Солнечным утром поздним летом она прогуливалась по извилистой тропе небольшого леса в Новом Карфагене — в густой прохладной роще, где росли вековые гиганты, угодившие в ловушку гранитных стен города. За каменной кладкой, которая защищала этих избранных исполинов, некогда шумел огромный лес, простиравшийся на многие мили вдоль побережья. Однако при правлении ее мужа цена на древесину подскочила, и бревна в Новом Карфагене стали предметом роскоши. Это вызвало слухи о том, что снисходительность Гасдрубала Красивого к городской роще объяснялась не его любовью к природе, а прихотью наложницы, которой он был очарован. Рощу назвали Лесом Шлюхи, и данное название стало предметом гордости Сапанибал. Она давно перестала опровергать неверность мужа. Да, говорила она, ее супруг был настоящим мужчиной, а не слабаком, позволявшим фаллосу чахнуть от голода. В любом случае, шлюха, о которой шла речь, делила постель Гасдрубала в ту ночь, когда его убили. Она погибла вместо Сапанибал. Ее грудь и живот были покрыты колотыми ранами, как и тело любовника. Похоже, Ваал имел чувство юмора.

Она вдыхала сырую прохладу и находила умиротворяющий покой под куполом переплетенных ветвей. Да и кто бы не испытывал благоговения, стоя у подножья огромных дубов и елей, утопая ногами в густом папоротнике и прислушиваясь к шелесту листвы над головой, вызванному легким ветерком? В тайне от других Сапанибал иногда спала в лесу. Растянувшись на мшистой земле, она закрывала глаза и слушала, как мир природы вращался вокруг нее. Это было редкое удовольствие, во время которого она чувствовала, что возвращает себе давно забытую частичку души.

Она первой увидела Имилце, ее слуг и охрану. Несколько часов назад Сапанибал отправила к ней посыльного и назначила встречу. Замедлив шаг, она какое-то время наблюдала за свитой. Сидя на скамеечках, принесенных слугами, они казались карликами в сравнении с окружавшими их деревьями, одно из которых упало два года назад, словно раненый зверь. Ширина ствола превышала рост любой из женщин. Упавшее дерево покоилось за их спинами, как стена, возведенная лесом. Странно, подумала Сапанибал, что раса существ, построивших такой огромный город, выглядела маленькими насекомыми перед лицом безмолвной природы.

— Милая Имилце, — сказала она, выходя на поляну, — прости меня за просьбу встретиться в лесу. Я всегда начинаю день с прогулок среди деревьев, и мне подумалось, что тебе будет приятно разделить одну из них со мной. Давай пройдемся. Я буду твоим проводником по Лесу Шлюхи.

Имилце встала и кивнула служанке. Они молча пошли по тропе. Гибкая и легкая поступь жены Ганнибала резко контрастировала с походкой Сапанибал. Хотя последняя имела хорошую одежду, опрятно сплетенные косы и красивые серебряные серьги в ушах, она чувствовала себя гусыней, ведущей лебедя. Это ощущение было настолько острым, что она пыталась скрыть свое смущение под добродушными шутками. Лес жил своей жизнью, и Сапанибал рассказывала Имилце обо всем вокруг.

Воздух вибрировал от какофонического пронзительного свиста тропических птиц — радужных созданий, с ярко-зелеными, красными и белыми перьями, с большими клювами и с абсурдной раскраской хвостов. Они были чужими в этой роще. Их популяция пополнялась каждый год и удерживалась на месте подрезанными крыльями и широким кольцом пустоши вокруг города. В число иноземных существ входили не только попугаи, но и группа обезьян, обитавших в лесу. Эти африканские животные, с тонкими мордами и длинными хвостами, демонстрировали такое проворство, что даже не верилось глазам. Они окликали друг друга и визгливо кричали на людей. Сапанибал вытащила горсть фиников из мешочка, привязанного к опоясывающей ее цепочке, и начала подбрасывать их вверх. Раздались новые крики. Обезьяны прыгали с ветки на ветку, подхватывая фрукты на лету. Они следовали за женщинами до тех пор, пока те не вышли к краю леса и не зашагали по желтому пшеничному полю, тянувшемуся до самой городской стены.

