В тот вечер, когда армия вышла из болот, он провел совет с генералами. На протяжении всей встречи Магон смотрел на него с угрюмым изумлением. Он не произнес и двух слов, но перед тем, как уйти в свою палатку, младший брат пожелал поговорить с Ганнибалом лично и наедине. Как только офицеры попрощались с ними, он высказал свои мысли без стеснения и мягкости.

— Как это могло случиться? Ты почти ослеп! Ты не видишь меня! Во всем виноват нумидиец! Мы вырвем у него глаза за то зло, которое он навлек на тебя! Ганнибал, нужно что-то делать. Не поддавайся болезни! Ты слышал, что говорит Мандарбал ? Он верит, что только человеческие жертвоприношения могут успокоить богов, покаравших тебя.

Взглянув на огорченное лицо брата, Ганнибал вдруг нашел ответ, который так долго искал. Он понял, что все это время боролся с сомнениями относительно собственных сил. На его губах заиграла усмешка. Магон, сам того не осознавая, помог ему вернуть былую уверенность в себе.

— Наши солдаты погибают в мою честь ежедневно, — ответил командир. — Если бы человеческие жертвоприношения приносили мне здоровье, то я был бы уже бессмертным. Неужели Ганнибал не может получить какую-нибудь рану?

— Это не рана! Твоя болезнь не от копья или стрелы! Это проклятие, наведенное нашими врагами...

Ганнибал покачал головой.

— Перестань! Ты слышал былину о генерале Багоре? Мне рассказал ее отец. Я только один раз слышал эту историю, но отец считал ее правдивой. Один из капитанов Багоры, бравый и крепкий воин, славился своим умелым обращением с копьем. Он стал героем ранних войн с ливийцами еще до той поры, как овладел первой женщиной. Но однажды на поле боя он наступил на человека, который показался ему мертвым. А этот враг был живым. Он вскочил на ноги и одним ударом меча отрубил правую руку отважного воина. Рана залечилась быстро, но капитан уже не мог продолжать свой ратный труд. Он отказался от должности и отверг предложение стать наставником рекрутов. Когда его вызвали для объяснений к генералу, он пожаловался, что считает себя бесполезным. Он не мог держать копье! Боги предали его, хотя он посвящал им свои подвиги. И тогда, не говоря ни слова, Багора вытащил меч и отрубил капитану вторую руку. Герой упал на колени и, с трудом говоря от боли, попросил генерала пояснить его поступок. Знаешь, что ответил ему Багора?

Магон покачал головой.

— Теперь ты точно бесполезен для меня, сказал он. Но не из-за потери первой руки и не потому, что я лишил тебя второй. Ты стал бесполезным для меня в тот момент, когда назвался таковым. Ты так и не понял, что боги презирают людей, жалеющих себя.

Ганнибал прочистил горло и поднял подбородок. Помолчав немного, он добавил:

— Магон, я не хочу презрения богов. Ия прошу тебя больше не сожалеть о телесном ущербе — моем или твоем. В ранах нет хулы для нас. Спасибо, что напомнил мне об этом.

Утром второго дня после их появления в Этрурии разведчики принесли Ганнибалу свежие новости. Римский легион под командованием Фламиния расположился лагерем близ города Арретиума. Времени на подготовку к битве почти не оставалось. Весть о присутствии карфагенян могла достигнуть консула за несколько дней, если только он уже не знал об этом. Обдумывая следующий маневр, Ганнибал вспомнил о Туссело. Нумидиец сопровождал его на всем пути через болота. Они иногда обменивались парой фраз, но поскольку маршрут точно соответствовал описанию Туссело, Ганнибал обычно размышлял о чем-нибудь другом. Теперь он почувствовал необходимость поговорить с этим человеком.

Когда Туссело вошел в палатку, командир тихо хмыкнул, давая понять, что заметил посетителя. Ему только что удалили гной, сочившийся из глаза. На пальцах остались капли едкой желтой слизи. За свою жизнь он видел много всего, что вытекало из тел солдат, но его удивляло, откуда в человеческом глазе могло появляться столько жидкости. Он вытер пальцы о тунику.

— Из-за тебя я потерял половину зрения, — сказал Ганнибал.

Туссело не стал оправдываться.

— Если бы я мог вырвать себе глаз и заменить им твой, то сделал бы это без колебаний.

