– У меня лошадь, а не верблюд. Я её только как гужевой транспорт использую. В райцентр съездить, пожалуйста. А в тайгу телега не проедет. Так что извините товарищи.

Часть продуктов пришлось оставить деду. Набили один рюкзак консервами, один – макаронами и два рюкзака картошкой, взятой у деда.

Андрюха, отозвав деда в сторонку, попросил деда: – Дед. Ты нам трёхлитровую баночку своего крепкого напитка нацеди. Не для питья ради. Чисто для дезинфекции.

– Ну, хорошо,– ответил дед.– Только не злоупотребляйте.

– Ты только Вадьке не говори. А то он сразу всё выжрет. А так будет всем приятный сюрприз, – сказал Андрюха, пряча полную банку в сумку со своими вещами.

На следующий день двинулись через тайгу пешком. Так как была вероятность, что за день им этот путь не преодолеть, было решено сделать крюк. Дойти до заимки, там переночевать, и на следующий день добраться до места.

Дошли без приключений.

– Вот здесь твой прапрадед и нашёл эти самородки,– показал дед рукой на протекающую внизу речушку. Речка представляла собой широкий ручей с прозрачной водой, текущей по камням. В самых глубоких местах, вода была едва по пояс. А по большей части, можно было пройти её по камням, не замочив ног.

Сразу стали строить шалаш для ночёвок. Переночевав с ребятами, дед засобирался в обратный путь. А пацаны бросились исследовать реку. Начало было несколько обескураживающим. За целый день Вадик нашёл только один самородок. И тот оказался значительно меньше дедовских самородков. Дедовские самородки были граммов по десять, а этот едва вытянул на два грамма. У Андрюхи с Витьком не было даже такого результата. Они не нашли ничего.

– Ничего, – успокаивал Вадик. – Первый блин комом. Этот самородок показывает, что золото здесь есть. Просто нужно немножко поработать. Завтра с утра начнем мыть песок. Вон там есть хорошая песчаная отмель. И вон там. Здесь есть перспективные места.

Ночью у Андрюхи случился неожиданный приступ. Всю ночь его рвало. Жуткие боли разрывали ему все внутренности. То ли съеденные накануне пирожки, купленные на вокзале, рвались наружу. То ли загубленная алкоголем печень всё- таки дала о себе знать. Сие никому не ведомо. Но результат был на лицо. Андрюха подыхал. Пацаны всю ночь не спали, не в силах ему чем-либо помочь.

Когда рассвело, Витёк осмотрев Андрюху, заявил: – Ему в больницу надо. Он весь желтый. У него желтуха.

– Ты очумел, что ли? Какая больница? Я столько денег потратил, что бы добраться сюда. Я три месяца жил этой темой. А теперь всё бросить и идти назад? Я мог бы себе найти других компаньонов, но я понадеялся на тебя. Не на него,– показал он пальцем на Андрюху, – а на тебя.

– Сдохнет, – сказал Витёк.

– Да и хрен с ним, – с раздражением выругался Вадик. – Ещё одним алкашом меньше будет. Я его сюда не звал. А ты не мог на пару дней раньше загнуться? – обратился он уже к Андрюхе, – Специально момент выбирал?

– Убей меня Вадик, убей, – прошептал Андрюха.

– Это же брат твой,– сказал Вадику Витёк. – Он всегда о тебе так тепло отзывался, а ты о нём, только гнусности говоришь.

– А ты не задумывался о том, что, как правило, о гнусных людях говорят гнусности, а о тёплых людях говорят с теплотой. Было бы странно, если бы это происходило наоборот. Что ты мне на жалость давишь. Хочешь его в больницу? Бери и тащи его на себе. Только он у тебя в дороге скорее сдохнет. А здесь отлежится и будет как Ленин. Живее всех живых. Ты лучше о себе подумай. Я вчера нашел самородок. Ты,– вообще ничего. Если ты думаешь, что я тебе буду платить со своей работы, то ты ошибаешься. Ты получишь только то, что ты добудешь, с удержанием тридцати процентов после реализации.

– Ты как-то это по-другому раньше обрисовывал.

– А как я тебе это обрисовывал? Я тебе говорил, что я буду пахать, а ты будешь только бабки получать? Нет, брат. Как потопаешь, так и полопаешь. Или это не справедливо?

– Да нет. Всё правильно.

– Ну, так хватай лоток и пошли работать. Ну, или как вариант, хватай Андрюху и шагай в больницу. Право выбора за тобой.

– Извини братан – тихо сказал Витёк Андрюхе. – Ты уж потерпи немного. Постарайся заснуть. Всё пройдет.

