В дни, предшествующие первым проявлениям весны, командующий проводил совет за советом, расспрашивал разведчиков и рассматривал географические карты. Каждый маршрут становился предметом долгих обсуждений. Его главными целями были Рим и южные земли, где обитали союзники республики. Трудность заключалась в выборе пути. Они могли направиться к восточному побережью, взять или обойти Ариминум и спуститься вниз по Виа Фламиния прямо к Риму. Другой путь лежал через Апеннины к этрусскому городу Фесуле, откуда они могли начать путь к югу по разным тропам — не так прямо, как по Фламинии, но это был разумный маршрут, богатый фуражом и хорошо защищенный горами. Он привел бы их к сердцу полуострова. Еще они могли бы попытаться пересечь лигурийский хребет. Ганнибал считал подобный вариант почти невыполнимым, но, тем не менее, учитывал его в связи с возможным подкреплением, которое могло быть доставлено карфагенским флотом вдоль Тирренского побережья.
Как обычно, генералы приходили к нему с различными предложениями и свободно высказывали свои мнения. Бомилькар и Магон склонялись к наступлению на Ариминум, поскольку этот маршрут предполагал сражение с консулом Сервилием. Вся Италия открылась бы им, если бы они победили его. Махарбал и Карфало советовали остановиться на центральном пути, позволявшем быстрым всадникам охватывать большие территории и сражаться в стычках, в которых они превосходили противника. Бостару понравился трудный переход через хребет на пути к побережью. Он подчеркивал выгоды от встречи с карфагенским флотом. Мономаха вообще не волновало, какой маршрут будет выбран: каждый из них вел к римской крови и этого ему вполне хватало.
Однако ни один из вариантов не устраивал самого Ганнибала. Ему хотелось чего-то более хитрого и более запутанного — того, что смутило бы римлян и ввергло их в панику.
Когда он услышал, что среди всадников Махарбала имелся человек, который знал тайные тропы через близлежащие земли, он велел привести его к нему без промедления.
В середине теплого и приятного утра этот человек был вызван в палатку командира, в которой помимо Ганнибала в тот момент находились Магон и Силен. Молодой воин вошел вслед за Махарбалом, скромно склонил голову и молча уставился на земляной пол. Его исхудавшая фигура указывала на то, что он месяцами страдал от недоедания. Парень походил на пугало, с помощью которого крестьяне гоняли птиц с полей. Его одежда представляла собой коллекцию из шкур и мехов, едва защищавших от холода. Длинные и грязные волосы давно не знали ухода. Они не опадали на спину, а дыбились вокруг головы, как львиная грива.
— Его зовут Туссело, — сказал Махарбал. — Он с нами после Сагунтума. Хороший всадник, но я не могу сказать, откуда он знает эти края.
— Ты массилиот? — спросил Ганнибал.
Туссело кивнул.
— Откуда ты знаешь итальянские земли?
Не поднимая взгляда, Туссело ответил ровным и спокойным голосом:
— Я был рабом римлян и жил в этой стране двенадцать лет. Один из моих хозяев промышлял торговлей. Мы много путешествовали, поэтому я знаю территорию. Много мест и путей сохранились в моей памяти.
— Теперь, когда ты смотришь на Италию свободными глазами, она стала казаться тебе другой?
— Да, другой. И той же самой.
— Наверное, трудно возвращаться в страну, которая поработила тебя — особенно для массилиота. Твои соплеменники редко становятся рабами. Ты вернулся, чтобы отомстить?
Нумидиец ответил не сразу. Он прочистил горло и пожал плечами, не желая говорить. Но Ганнибал терпеливо ждет.
— Я не знаю, — наконец сказал Туссело. — Да, мое сердце пылает от гнева. Римляне нанесли мне большой урон, но не материальный. Его нельзя возместить. Я хочу отомстить, командир, но пока не нахожу слов, чтобы объяснить свои желания.
— Я не заставляю тебя подбирать слова, был бы ты уверен в своих поступках, — произнес Ганнибал. — Какую тайную тропу, ведущую на юг, ты знаешь?
