— Мне жаль, Артурос, — пробормотал он через некоторое время. — Наверное, я мог бы лучше позаботиться о твоем потомке. На мне долг мой, и я найду способ его погасить. — Подумав немного, он поднялся с табурета и крикнул: — Паша! Паша, иди сюда. Выслушай мои повеления!
Паша просунул в комнату свою круглую бритую голову.
— Готов служить, милорд.
— Я решил, что делать.
— Это хорошо, господин.
— Из уважения к моему дорогому другу Артуросу я похороню его родственника в собственной гробнице. Таким образом я смогу почтить память друга, а также исправлю те ошибки, которые я мог совершить в этом прискорбном деле.
— Но ваша собственная гробница, господин?.. — Обычно спокойное лицо Паши омрачилось. — Господин?..
Термс услышал явное сомнение в голосе слуги.
— Полагаешь, это поспешное решение?
— Нет, господин, как можно! Но все же… — Он опасливо указал на мертвеца. — Быть похороненным в королевской гробнице… Насколько мне известно, он даже дворянином не был.
Король помолчал, обдумывая ситуацию, затем заявил:
— Гробница будет местом моего упокоения. Новая гробница. Свой саркофаг я отдам Дугласу. А у меня будет другой, еще лучше. — Турмс улыбнулся, вполне удовлетворенный своим планом. — Будет так, как я решил.
Паша вызвал бальзамировщиков, они забрали труп и приступили к работе. Приготовленное тело отнесли на носилках к подножию царского холма. Вместе с несколькими жрецами, группой воинов и небольшой толпой любопытных король в своей алой мантии с золотым кушаком и в высокой церемониальной шапке босиком спустился по тропе. В одной руке он держал оливковую ветвь, а в другой — изогнутый нож с золотым лезвием и рукоятью из черного оникса.
Жрец в желтом принес серебряную чашу с водой, смешанной с вином, и занял место возле носилок. Турмс окунув оливковую ветвь в чашу и трижды окропил тело. Оливковую ветвь он положил на грудь трупа.
Завершив на этом ритуал Последнего Омовения, Турмс надел сандалии и занял место во главе небольшой процессии. Жрецы подняли тело и вынесли на Священную дорогу — узкий коридор, высеченный глубоко в туфе. По ней они дошли до королевской гробницы. Король золотым ножом взломал перемычку из красного раствора, закрывавшую дверь в гробницу. Использовав причудливо изогнутый инструмент, король откинул внутреннюю защелку на двери и вошел в почти пустое помещение. Здесь стоял только саркофаг из цветного алебастра, украшенный фамильными символами: лебеди, дельфины и львы. Турмс обмакнул церемониальный нож в серебряную чашу и окропил святой водой дверные косяки и перемычку, затем вошел в гробницу и повторил процедуру с каждым углом квадратной камеры. Он приказал трем воинам открыть алебастровый ящик.
Запеленатый труп уложили внутрь и снова закрыли крышку. Подняв руки на высоту плеч, Турмс произнес краткую молитву за душу усопшего.
— О Великий Господин Небес, Творец Жизни, Твои дети приходят в жизнь; самые мудрые из них поклоняются Тебе. О Бог Творения, Ты даешь жизнь низкому и высокому, и те, кто понимает Твои благодеяния, радуются Твоему присутствию. Только Ты, Господи, даешь свет и тепло обитающим в Доме Жизни.
— Сегодня мы победили врага с Твоим именем. Колесница латинян сломана, копья затупились, мечи так и остались в ножнах. Захватчики уничтожены, а те, кто уцелел, бежали.
Славься, Великий Могущественный, Хранитель Народа, даруй нам божественную защиту, ибо мы — Твои последователи, мы молимся в Твоих храмах.
Слава тебе, Премудрый, Вселенский ваятель, творящий жизнь. Славься, Верховный и Вечный, Создатель Времени, Правитель всего, что есть и что еще будет. Мы склоняемся пред Тобой и просим благословения. А еще просим принять Тебя душу Дугласа. Вот он стоит перед Тобой и ждет твоего решения.
Царь Истины, Творец Вечности, Князь вечной славы и Повелитель всех богов, Ты даешь жизнь и отбираешь ее. Благословенно имя Твое во веки веков. Так говорит Турмс Бессмертный, оправданный и вечный, по Твоей воле правитель Велатри и Верховный Жрец Народа.
