Однажды ранней осенью случилось нечто невероятное. Впрочем, это никак не повлияло на отношение Силена к богам, потому что он мог назвать человека, ответственного за сдвиг ситуации. Он, как обычно, сидел в приемной Диодора, дожидаясь встречи. Его голова шумела от выпитого прошлым вечером вина. Тем не менее обильное возлияние оправдало себя, и молодой студент, с которым он делил дешевое вино, поддался на коварство соблазна. Обрывки впечатлений и разговоров мелькали в уме Силена без всякой последовательности, но он знал, что ввел юношу в соблазн с величайшим мастерством. Он надеялся продолжить обольщение вечером с того самого места, на котором остановился.
Когда его наконец позвали, он нашел магистрата в его кабинете. Диодор просматривал свитки и сметы, разложенные перед ним на столе. Все шло своим чередом, как и много раз прежде, но в этот день магистрат выглядел немного подавленным. Его веки подрагивали от какой-то внутренней робости. Руки порхали над документами, как крылья встревоженной птицы. Он то и дело перемещал, сортировал, расправлял и снова скручивал свитки.
Силен в сотый раз начал свои увещевания. Он вновь заговорил о щедрости Ганнибала и о простоте поставленной задачи. Он еще раз перечислил победы карфагенян. Причем две из них действительно большие, потрясшие даже Рим. Силен хотел продолжить свою речь, однако Диодор прервал его.
— Ты сказал, две победы? — спросил магистрат.
— Не считая Тицинуса...
— Что Тицинус? При чем тут Тицинус?
— Это, конечно, небольшая победа, но ее нельзя игнорировать. Потом была Требия...
Диодор раздраженно всплеснул руками.
— Почему ты играешь со мной? Мы оба знаем, что мир изменился и что власть Рима поставлена под сомнение.
Силен не понял, о чем шла речь, но ответил спокойно, словно действительно играл с Диодором в кошки-мышки.
— Да... И тебе уже известно, как это получилось?
— Известно не хуже тебя! Твой обезумевший хозяин... Он превратил Италию в лавку мясника! Кругом резня и кровь! Я знаю, ты специально утаил от меня бойню у Тразименского озера, но не считай меня дураком.
— У Тразименского озера?
Диодор посмотрел на него и, увидев отвисшую челюсть Силена, еще раз сердито всплеснул руками. Но постепенно раздражение магистрата ослабло, поскольку его собеседник не скрывал своего смущения. Глаз политика четко отмечал любые перемены в настроении оппонента.
— Ты ничего не знаешь о Тразимене?
Силен никогда не слышал об этом местечке, но ему не хотелось показывать свою неосведомленность.
— Некоторые события в мире ускользают от моего внимания. О других я слышал в общих чертах.
Помолчав немного, он спросил:
— Может, ты расскажешь мне подробности, о которых я еще не знаю?
— Что толку говорить о деталях? Либо ты знаешь об этом сражении, либо не слышал о нем. Хотя в подобные рассказы верится с трудом. Твоему командующему удалось воспользоваться рельефом местности. Он устроил ловушку для легионов Фламиния и уничтожил всю его армию. Перебил, как цыплят, собравшихся в курятнике. Я не думал, что когда-нибудь услышу о таком фатальном поражении римлян.
Магистрат поднялся со стула, принес кувшин вина и чашу. Хотя день еще толком не начался, Силен тоже ощущал небывалую жажду. Он поднял кувшин и отпил прямо из него — достаточно много, чтобы хмель ударил в голову. Диодор забрал кувшин из его рук и вновь наполнил свою чашу. Какое-то время они молча передвигали кувшин туда и обратно. Каждый был занят собственными мыслями. Наконец Диодор взглянул на Силена и прочистил горло.
— Предложение Ганнибала еще в силе?
Через четыре дня поздним вечером двое мужчин медленно шли по коридорам нижней части крепости. Получив толчок к действиям, Диодор приступил к задаче с нервозной быстротой, которая удивила Силена, но оказалась очень эффективной. За основу взяли уже составленный план, хотя его пришлось приспособить к сегодняшним условиям. Разбойники сделали свою работу, однако понесли большие потери. Судя по результатам резни в коридорах, каждый из пяти римских охранников убил, по крайней мере, троих турдетан. Уцелевшие иберийцы получили деньги за труд и покинули крепость.