— У меня опытный хирург, но даже он не произвел бы такую пересадку. Хотя в твоем предложении есть доля соблазна. Мой брат считает, что в отместку за свой недуг я должен вырвать твой глаз. Я мог бы носить его на шее, как кулон, в знак того, что мое возмездие равно той силе, которая поразила меня в око.

Ганнибал подчеркнул угрозу дальнейшим молчанием. Наконец Туссело сказал:

— Если хочешь, можешь забрать себе мой глаз.

— Ганнибал не станет тешить свое тщеславие из-за какой-то раны. Я позвал тебя, чтобы поблагодарить за тот путь, который ты показал. Мы оказались там, где мне хотелось быть. Перед нами вся Италия. Ее легионы остались позади. Все, как ты сказал. Подойди, присядь и взгляни на карту.

Он указал нумидийцу на стул, стоявший по другую сторону походного стола. Туссело сделал, как ему велели. Какое-то время его светло-коричневые глаза блуждали по карте Италии, затем он поднял голову и вопросительно посмотрел на командира.

— Этот рисунок отличается от той страны, которая сохранилась в моей памяти, — сказал он.

— Тогда опиши мне ее словами, чтобы я мог найти ловушку, скрытую в ландшафте. Помоги мне придумать план битвы, и этим ты сделаешь свою жизнь очень ценной для меня.

Нумидиец долго не раздумывал. Он тут же открыл рот и начал говорить. Слова слетали с его губ плавно и ровно, как будто он цитировал заученный текст. Ганнибал откинулся на спинку стула, закрыл глаза и вдруг понял, что инфекция пощадила вид мира по другую сторону век. В его воображении все оставалось четким и красочным. Он слушал рассказ африканца и узнавал страну глубже, чем при изучении различных карт, которые во многом уступали описанию Туссело.

В тот же вечер к нему пришел врач и после долгого осмотра подтвердил печальную истину, уже известную Ганнибалу. Его глаз умер. Отныне ему было суждено смотреть на мир только единственным оком. «Ладно, — подумал он. —Я принимаю это». И тогда он почувствовал, что время отсрочек прошло. На следующий день его армия двинулась вперед, сея хаос пожарищ и разрушений. Повернувшись спиной к римским легионам в Арретиуме, Ганнибал пошел на Фесулу — укрепленный город, который он взял с наскока и изнасиловал в буквальном смысле слова. Мужчин и юношей убили, над женщинами безжалостно надругались, детей разогнали пинками по холмам. Его воины взяли все, что могли унести, остальное сожгли. Армия направилась на юг, повторяя трагедию Фесулы в других городах и поселениях. За ними простиралась черная пустыня отчаяния. В этом походе Ганнибал не проявлял ни малейшей жалости. Чтобы закончить войну, ему требовались сотни тысяч смертей, поэтому он решил пополнять свой счет ежедневно. В то же время террор создавал у римлян миф о превосходстве африканцев и подгонял их к поиску средств, способных остановить кровопролитие.

У города Кортона его разведчики доставили весть, которую он терпеливо ждал. Фламиний погнался за ними. Его легионеры преследовали карфагенскую армию в дикой спешке, боясь, что они вообще не настигнут добычу. Римляне вновь проглотили наживку.

Оказавшись ближе к западному побережью, чем к восточному, Силен нашел безвестную рыбацкую деревню чуть ниже города Аскул и лишь оттуда вышел в море. Вся его миссия требовала жесткой конспирации без каких-либо ссылок на Карфаген и без использования африканских кораблей. Второе условие, хотя и замедляло путешествие, имело положительный аспект. Римляне, прежде не любившие море, в последнее время проявляли интерес к военному кораблестроению. Силен не хотел плыть на судне, которое могло попасть под атаку их трирем.

Несмотря на секретность миссии, его трижды останавливали римские патрули. В первый раз Силен назвался торговцем из Гераклеи, якобы продававшим кожаные изделия по всему Адриатическому побережью. На вопрос, не рискованное ли это дело, учитывая нынешнюю войну, он ответил, что не сомневается в победе Рима над африканскими врагами и что после их разгрома плоды его отважного труда должны были принести ему столь долгожданное богатство. Когда он продемонстрировал образцы своих товаров и предложил солдатам скидку, ему разрешили следовать дальше.