Ребята спустились к реке, оставив Андрюху возле шалаша. Там Вадик показал Витьку, как пользоваться лотком и они разошлись, каждый выбрав себе место для работы.

Прошёл месяц. Андрюха стал чувствовать себя лучше. Тяжесть внутри осталась, но таких резких болей, как раньше, не было. По началу, он даже забыл о банке со спиртным, лежащей в его сумке. Потом у него появились мысли, что он больше никогда не притронется к спиртному, виня именно спиртное в причине этой боли. Потом, уже отпивая из банки, он думал о том, что какие же дурацкие мысли приходят ему в голову. По большей части он продолжал лежать, изредка вставая, что бы побродить по окрестностям. Ребята его тоже не доставали, искренне радуясь, что одной проблемой становится меньше. Но это была единственная уменьшающаяся проблема. Надвигалось понимание того, что приезд сюда был ошибкой. То ли они как то не правильно пользовались лотком, то ли артель, работавшая здесь в двадцатые годы, выработала всё золото, только вот на выходе они получали сущие крохи. В среднем по паре граммов в день каждый. Вадик уже прикинул, что если так пойдёт и дальше, то у него выходит долларов шестьсот за месяц. Сидя в родном городке, живя в маминой квартире, спя в тёплой постели, шестьсот долларов в месяц, может быть, было бы и не плохо. Но, стоя целый день в холодной воде, когда спину ломит от постоянной работы в наклон, когда и руки и лицо чешутся от комариных укусов, когда по ночам не можешь заснуть от ненавистного зуда комаров, то начинаешь понимать, что «такие» шестьсот долларов тебе не нужны.

В тот роковой день, Вадик, в очередной раз, выбрасывая из лотка пустую породу, вновь и вновь размышлял на эту тему. Надо менять тактику. Дед говорил, что где то здесь есть старые шурфы. Надо найти их и обследовать. Или по горам полазить с ломиком. Может, наткнусь на жилу? Ведь золото откуда-то вымывается. Ну а если ничего не найду? Потеряю время. Тогда и шестисот долларов не будет. Размышления эти прервал окрик: – Слышь, мужик! А как мне до ближайшей деревни добраться?

Зона, куда прибыл этапом месяц назад Крот, плавилась от жары. Уже неделю температура уверенно перешагивала тридцатиградусную отметку. Месяц нахождения в зоне рушил все его планы. Всё очевиднее становилось, что эти планы, были всего лишь дилетантскими фантазиями «первохода». Абсолютно не понимая, как зона устроена изнутри, он еще до суда, находясь в следственном изоляторе, навыдумывал себе, что в зоне он надолго не задержится. И фантазии эти основывались на фильмах, которые он любил смотреть на воле. А фильмы эти преимущественно были детективного характера, где хитроумные преступники покидали места заключения, то в мусоровозе, то в цементовозе, то в товарном вагоне. Действительность не имела ни чего общего с фильмами. Не было здесь ни мусоровозов, ни цементовозов. Зона оказалась разбита на «локалки», из которых тоже не просто было выйти. Но это была "жил.зона". А при ней есть ещё "пром. зона", или просто "промка". Там и режим помягче, и свободы побольше. И вот там- то вполне вероятно и находились эти мусоровозы. Существовала только одна проблема. Чтобы туда попасть, нужно иметь какую-нибудь нужную профессию. Профессии у Крота не было.

Школу Крот закончил без аттестата, то есть со справкой и с судимостью за хулиганство. Начинались девяностые. Кто-то из его одноклассников пошёл учиться дальше, кто-то пытался устроиться на работу, кто-то вливался в структуру набиравшей силу «уралмашевской» группировки. Кроту ни один из этих вариантов не подходил. Продолжить обучение, не имея аттестата зрелости, он не мог. Труд ему был органически противен. А учитывая, что в любой группировке имеет место быть строгая иерархия и дисциплина, то и это ему тоже не подходило. Больше всего на свете он любил свободу, и любое наличие начальства над ним было ему неприемлемо. Он сколотил вокруг себя кучку "малолеток", с которыми «стрелял» деньги у магазина, которые сразу же тратились на покупку спиртного и совместное употребление его. Вернее деньги «стреляли» "малолетки", а Крот вмешивался только когда возникали конфликты. Конфликтов, как правило, не было. Местные их все знали и понимали, что любое недопонимание им может выйти боком. Крот всегда носил с собой нож и вполне мог порезать куртку, пырнуть в ногу, либо нанести ещё какую-нибудь травму.