особо мало обеспеченных людей, назначали субсидии. Внешне все выглядело замечательно. На практике же оказывалось иначе. После заявления властей о повышении пенсий, немедленно взлетали розничные цены, прежде всего на продукты, причем совершенно не в соразмерности с грядущим заявленным повышением. В результате: покупательная способность пенсионеров лишь только ухудшалась. На среднюю пенсию можно было прокормить лишь собачку, да и то, не крупного размера. С каждым актом подобного «милосердия» пожилые люди, положившие всю свою трудовую жизнь на благо страны, проваливались на очередную нижележащую ступень социальной лестницы. Но это еще далеко не все. Были задействованы такие дополнительные удавки, как медицина и аптека. Появилось множество коммерческих медучреждений, всевозможных платных клиник и «центров здоровья». Естественно, туда на более высокую зарплату стекались лучшие врачи и медперсонал. Лечение в «бесплатных» больничках стало не только бесполезным, но и опасным для жизни. Доходило до того, что врач на приеме спрашивал пришедшую к нему бабушку:

«Вы зачем пришли? Вы свой паспорт давно смотрели? Для вашего возраста это совершенно нормально! Идите, смотрите телевизор, там вам все расскажут: что у вас за болезнь, что нужно купить, и как принимать!»

Больного на приеме часто и не и думали смотреть: врач, уткнувшись в монитор, записывал данные пациента и все, что было необходимо для получения выплаты за этого больного в страховой кампании. Лечить людей стало абсолютно не выгодно, представлялось гораздо интереснее оказывать платные медицинские услуги. Этим и занимались. «Аптека» в данном вопросе и не думала отставать. Их становилось все больше, и аптечные сети разрастались, как грибы после дождя. Свои огромные барыши они получали от непомерно «задранных» цен на все лекарства. Дешевых препаратов и средств попросту не было, и за это упорно боролись. То, что раньше стоило копейки, продавалось под новыми наименованиями с всевозможными бесполезными добавками, но уже за «достойную» цену. Процветало производство «левых» медикаментов. Доля их в общем обороте производства лекарств достигала 30 %! Сбывали эту бесполезную и часто опасную отраву также через Интернет и сетевым маркетингом. Ходили по домам, квартирам, всячески обманывали доверчивых пенсионеров, вытягивая подчас последние деньги. Но главная петля была, все же, – коммуналка. Стоимость месячной квартирной платы в совокупности с оплатой счетов за электричество, отопление и прочие услуги часто превышали размер самой пенсии! Люди экономили и выкручивались, как могли.

Темными зимними вечерами сидели без света и старались лишний раз не открывать воду. Но это помогало мало. Управляющие компании находили все новые возможности по выкачке денег, навязывая людям разные, часто не нужные услуги. Разумеется, из «соображений безопасности и всеобщего блага». У людей росли долги, и как это водится в капиталистическом обществе, в итоге подавались судебные иски на собственников жилья. Часто случалось, что до судов люди просто не доживали. Подорванное болезнями, недоеданием и многолетним трудом здоровье, не выдерживало, и… жилплощадь находила нового, более платежеспособного владельца…»

– Мастер, просыпайтесь, мы прибыли, – тихонько тряс Максима за плечо сопровождающий.

– Мы на месте, – повторил он.

Уже вечерело. Место, куда они прибыли, было довольно пустынным и мрачным. Невысокие серые постройки, выстроенные рядами и обнесенные колючей проволокой, отбрасывали длинные тени в лучах заходящего солнца. Здесь еще недавно располагались корпуса федеральной тюрьмы, и жители небольшого близлежащего поселка составляли ее обслугу. Однако сейчас, после известных событий узников в ней было мало, охраны требовалось в разы меньше, и люди из поселка постепенно разъезжались кто куда. На этом страшном месте была в полной мере реализована «программа нейтрализации уголовного элемента», которая предполагала полную ликвидацию заключенных в течение одного года. Правительство определило эту задачу, как наиважнейшую, позволяющую раз и навсегда очистить общество от «человеческого мусора». В свете решений вопросов по искоренению преступности это представлялось вполне логичным, и было одобрено большинством населения планеты…. Он с внутренним содроганием припомнил, когда лишь благодаря своей интуиции и с помощью хитрых уловок удалось избежать правительственной командировки в «зону очистки», от чего не смогли «отбрыкаться» его многие коллеги по службе. По возвращению «оттуда», кое-кто из них спился, некоторые же «тронулись умом». Методы ликвидации были взяты у «гросс-ликвидатора» ХХ века Адольфа Гитлера, как эффективные и наиболее экономичные: отравляющий газ и крематорий.