Приблизившись к ограде, Сапанибал опустилась на землю, скрестила ноги и выпрямила спину.

— Мы странные люди, — сказала она, указав на небольшое стадо животных у изгиба стены. Издалека они выглядели, как кони, но отличались от них окраской и особой грацией движений. То были зебры.

— Некоторые жители Нового Карфагена превратили город в экзотическую коллекцию — в сборище странных людей, животных и драгоценностей. По правде говоря, мне иногда кажется, что мой брат добивается успехов не из-за помощи самодовольного Карфагена, а вопреки ему. При определенных обстоятельствах наша экстравагантность может стать причиной краха. Имилце, тебе рассказывали, что ко дню моей свадьбы некий торговец по имени Састану привез из Африки двух взрослых жирафов? Это был его свадебный подарок для меня и Гасдрубала. Через несколько дней самец умер от лихорадки, а самке рассекли мечом артерию на шее, когда она лягнула ногой какого-то охранника.

Имилце по-прежнему не решалась сесть на траву. В конце концов она неохотно последовала примеру своей родственницы.

— Я не слышала эту историю. Мне хотелось бы посмотреть на жирафов. Неужели они действительно такие высокие, как о них говорят?

Сапанибал почувствовала нетерпение, хотя она сама затронула эту тему.

— Да, ты могла бы пройти под животом жирафа и над твоей головой осталось бы свободное пространство. Однако я собиралась обсудить с тобой другой вопрос. Сестра, я принесла тебе письмо от брата.

— От моего мужа?

Сапанибал достала из складок одежды небольшой, туго свернутый свиток.

— Осада продолжается. Она медленная, как лето, но не такая приятная.

— Ты читала письмо?

Сапанибал с укором посмотрела на нее.

— Я не читала его, сестра. Многие письма проходят через меня, однако это послание я сочла нужным передать тебе из рук в руки.

Имилце взяла свиток и прижала его к груди. Ее пальцы погладили бечеву и развязали ее. Помолчав какое-то время, она поблагодарила Сапанибал и, казалось, хотела уйти. Заметив это, Сапанибал предложила:

— Если хочешь, я прочитаю его для тебя.

Ее слова остановили Имилце. Она сначала покачала головой, но затем робко пожала плечами.

— Мне бы не хотелось обременять тебя, — сказала она.

Сапанибал протянула к ней открытую ладонь.

— О каком бремени ты говоришь? Это то малое, чем я могу порадовать тебя.

Молодая женщина передала ей свиток и скромно потупила взгляд. Сапанибал сняла бечевку, раскрутила пергамент и выпрямила его пальцами.

— Моя дорогая Имилце, — прочитала она. — Надеюсь, письмо найдет тебя такой, какой ты была в момент нашего прощания — образцом красоты и здоровья. Я молюсь, чтобы жаркое лето не нанесло большого вреда Новому Карфагену. До меня дошли слухи о массовых случаях лихорадки в регионе, но позже гонцы доложили, что все не так уж и плохо. Пожалуйста, уточни этот вопрос, когда будешь писать мне очередное письмо. Дела у нас идут медленно. Как ты предупреждала, наш противник оказался более упорным, чем я ожидал. Тебе этот народ знаком лучше чем мне. В следующий раз обязательно напомни об этом случае, чтобы я прислушался к твоим советам. Тем не менее осада будет завершена до окончания военного сезона. Можешь мне поверить. Ия вернусь к тебе, как только мы одержим победу.

Сапанибал замолчала, прочистила горло и отогнала муху, которая села ей на руку.

— Как юный Гамилькар? Мне очень жаль, что я не могу наблюдать ежедневно за его развитием. Это воистину одно из самых огорчительных обстоятельств. Надеюсь, ты напоминаешь ему о наших встречах весной, о нашей близости, чтобы его крохотное ушко, услышав голос отца, могло узнать меня по возвращении. Мне недавно рассказали, что после нашего отъезда ты каждый день воздаешь жертву богам за мое здоровье. Я благодарен тебе за это. Возможно, боги улыбнутся тебе и передадут твою мудрость нашему сыну. Имилце , ты, наверное, уже слышала, что я получил ранение. Не верь слухам: мое здоровье такое же, как прежде. Оно прекрасное. Твой любящий муж Ганнибал.