Глупо. Я – глупая.

Как только я услышала, как дверь захлопнулась за задницей Грейсона, тут же изучила причиненный ущерб. Дыра оказалась не очень большой, но меня насторожила довольно широкая щель между стенами. По крайней мере, в целый метр. И зачем только она здесь, если на то нет причины?

Меня словно магнитом тянет к ней. Каждый раз, когда я пытаюсь отойти, по мне проносится мощная вибрация. Кончики пальцев гудят от желания протянуть руку. Заглянуть в бездонную пустоту и найти то, что зовет меня.

И вот я стою здесь, скрючившись и забившись в дыру. Раз уж моя сегодня пустует, то сгодится и эта.

Фонарик на моем телефоне высвечивает внутри стены деревянные балки, плотную паутину, пыль, тушки жуков. Я поворачиваюсь и направляю свет в противоположную сторону. Ничего. Паутина слишком толстая, чтобы разглядеть хоть что-либо, поэтому я поддеваю ее слои телефоном, словно палкой.

Клянусь, если я его уроню, я выйду из себя. Достать его будет невозможно – и придется покупать новый.

Вздрагиваю от прикосновения паутинок, кажется, будто по моей коже ползают жучки. Я снова разворачиваюсь влево и еще раз направляю фонарик в ту сторону.

Сбиваю еще паутину. Я уже почти готова просто махнуть на все рукой и забыть о том зове сирены, из-за которого попала в эту дурацкую ситуацию.

Ага!

Чуть дальше по коридору на свету что-то блестит. Всего лишь слабый намек, но и этого достаточно, чтобы я подскочила от восторга, ударившись головой о толстый гипсокартон, и в волосы мне что-то посыпалось.

Ох.

Игнорируя тупую пульсацию в затылке, выдергиваю руку и мчусь по коридору, прикидывая расстояние до того места, где заметила загадочный предмет.

Снимаю фоторамку с гвоздя и осторожно кладу ее на пол. И делаю так еще несколько раз, пока не натыкаюсь на фотографию моей прабабушки, сидящей на ретро-велосипеде, с охапкой подсолнухов в корзине. Она широко улыбается, и хотя фотография черно-белая, я уверена, что на ней красная помада. Бабушка говорила, что она красила губы такой перед тем, как поставить кофе.

Снимаю фотографию со стены и задыхаюсь, обнаружив перед собой зеленый армейский сейф. Он старый, с обыкновенным циферблатом на замке. Мои пальцы скользят по нему, и в моих легких разгорается волнение.

Я только что нашла сокровище. И, полагаю, благодарить за это должна Грейсона. Хотя мне хочется думать, что в конце концов я бы убрала все эти фотографии, чтобы мои предки больше не смогли смотреть свысока на мои крайне сомнительные поступки.

Смотрю на сейф, когда на меня налетает холодный поток воздуха, обращающий мою кровь в лед. От резкого похолодания я оборачиваюсь и оглядываю пустой коридор.

Мои зубы клацают, и кажется, я даже вижу, как из моего рта вырывается пар. Но так же быстро, как и появилось, ощущение исчезает. Мое тело медленно согревается до нормальной температуры, однако холодок вдоль позвоночника никуда не пропадает.

Не могу оторвать взгляда от пустого пространства, ожидая, что вот-вот что-то произойдет, но минуты идут, а я все стою и стою.

Сосредоточься, Адди.

Аккуратно положив фото на пол, я решаю стряхнуть с себя этот странный озноб и погуглить, как вскрыть сейф. Отыскав несколько форумов с пошаговым описанием процесса, бегу к дедушкиному ящику с инструментами, что пылится в гараже.

Это помещение никогда не использовалось для автомобилей, даже когда домом владела бабушка. Вместо этого здесь поколениями копился хлам, главным образом состоящий из инструментов деда и всякой всячины из дома. Хватаю нужные инструменты, бегу обратно по лестнице и приступаю к взлому. Старая конструкция довольно паршива с точки зрения надежности, но, полагаю, тот, кто поставил здесь эту коробку, не думал, что ее вообще кто-нибудь найдет. По крайней мере, не при их жизни.

