— Значит, этот принц решил управлять развитием человеческой цивилизации, — уточнила Ника. — А свое настоящее имя он не назвал?

— Да я, как-то не поинтересовалась, — пожала плечами Вера. — Какая-то бредовая затея.

— Ну, если вдуматься, то не такая уж и бредовая. Предотвратить войну, конечно, не просто, но возможно. Ты же знаешь, что все началось с убийства эрцгерцога Фердинанда каким-то сербом. Теперь известно время и место этого убийства, что нам стоит перехватить этого фанатика?

— Ты знаешь, меня гораздо больше волнует моя собственная жизнь. Мои родители… Но мать моя останется жива, если не будет меня, — сказала Вера и глаза ее наполнились слезами. — А зачем мне мир, где не будет меня? А отец мой, наверное, жив, но зачем мне отец, которому на меня наплевать?

— У меня подобная ситуация, — задумчиво сказала Ника. — Я никак не смогу предотвратить гибель моих родителей. Ведь тогда мне придется вмешаться в их личную жизнь… Мне кажется, что я не вправе это делать. А вообще-то тебе решать, принимать предложение принца или нет. Только я почему-то думаю, что у него есть свои корыстные интересы во всей этой истории, и он наверняка тебе не все рассказал. А что будет после того, как ты откроешь ему доступ к аппарату управления временем? Если он замыслил стать властителем мира, то конкуренты ему не нужны.

— Наверное, ты права, — ответила Вера. — Я бы даже поставила вопрос по-другому. Если только я имею доступ к аппарату управления временем, то зачем мне нужен какой-то принц вместе с его шайкой? Правда, я весьма приблизительно знаю, где находится та пещера. Хребет Сихотэ-Алинь не маленький… Долго можно ее искать.

— Я думаю, раз адепты ордена ее нашли, то и мы найдем, — продолжила Ника. — Только зачем? Что мы хотим изменить в этом мире?

— Я не знаю, — ответила Вера.

— Может ничего и не надо менять?

— Давай отложим этот сложный вопрос на потом, сейчас-то что будем делать? Возвращаемся в пансионат? Или отправимся на дальний восток?

— Ты знаешь, Вера, — задумчиво сказала Ника, — деньги у меня скоро закончатся, как их зарабатывать я пока ума не приложу. Но в моем бывшем имении припрятана шкатулка с фамильными драгоценностями. Зачем им пропадать? Имение могут разграбить и сжечь. По нынешним временам это обычное дело. Давай-ка съездим туда, заберем их. А потом можно ехать куда угодно и не думать о хлебе насущном.

— Вот это правильно! — обрадовалась Вера. — А потом отправимся в Питер, может, удастся и свою личную жизнь устроить. Меня ведь когда-то Саша Сычев замуж звал…

— Меня тоже, не далее как вчера замуж звали, правда не морской офицер, а приказчик из соседнего села, — рассмеялась Ника, — да еще малолетка, к тому же.

4

А в пансионате в это время тоже происходили некоторые события. Татьяна Павловна, директриса пансионата, приняла окончательное решение о его закрытии. Собственно, ничего другого и не оставалось. Уже давно перестала поступать денежная помощь от меценатов, нечем было платить зарплату учителям, продовольствия явно не хватало, чтоб пережить зиму. Новая власть решительно отказалась финансировать это буржуйское учреждение. А недавний налет адептов ордена «Черный кристалл» показал, что даже амазонки не смогут защитить пансионат от нападения извне. Это же не монастырь с каменными стенами. А деревянный двухметровый забор при современном оружии — не препятствие. Амазонки, каждая из которых в рукопашном бою справится с тремя здоровыми мужиками, не устоят против казачьей сотни.

Многих девочек удалось отправить к родственникам, а последних, у которых вообще никого не было, пришлось отправить в сиротский приют ближайшего города. Остались амазонки, группа из десяти человек которыми командовала Мария Фингерт и выпускницы шестнадцатого года, четыре девушки, которые остались без двух своих подруг из-за недавнего налета неизвестного доселе ордена «Черный кристалл». Вчера они привезли своего куратора Эллу Юрьевну с тяжелым ранением. Правда доктор, до сих пор остававшийся в пансионате надеется на благоприятный исход.

