«А вот тут, – сказала N., – я всегда вижу гадюк. Они на рыбу здесь охотятся».

«– …Здорово…». И я с особой нежностью посмотрел на весело плещущихся рядом туристов. Мы поднялись на холм и вошли на территорию большого виноградника.

– Здесь змеи побольше. Но они не кусаются. Сами. Только хвостом могут ударить больно. А так они безобидные. Мы прошли через небольшой лесок. Палаточный городок с туристами остался далеко позади. Было по-особенному тихо, но в тоже время чувствовалось, что это место полно жизни. Иногда я слышал звуки, которые определял как взмах крыльев вспорхнувшей птицы или шорох в траве, бегущего по своим делам ежа. Вдруг N. прислушалась к чему-то, застыв в стойке как стройный ясноглазый индеец, и резко нырнула в кусты. Я был ошарашен. Но она вернулась буквально через пару секунд, держа в руках небольшую черепашку.

– Смотри, какая хорошенькая!

– Скажи, ты совсем не боишься?

– Кого? Черепаху?

– Меня, например…Мы ведь едва знакомы.

– Поверь, меня тебе стоит бояться гораздо больше.

Тогда я не поверил ей. И зря.

Пока мы пробирались сквозь заросли, мне на ногу прыгнула лягушка. У нее были приятные мягкие лапки, но от неожиданности я подпрыгнул вместе с лягушкой и чуть не завизжал. Это очень рассмешило N. Она взяла меня за руку, как маленького. У нее была приятная теплая ладонь, мои же ладони были потные от волнения.

Ярко пахло можжевельником. N. сорвала с куста и протянула мне какую-то фиолетовую ягоду, похожую на малину. Я почему-то совершенно бездумно положил ее в рот и раскусил. Но, видимо, мое лицо все же выражало некоторое опасение. N. засмеялась: «Не бойся. Это не волчья ягода. Это ежевика. Её здесь много». Кусты ежевики с шипами надежно перекрывали путь к крутой тропинке. Растение разрослось так масштабно, что сквозь него было очень трудно пробраться. N. уверено провела меня к большому гладкому камню, за которым и был спуск к морю. Мы двигались осторожно, держась за потрепанный канат, закрепленный на самом крутом участке спуска. Потом дорожка стала шире и удобнее. Внизу уже показалось море, тропинка заканчивалась. Но в конце пути меня ждал сюрприз в виде большой черной собаки, сидящей прямо у границы пляжа. Я оглянулся на N., она была совершенно спокойна. За ее спиной, метрах в десяти над ней на пригорке сидела такая же белая собака. Я не успел ничего сказать, как собака начала быстро и уверенно спускаться. Меня охватил ужас. С детства боюсь собак. Перед глазами мелькнула сцена, где я маленький наблюдаю кровавый фонтан из артерии на своей правой руке после укуса странной молчаливой собаки, которую я хотел погладить. Инстинктивно поднял с земли палку и приготовился драться с псиной. Пес стремительно приближался. Подбежал к N. и вдруг радостно завилял хвостом. Она присела, и начала гладить и трепать собаку по загривку. Наклонилась своей головой к его: «Лаки, мальчик, как ты вырос! Привет, привет, мой хороший…».

Такой компанией вместе с двумя огромными собаками мы вошли на территорию дикого пляжа.

Хозяйкой собак оказалась подруга N., милая хрупкая девушка с длинными темными волосами. Из одежды на ней была только набедренная повязка, ожерелье из ракушек и цветок в волосах.

N. сказала, что со стороны общего пляжа сюда можно добраться только на лодке. Слева и справа лагуну надёжно защищали обрывающиеся скальные стены.

Мы быстро установили компактную палатку N. и расположились возле нее прямо на песке. Я не помню, кто у кого лежал головой на животе. Так и уснули. Проснулись под чей-то неспешный утренний разговор и шум волн. Это подруга N. и ее лохматый парень с ожогами от солнца на красных веснушчатых плечах принесли нам две металлические кружки со свежесваренным кофе.

Горы подражали облакам. Морские волны изображали горы. Всё рифмовалось и множилось. Чайки, голуби, люди, камни. И в этой голограмме множился мой мир. Такой спокойный сегодня и такой тревожный и больной вчера.