После нескольких неудачных попыток, разочарованных стонов и разбитого пальца у меня наконец-то получается. Подсвечиваю фонариком, и нахожу внутри три книги в коричневых кожаных переплетах. Ни денег. Ни драгоценностей. Ничего ценного – по крайней мере, в денежном эквиваленте.

Честно говоря, я не особо рассчитывала на что-то подобное, но все равно удивилась, что не нашла ничего из этого, учитывая, что большинство людей используют сейфы как раз для хранения ценностей.

Протягиваю руку и беру находки, наслаждаясь ощущением мягкой маслянистой кожи под пальцами. На моем лице расплывается улыбка, когда я провожу по надписи на первой книге.

Моя прабабушка – мама бабушки и та самая женщина на фотографии, знаменитая своей красной помадой и яркой улыбкой, которая спрятала сейф. Бабушка всегда говорила, что ее звали Джиджи.

Быстрый взгляд на две другие книги подтверждает, что на них то же самое имя. Ее дневники? Должно быть так.

Ошеломленная, я иду в свою спальню, закрываю за собой дверь и устраиваюсь на кровати, скрестив ноги. Вокруг каждой книги намотан кожаный шнурок. Когда я беру первую книгу, осторожно разматываю шнур и открываю ее, внешний мир для меня исчезает.

Это в самом деле дневник. На каждой странице записи, сделанные женским почерком, а в самом низу каждого листа – фирменный отпечаток в форме поцелуя губной помадой моей прабабушки.

Она умерла задолго до моего рождения, однако я выросла, слушая бесчисленные истории о ней. Бабушка говорила, что дикий характер и острый язык она унаследовала от своей матери. Интересно, знала ли она об этих дневниках? Читала ли она их когда-нибудь?

Если Женевьева Парсонс была такой необузданной, как рассказывала бабушка, то, думаю, эти дневники могут поведать много интересного. Улыбаясь, я раскрываю оставшиеся две книги и проверяю даты на первых страницах, чтобы убедиться, что начну с начала.

А потом я не сплю всю ночь и читаю, с каждой новой записью ощущая все большее беспокойство.

Из беспокойного сна меня выдергивает глухой стук на нижнем этаже. Кажется, будто я вынырнула из глубокого, непроницаемого тумана, залегшего в самых глубинах моего мозга.

Продрав глаза, я пялюсь на закрытую дверь, концентрируясь на ее тусклых очертаниях, пока мой мозг не осознает, что меня разбудило. Сердце значительно опережает мой разум, мышцы в моей груди бешено сокращаются, а волосы на затылке встают дыбом.

На желудок накатывает облако беспокойства, и только спустя несколько секунд я понимаю, что звук, который я слышала, издала моя захлопнувшаяся входная дверь.

Медленно сажусь и вылезаю из-под одеяла. В теле бурлит адреналин, я уже проснулась.

В моем доме только что кто-то был.

Звук мог оказаться чем угодно. Это мог быть оседающий фундамент. Или, черт возьми, даже парочка призраков. Но точно так же, как интуиция предупреждает тебя о чем-то плохом, моя интуиция говорит мне, что в моем гребаном доме кто-то только что был.

Это тот тип, что стучал в дверь? Ведь так, верно? Это было бы слишком большим совпадением, чтобы какой-нибудь незнакомец специально проделал путь длиной в километр до поместья только для того, чтобы постучаться и уйти. И теперь он вернулся.

Если вообще уходил.

Встаю с кровати, меня охватывает озноб, по коже бегут мурашки. Дрожа, я беру с тумбочки телефон и неслышными шагами направляюсь к двери. Медленно открываю ее и съеживаюсь от громкого скрипа.

Мне нужна храбрость Льва и пусть Железный Дровосек смажет петли на моей двери. Я дрожу как лист, но отказываюсь прятаться и позволять кому-то свободно расхаживать по моему дому.

Щелчок выключателя, и лампочки начинают мерцать, освещая коридор как раз настолько, чтобы мой разум мог поиграть со мной в игры, рисуя за пределами света теневые фигуры. И пока я медленно иду к лестнице, чувствую, как за мной наблюдают глаза с висящих на стенах картин.

Смотрят, как я совершаю очередную дурацкую ошибку. Они словно говорят: «Глупая девчонка, тебя же сейчас убьют. Оглянись. Он прямо за тобой».