Переступая через трупы и осторожно шагая по залитому кровью полу, Диодор предупредил Силена о плохом состоянии пленника. Римляне обходились с ним жестоко. Диодор описал те пытки, которые применялись к нему, и Силен содрогнулся от ужаса. Легионеры задавали Ганнону тысячи вопросов, а он не ответил ни на один из них.
— Поэтому его избивали и пытали, — сказал Диодор.
Подойдя к нужной двери, он никак не мог подобрать правильный ключ. Его руки дрожали, усложняя простую задачу. Бренчание ключей разносилось звонким эхом по пустому коридору. .
— Они не нанесли ему больших увечий. У него по-прежнему есть руки и ноги, но он перенес неописуемые страдания. Так что не питай иллюзий на его счет.
Силен коснулся плеча Диодора.
— Ты сказал, что он не ответил ни на один из их вопросов?
— Ни слова не сорвалось с его губ, — прошептал Диодор. — Они применяли к нему пытки, которые сделали бы другого человека седым импотентом, но он упорно молчал. Ганнон не опозорил чести своего семейства.
Магистрат нашел ключ от камеры, вставил его в скважину и повернул. Затем он толкнул плечом массивную дверь. Силен неохотно вошел за ним в темную зловонную камеру. Широкий торс Диодора закрывал ему вид. Он представлял себе картины физического уродства, истерзанную обнаженную плоть и отвратительные позы, в которых тюремщики могли связать Ганнона. Но когда ему хватило смелости бросить взгляд на пленника, он увидел нечто иное.
Ганнон сидел на полу в углу, словно ребенок, страдавший от какого-то долгого наказания. Он кутался в длинный плащ с капюшоном. Его голова почти касалась пола. Он даже не пошевелился при их появлении. Возможно, Баркид принял их за своих мучителей. Силен с трудом нашел слова приветствия. Он шагнул вперед и, вытянув руку, коснулся колена пленника.
— Ганнон Барка, — прошептал он на карфагенском языке. — Ганнон, я пришел к тебе с благословением от...
Диодор оттолкнул его в сторону. Он просунул руку под локоть Ганнона и велел Силену сделать то же самое. Увидев вопрос на лице родственника, он хрипло пояснил:
— Отложи свои речи до завтрашнего дня. Давай быстрее выведем его отсюда.
Они вытащили пленника из камеры, положили его на тачку и, накрыв тряпками, вывезли из крепости на темные городские улицы. Диодор оставил их около доков. Он передал через Силена свою хвалу Ганнибалу, заверил его в тайной дружбе и вновь попросил подтверждения будущего богатства. Затем магистрат отправился домой, шепча под нос слова и пробуя интонации, которые он намеревался использовать при общении с легионерами. Он искал ответы, легко стекавшие с его языка.
Тем же вечером Силен и его спутник покинули город и вышли в море на борту небольшого корабля, который разрезал темные воды с рискованной скоростью. После долгого ожидания грек снова почувствовал себя свободным. Ветер, дувший в парус, назывался зефиром, но он считал его благословением богов. Капитан торгового суда без лишних вопросов понял, что их миссия была опасной и тайной. Он все время держал парус по ветру и мчался по морю, словно сидел на загривке буйного быка.
Укрывшись в крохотной каюте от ночного холода и брызг, двое мужчин сидели друг напротив друга. Морская качка вернула Ганнону рассудок. Он пристально смотрел на грека, как будто выискивал его черты в какой-то дальней части памяти. Силен несколько раз заговаривал с ним, но Баркид молчал, выжидая подходящий момент. Наконец в темноте прозвучал его голос. Похоже, он решил пошутить.
— Из лап одного грека...
— В руки старого друга, — закончил фразу Силен. — Хвала богам, что, пережив все беды тюремного заключения, ты сохранил чувство юмора. Может, хочешь перекусить?
Я запасся продуктами, потому что боялся, что тебя морили голодом.
Ганнон покачал головой.
— Римляне считают, что хорошая пища ослабляет волю человека. Они кормили меня мясом, хотя сами предпочитали более простую еду.