– Подними ладошку. Чувствуешь солнце?

Я поднял ладони к небу. Теплый ветер забирался под шорты и футболку и закидывал порции тепла к животу и ногам. Эти солнечные поглаживания согревали душу и направляли ум в мирное русло.

– Вот так я хочу. Всем телом. Всей душой.

Каждой клеточкой чувствовать. Понимаешь?

Я понимал… Вернее, мне казалось, что я понимал…

Мы лежали на теплом песке. В небе медленно летел белоснежный Ангел, похожий на самолет.

Как всегда неожиданно, наступило самое нежное и самое короткое время суток. Солнце уходило на отдых куда-то в глубину моря за горизонт. Небо окрасилось сочными густыми красками и постепенно меняло цвет на все более и более глубокий. В темно-фиолетовом пространстве мирно блестели волны. Дневное активное золото солнца сменилось мягким ночным серебром луны, которая была огромным, ярким зеркальным дискотечным шаром в эту ночь, когда N. сняла шорты, скинула футболку и вошла в воду. В турецком языке есть слово «якамоз», оно переводится как «отражение луны на водной глади» и кратко выражает волшебство блестящей лунной дорожки на подрагивающем море в ночное время суток. Каким словом можно выразить сочетание красоты луны, отраженной в воде, с блестящей бронзовой наготой девичьего тела?

N.поплыла вдоль лунной дорожки и потом начала нырять, как красивый молодой дельфин. Через пару минут к ней присоединились ещё две обнаженные девушки, которых я почему-то не видел днем здесь. Они выскользнули двумя серебристыми в свете луны змейками из своей палатки, держась за руки. И так и вошли в воду вместе. Я чувствовал себя вором, тайно проникнувшим в пещеру с сокровищами.

Когда я проснулся на следующее утро, N. нигде не было. Не было также собак и их хозяйки.

– А они уехали, – сказала одна из вчерашних змеек. – У них какие-то срочные дела в городе.

Тем же вечером я вернулся во всё так же обесточенный, как и вчерашним утром при заселении, «Дом у моря» и уже в номере понял, что не знаю об N. ничего кроме имени. Я даже не спросил у нее номер телефона.

Я вернулся в Питер. И уже почти не вспоминал об N. Был очередной чудесный летний вечер. На улицах города вот уже третий месяц были развернуты декорации райского сада. Эдем лайт. Категория 18+.

Горожанки в обтягивающих футболках, легких платьях, шортах, юбках укрепляли во мне чувство прекрасного, и дарили ложные надежды на счастье. Но уже через пару недель этот праздник жизни начнет менять свои декорации и будет, с каждым днём, становится все более закрытым и приватным. До следующего лета.

Мы вышли с моим другом X. из бара «The Hat» на улице Белинского у станции метро Площадь Восстания, выпив там пару бутылок вина, в атмосфере классной живой музыки. Это было довольно милое и уютное, свободно – веселое заведение музыканта Билли Новика. Х. сказал, что в нем обычно выступают студенты училища имени Мусоргского, в котором училась его девушка, и петербургские джазовые музыканты, включая самого Билли. Девушка X. так и не пришла в тот вечер, и мы выдвинулись вдвоем в направлении какого-то нового клуба на ул. Рубинштейна. В этот момент отряд в моем лице заметил потерю бойца. X. лежал, растянувшись лицом на тротуаре. Его остроносые туфли зафиксировались в асфальте. У X. была железка в ноге после операции. И почти во время каждого затяжного винопития его приходилось поднимать с асфальта, как сломанную куклу. Мы вместе с каким-то добрым прохожим оторвали X. от тротуара и направили его остроносые туфли опять в сторону клуба на Рубинштейна.

– Вот Сидхартха, например, – продолжил я прерванный потерей единственного слушателя монолог. – Вырос во дворце. Был огражден от созерцания бед и страданий этого мира. А некоторые ограждены от созерцания радости в детстве. Всем нужно выбраться из дворца. В реальный мир… Я читал где-то про английскую пару, которой было отказано в усыновлении ребенка из-за того, что они были слишком счастливы в браке и не могли создать в семье атмосферу, в которой у ребенка было бы достаточно негативных переживаний для жизни в реальном мире. Представляешь?