– Не всем.

– Речь не о вас. Что ж, пойдемте?

– Да.

Он шел по лесу будто по улице, хотя меж унылых облетевших ольх не было видно даже тропинки. Приходилось то подниматься вверх, то спускаться вниз, но поспевать за ним было для Вероники нетрудно. Он слегка ускорил шаг – она тоже. Зашагал совсем быстро, несмотря на крутой подъем, – и она не отстала.

– У вас и дыхание даже не сбивается, – не оборачиваясь, негромко произнес Сергей Васильевич. – Хотя ландшафт как в Швейцарии.

Ей казалось, она дышит тихо. Странно, что он различил, сбивается ее дыхание или нет. Впрочем, Сергей Васильевич начеку, конечно, потому и слух у него обострен, и ее дыхание он слышит так же, как сама она расслышала взмахи крыльев совы, пролетевшей меж темными ветками.

– А вы о чем-то сосредоточенно думаете, – так же негромко проговорила Вероника.

И удивилась своим словам. Ведь мысли не полет совы, как можно расслышать, что они вообще есть?

– Не думаю, – ответил он. – Балладу повторяю.

Это сообщение так ошеломило ее, что она даже приостановилась. Но тут же нагнала Сергея Васильевича.

– Что за баллада?

Не хотелось, чтобы любопытство в ее голосе показалось ему детским, но и сдержать свое любопытство не могла.

– Гете. «Ольховый Король», – ответил он.

– Я только «Лесного Царя» знаю.

– Это она и есть. Жуковский неправильно перевел на русский. Нельзя было ольху из названия убирать.

– Почему?

– Потому что Гете не случайно про нее написал. В средневековой Европе ольха считалась деревом несчастий.

– Почему? – повторила Вероника.

– Потому что растет у болот и сгорает так быстро, что не согреешься.

Что ольха растет на болотах и дрова ольховые быстро сгорают, Вероника, конечно, знала. Но слова Сергея Васильевича словно вывели ее простое житейское знание в какое-то другое пространство, где все было необычно и значительно. Как отец показывал ей когда-то созвездие Волосы Береники и читал стихи Катулла.

Вероника удивилась, поняв это. Тогда она не чувствовала ничего, кроме желания, чтобы папины объяснения поскорее закончились и можно было бежать на речку с багничскими хлапчуками и девчатами. А теперь все то не просто вспомнилось, но так странно и сильно связалось с происходящим сейчас…

– А все-таки красиво Жуковский перевел, – поскорее прогоняя странные мысли, сказала Вероника. – «Кто скачет, кто мчится над хладною мглой…» – шепотом продекламировала она. – А вы, значит, по-немецки повторяете?

– Да.

– Почему?

– Способствует концентрации.

Вероника шмыгнула носом. Что ж, к сонму связанных с ним загадок добавляется еще одна. А к перечню известных ему языков добавляется немецкий.

Она вдруг вспомнила, как в последний свой приезд в Баг-ничи плыла, стоя в челне, сквозь затопленный весенним половодьем лес, и дубрава незаметно перешла в ольховник, и стало казаться, что вокруг сказочное королевство, хотя про Ольхового Короля она тогда не думала.

– Надо отдохнуть? – спросил Сергей Васильевич.

– Как считаете нужным.

– Но вы устали?

– Нисколько.

– Если бы я знал, что вы так хорошо ходите, вообще не стал бы брать фурманку.

– Обычно не берете?

– Из Польши нет, конечно. А обратно – только если есть необходимость.

– На этот раз не было.

– Теперь вижу.

После часа ходьбы Вероника уже видела все вокруг если не как днем, то не хуже, чем в сумерках. Хотя было новолуние и тьма стояла кромешная. Поэтому, когда Сергей Васильевич предупредил:

– Осторожнее, справа берлога, не провалитесь, – она едва удержалась, чтобы не ответить ему что-нибудь снисходительное.

Берлогу под корнями раскидистой ели, стоящей над оврагом, Вероника заметила и сама. Подумала с интересом, есть ли там медведь, устыдилась своего неуместного любопытства – ведь вот-вот выйдут к границе, о медведях ли нужно беспокоиться! – но говорить обо всем этом ему не стала. Пусть сам скажет, что считает необходимым.