В стране бушевала гражданская война. По сельским дорогам шли небольшие вооруженные отряды, принудительно собиравшие у крестьян излишки продовольствия, а иногда и не излишки тоже. Продразверстка. А куда деваться? В городах начинался голод. Крестьяне не хотели продавать свою продукцию за деньги, которые очень быстро превращались в бумагу. Инфляция. Они, конечно, не знали таких слов, но сам процесс был вполне понятен и ощутим.

Этот день не задался с самого начала. Сначала пришлось провожать пятерых восьмилетних девочек в город в сопровождении двух воспитателей. Уезжать они не хотели, но выбора не было, трудным было прощание. Затем, четверо амазонок привезли раненную Эллу, которая раньше была их куратором, а теперь занималась обучением младших групп. Определив ее в лазарет, амазонки рассказали о том, что Ника отправилась в одиночку освобождать свою подругу.

Почти сразу же в ворота ворвался продотряд, состоящий из четверых вооруженных матросов и одной подводы. Старший потребовал немедленно сдать излишки продовольствия.

— Ну откуда у нас излишки, господин уполномоченный? — укоризненно сказала директриса. — Ведь у нас не крестьянская община. У нас дети сироты воспитываются… воспитывались… Мы сами с протянутой рукой ходим… ходили.

— У нас теперь господ нет! — рявкнул матрос. — Бросьте эти старорежимные словечки. Мы знаем, что здесь буржуйские отпрыски воспитывались. Не прибедняйтесь!

— Здесь воспитывались сироты. Какая разница от буржуев они остались или от товарищей?

— А вот мы сейчас проверим, ваши складские помещения, — ухмыльнувшись, сказал старший.

Однако, когда он вышел во двор к своему отряду ухмылка сползла с его лица. Во дворе стояли восемь девиц в черной униформе амазонок с карабинами в руках.

— Уезжайте с богом господа товарищи, — сказала, вышедшая следом, Татьяна Павловна. — Нет у нас ничего.

Командир продотряда, осознав весомость аргументов директрисы, махнул рукой, и продотряд покинул территорию пансионата. Сама же Татьяна Павловна решила отложить разговор с амазонками и обслугой пансионата о его закрытии до следующего дня. Хотя, девочки были умные и понимали, что не зря младшую группу воспитанниц отправили в город. Да и оставшиеся учителя и воспитатели уже давно ждали этого решения. Просто идти им было некуда.

На другой день Татьяна Павловна попросила всех, кроме сторожа на воротах, собраться в актовом зале учебного корпуса. Речь ее была краткой, и собравшиеся выслушали ее молча.

— С этого дня, — сказала она, — наш «пансионат искусств» закрывается на неопределенный срок. Сами мы автономно существовать не можем, а новая власть отказалась нас содержать. Не нужны мы никому. Младших воспитанников отправили в город, я думаю, их примут в детские дома. А мы с этого дня вольны отправиться куда угодно. У нас на складе есть некоторое количество продовольствия, но зиму нам не пережить. В окрестных деревнях нам ничего не дадут, да и продотряды прошлись по ним… С этого момента я слагаю с себя полномочия директора…

Тут она замолчала. Амазонки и персонал пансионата в составе трех учителей, двух дворников и двух конюхов, тоже молча топтался в зале. Вопросов ни у кого не было. Надежды-то были, но… Все понимали, что директриса сделала все, что могла в данных обстоятельствах. Многие работали здесь не один десяток лет, а большинство амазонок воспитывались с семилетнего возраста. Старшая группа, четверо девушек, готовы были уезжать и ждали только известий от Ники, которой могла понадобиться их помощь… А младшая группа, десять девушек шестнадцати — семнадцати лет, смотрели на своего командира Марию Фингерт. За последние два года они сдружились, расставаться не хотели, а теперь, привыкшие к дисциплине, ждали ее команды.

В этот момент подошел сторож, стоявший на воротах.

— Там это… ваша милость, — сказал он, обращаясь к Татьяне Павловне, — телега подъехала, на ней парень раненный и девица не нашенская, просят их принять… Ссылаются на нашу воспитанницу: Никандру Александровну…