Церемония завершилась, король со свитой покинули гробницу, но дверь закрывать не стали. Дверные косяки выкрасили в синий цвет, а вход в погребальную камеру украсили гирляндами. По традиции теперь гробница останется открытой на протяжении трех дней, чтобы скорбящие могли оставить подарки — еду и питье для умершего и его семьи.
Выполнив свои обязательства, Турмс во главе группа жрецов, придворных и наемных скорбящих ушли, оставив двоих молодых воинов охранять могилу. Выйдя на дорогу к дворцу, король отправил остальных вперед, чтобы подумать наедине. Его мысли обратились к долгой дружбе с Артуросом и странным событиям, связанным с прибытием и смертью его правнука. Ему виделась здесь тайна, в которой он пока не разобрался. Не хватало знака или слова, способных осветить тьму, стоявшую за спиной Дугласа.
У его друга Артуроса был сын Бенедикт, которого Турмс хорошо знал — он ведь способствовал рождению этого ребенка, когда другие врачи отказались спасти мать и младенца. И Артурос, и его сын были хорошими, честными людьми; Дуглас был совсем не таков. Этот алчный человек не унаследовал ни одной добродетели своих предков. Турмс принял его при дворе из уважения к старому другу, и чтобы почтить память о тех годах. У него не было никаких обязательств перед покойным.
С этими мыслями Турмс Бессмертный готов был повернуть к своему дворцу на вершине холма. Он уже почти пошел в ту строну, но остановился, заметив нечто необычное в тени кипариса в начале тропы. Всегда чуткий к предзнаменованиям и обладающий острым зрением истинного провидца, Турмс так и не сделал первого шага.
Положив руки на колени, король наклонился и разглядел крошечного птенца — лысого, еще мокрого. Видно, он только что выпал из гнезда где-то на верхних ветвях. Кое-где к коже прилипли остатки скорлупы. Термс какое-то время рассматривал несчастное существо, затем поднял глаза к небу и вздохнул с благодарностью за то, что ему был дарован знак, который он искал. Теперь оставалось понять его смысл.
Птица вылупилась не вовремя; на дворе конец лета, прочие птицы давно оперились и встали на крыло. Крошечное создание опоздало родиться. Уже одно это облекало его на смерть. Оно так и не успело сделать хотя бы один вдох. Природа постановила, что он не должен жить. Такое случалось иногда, Турмс не мог этого не знать. Если у пернатых родителей не задалось с первым выводком, они будут пытаться воспитать второй, но птенцы почти всегда рождаются слишком поздно и не успевают вырасти достаточно сильными, чтобы пережить предстоящую зиму. В таких случаях смерть — это милосердие. Выпавшее из гнезда существо лежало в самом начале королевской дороги, той, что вела к дому Турмса. Следовательно, знак касался и самого короля. Это была еще одна смерть, которую следовало принять.
Король кивнул своим мыслям, отнес маленький трупик на обочину дороги и острым камнем выкопал неглубокую могилу. Поместил птенца в ямку, засыпал землей и положил на крошечный холмик камень. Он распрямил спину и уже готов был продолжать путь к дворцу, когда перед ним открылось полное значение явленного знака.
Это было предзнаменование, данное в ответ на тайну, раскрытую Артуросом и Дугласом. Теперь он видел совершенно отчетливо — перед его внутренним взором выстроились на дороге времени все участники событий, включая его самого. Он снова увидел прибытие Артуроса, вспомнил тяжелую беременность Сяньли, и то, как он помог спасти жизни матери и ребенка. Целители отказались от них. Он вспомнил первый вздох Бенедикта, услышал, как ребенок впервые заплакал.
Вот! В точности как крошечный птенец, выпавший из гнезда. Бенедикт не должен был появляться на свет.
Теперь Термс это понимал. Он привык к тому, что любое вмешательство в ход вещей ради спасения жизни оправдано, но тогда его действия дали начало череде событий, которые не должны были случиться вообще. Небеса в своей бесконечной мудрости постановили, что данная конкретная жизнь, и все, что с ней произойдет в дальнейшем, просто не должно существовать. Турмс, король-жрец Велатри, не разумея причин и следствий, решил иначе.