Все необходимое Сергей Васильевич действительно сказал сам, это уместилось в три слова:

– Делайте как я.

Вероника думала, что граница проходит по огромному пустому полю. Но когда вышли на опушку леса, оказалось, что пройти открыто придется лишь через малое пространство. Она бы такое за пять минут перебежала.

– Вон там уже Польша, – сказал Сергей Васильевич.

Ничем то место впереди, на которое он указал, не отличалось от того, где они стояли сейчас.

– А… полосы перекопанной разве нет? – удивленно спросила Вероника. – И колючей проволоки…

– Здесь ничего нет. Пограничники редко ходят, и то днем. Недавно из Польши целая сельская свадьба на советскую сторону перешла.

– Зачем? – не поняла Вероника.

– Да низачем. Напились и повалили.

– И их не задержали?

– Поляки только рады – меньше дурней останется. А советские решили, потом разберутся, кого расстрелять, кого… – Он заметил, что она от его слов поежилась, и добавил: – Не бойтесь.

– Я не боюсь.

– Отрадно.

Блестела сбоку неширокая речка. Вероника спросила, как та называется, и он ответил:

– Манюня.

Она не удержалась и прыснула от такого смешного названия. Но тут же закрыла себе рот рукой – показалось, что этот глупый звук далеко разнесся в ночной тиши.

– Идите рядом. Если хотите, можете взять меня под руку, – сказал Сергей Васильевич.

– Нет, что вы! Я и так не отстану, – заверила она.

Низину, в которую они вышли, окутывал туман. Очень кстати он сгустился – Вероника обрадовалась ему, как доброму человеческому присутствию. Земля была кочковатая, но ходить по такой она привыкла: на болоте-то еще и не такие кочки бывают. Вероника инстинктивно знала, куда ставить ногу, чтобы не запнуться и не упасть, и Сергей Васильевич точно так же это знал, она чувствовала. Они шли рядом шаг в шаг.

Плечи у него были неширокие, но то ли из-за легкости его походки, то ли из-за чего-то необъяснимого он казался ей сказочным богатырем и еще – частью тумана этого, и луга, и темного неба.

Страх ее прошел совершенно. Она подняла голову. В просвете между тучами проглянула Большая Медведица. И Коса Береники где-то рядом, значит. Она вспомнила, как папа показывал ей это созвездие с багничского крыльца, объясняя:

– В нем шестьдесят четыре звезды. Образно говоря, это небесная сеть. Именно здесь лежит северный полюс Галактики. И здесь же видны еще тысячи галактик и сотни их скоплений. Как подумаешь, так голова кружится! А тебе, милая, что легче представить, конечность Вселенной или ее бесконечность?

Вероника и теперь не знала ответа на тот вопрос. Она чуть было не задала его Сергею Васильевичу. Хорошо, что вовремя опомнилась. Что бы он о ней подумал, если б спросила такое сейчас…

– Стой, стрелять буду!

Окрик разорвал тишину, как будто выстрел не обещан был, а уже прозвучал. Вероника вздрогнула и сама чуть не вскрикнула. Но прежде чем она успела это сделать, Сергей Васильевич схватил ее за руку и бросился бежать через пустошь к польской стороне. Он бежал не прямо, а петлями, и она повторяла каждое его движение. Ей казалось, он не бежит, а несется над землею, как Лесной Царь.

– Стой! Стой, кому говорю!

Выстрелы из трехлинейки – Вероника вспомнила эти звуки – почему-то не испугали. В то мгновенье, когда они грянули, словно бы восстановились в ее памяти события, не успевшие уйти глубоко, – стрельба, взрывы, стоны раненых…

Стон, короткий и негромкий, раздался после третьего выстрела. Вероника почувствовала, что Сергей Васильевич отпустил ее руку. По инерции она пробежала еще немного вперед и только после этого развернулась и бросилась обратно.

– Бегите! – Ей показалось, что он закричал, но это был шепот. – Ну!

Он сидел на земле, согнувшись и зажимая ладонью правый бок. От растерянности у нее словно вспышка блеснула перед глазами. Но растерянность и прошла так же мгновенно, как вспышка.

– Можете встать? – Она упала на колени рядом с ним. – Вставайте же!