Туссело объяснил, что к северу от Арретии проходила заброшенная дорога. Он указал ее на карте, которую генералы использовали при обсуждении маршрутов. Тропа вела прямо на юг от реки Арно и далее шла через болотистую местность. О фураже не могло быть и речи. На постоянно мокрой земле росли только водяные растения. Гнилые деревья, с затопленными корнями, уже много лет стояли голыми. Трава почти отсутствовала. В это время года дорога выглядела холодной пустошью, широкой полосой земли, часто уходившей под воду. Большую часть пути пехоте пришлось бы идти по колено в грязи. Туссело рекомендовал эту тайную тропу лишь по той причине, что никто из римлян не примет ее в расчет, когда их войска будут блокировать остальные дороги. Карфагенская армия могла бы просочиться в центр Италии за спинами двух легионов, направленных Сенатом, чтобы преградить ей путь.
— Мой хозяин однажды поехал по этой дороге, чтобы избежать сборщиков налогов, которые охотились на него, — рассказал Туссело. — Ион не прогадал. Но даже в середине лета земля там была мокрой и вязкой. Весной, наверное, будет еще хуже.
— Ты по-прежнему называешь его хозяином? — спросил Силен.
Туссело метнул на него сердитый взгляд, затем снова повернулся к Ганнибалу.
— Это просто слово, которым мне легче пользоваться. Истина в другом.
Магон подтянул к себе папирус с нарисованной картой.
— Судя по твоему описанию, дорога в болотах будет такой же опасной, как и горные перевалы.
— Именно поэтому люди и отказались от нее, — ответил Туссело. — Она самая малопригодная для путешествий. Но в случае удачи наша армия могла бы незаметно проскользнуть мимо двух консулов. Мы как бы исчезнем из мира в одном месте...
— ...и появимся в другом, — закончил за него Ганнибал.
Туссело кивнул. Он впервые посмотрел в глаза командира и добавил:
— Как по волшебству.
Наступила тишина. Через некоторое время Ганнибал отпустил нумидийца. Когда тот вышел из палатки, он спросил у Махарбала:
— Ты доверяешь ему?
— Я не знаю, откуда он пришел, — сказал Махарбал. — Но он никогда не давал мне повода усомниться в его верности. Я думаю, он действительно знает эти края. И мне кажется, что у него нет друзей среди римлян.
— Я тоже понял это по его глазам, — согласился Ганнибал. — Иногда меня поражает, как действуют боги. Я не узнал бы о тайной тропе без твоего человека. Тем не менее, у меня было чувство, что такой путь имеется. Мысль о нем стучала во мне, как барабан. Это часть нашей судьбы. Я верю, что боги послали парня к нам для того, чтобы указать скрытый путь, который мы прежде не видели.
— Или чтобы сбить нас с правильной дороги, — проворчал Магон. — Не все боги добры к нам, брат. Лично мне не хотелось бы потерпеть поражение, увязнув с армией в боло тах. Мы не переживем еще одного такого испытания, как переход через Альпы. Боюсь, твоя авантюра будет стоить нам слишком дорого.
— Иногда повороты наших судеб отмечаются неприметными указателями, — сказал Ганнибал. — Я вижу в нумидийце именно такой ориентир. Почему он вернулся в страну, поработившую его? Даже он не в силах ответить на этот вопрос. Его тайная тропа похожа на стрелу, выпущенную из темноты. Римляне не увидят и не услышат ее полет. Они просто почувствуют дрожь древка, когда стрела вонзится в их грудь.
Он повернулся к Махарбалу.
— Скажи Туссело, что на марше он должен держаться рядом со мной. Если нам будет сопутствовать успех, я первым поздравлю его. Если что-то пойдет не так... он узнает гнев нового хозяина.
Когда встреча закончилась, Ганнибал попросил Силена задержаться. Как только они остались одни, командир поднялся на ноги и зашагал вокруг стола. Он прочистил горло, затем коснулся шеи пальцами, сжал ими складку плоти и подергал ее.
— Ты верен мне?
Силен, встревоженный тоном вопроса, быстро встал и ответил:
— Я не могу препятствовать тем сплетням, которые распространяются обо мне, но моя верность тебе абсолютна. Неужели кто-то оговорил меня?
Ганнибал остановился. Он поднял голову и, повернувшись к писцу, пронзил его суровым взглядом.