Я подошел к лазу и благополучно выбрался из этого погреба. Затем вытащил мешок своей подруги, а потом и ее саму. Изменения снаружи были заметны сразу. Яма была мне по пояс, а снега склоне холма не было совсем. Это сразу внушило оптимизм, и я глянул на Анну свысока. Она выбралась из ямы уже без моей помощи, осмотрелась и на лице ее заиграла какая-то беспомощная улыбка. Хотя радоваться-то еще рано.
Спускались с холма мы быстро, не разговаривая друг с дружкой, только внимательно под ноги смотрели. Когда перешли на южную сторону, сразу увидели дорогу. Тут уж все сомнения отпали, дорога была асфальтирована. То, что мы в будущем, сомнению не подлежит, осталось узнать какой сейчас год.
На асфальтовую дорогу вышли быстро, и пошли по обочине, мимо прошел огромный самосвал, необычного вида. Я засмотрелся, а Анна даже головы не повернула. Затем навстречу нам прошла легковая машина, явно не из моего мира, а в Анькином мире я такие уже видел. Голосовать я не собирался, если она захочет — пожалуйста. Тут ближайший город, должен быть Павловск, если, конечно, его в мое время не переименовали. Надо как-то добраться до него. Денег здешних у меня нет, но в кармане брякают несколько серебряных монет двухсотлетней давности. Я их запросто превращу в здешние тыщи, надо только найти антикварный магазин, и стану богатым буратиной. А потом…
Додумать, что сделаю потом, я не успел, поскольку вдруг на обочине дороги оказалась автобусная остановка. Самая настоящая автобусная остановка, как и в моем времени. Мы, конечно, зашли под навес, я сбросил мешок Анны на скамью, и она тотчас стала в нем копаться, что-то выискивая среди всякого, уже не нужного, хлама.
— Деньги ищешь? — равнодушно спросил я.
— Вроде того, — напряженно ответила она, продолжая копаться в мешке.
Поиски увенчались успехом, и она извлекла небольшой мешочек, в котором лежал ее смартфон, еще какие-то прямоугольники из пластика и ее паспорт. Надо же! Сумела сохранить во всех наших перипетиях. «Молодец девочка, далеко пойдет, — мысленно похвалил я ее, — не то, что я». Мой настоящий паспорт остался в далеком 1919 году в общежитии города Павловска, а липовый дубликат, выданный начальником ВЧК Львом Борисовичем, остался в 1820 году в моем, опять же, липовом поместье в комоде у моей жены Ольги. Я, явно, далеко не пойду, скорее всего, меня поведут…
Тут появился автобус, опять же совершенно неизвестной марки. Импортная машина, сразу определил я, никаких наших машин я в этом мире еще не видел. Похоже, нас все же победили проклятые империалисты. Анна сразу кинулась в автобус. Я, прихватив мешок, отправился за ней, раз решил сдать ее с рук на руки, надо выполнять. Она, правда, обернулась ко мне, убедилась, что я вошел, и сунула водителю пластиковый прямоугольник. Тот приложил его к какому-то аппарату и из него выполз чек. Затем он повторил операцию, понажимав на кнопки этого аппарата. Теперь мы с Анькой стали полноправными пассажирами. Места в салоне автобуса были, и я плюхнулся рядом со своей подопечной. Впрочем, вру, какая она подопечная? Скорей уж наоборот. Теперь я от нее в зависимости. Но это дело поправимое, надо только найти точку, где берут антиквариат.
Прямо над кабиной водителя цветное табло, где был обозначен маршрут следования автобуса и конечный пункт — автовокзал города Павловска. Прекрасно. Но самое прекрасное то, что я прочитал ниже: год, месяц, день, день недели и текущее время. Было 2020 15 апреля 10–22.
Анна тоже увидела это и на лице ее играла наивная детская счастливая улыбка. Глядя на нее, я тоже заулыбался. На автовокзале она зарядит свой телефон, позвонит домой, ей вышлют денег, я посажу ее в самолет и мы попрощаемся, возможно, навсегда. Хотя, нет. Лететь нам надо вместе, ведь мне придется выбираться в свое время через те порталы, если они еще работают… Ну, да ладно, потом разберусь.
Если б я только знал, что будет потом, то сошел бы на первой же остановки, тем более, что до Павловска их было несколько. И ведь понимал уже, что дальше она и без меня легко доберется, просто попижонить решил. «Обещал вернуть в целости. Вот, пожалуйста, получайте!» А ведь мог догадаться, что произойдет… Да, не дал бог ума. Короче… Пока ехали до Павловска, Анька пребывала в мечтах, о бытовых удобствах, наверное, а я готовил пафосную речь для ее папаши.
А на автовокзале в Павловске нас сразу взяли под руки дяденьки милиционеры, а вернее полицейские, поскольку уже прошло очередное переименование правоохранительных органов. Мы даже сказать друг дружке ничего не успели, как сильные мужики в камуфляже увели нас в сторонку и усадили в разные автомобили. На мой глупый вопрос: «В чем дело, товарищи?» никто не ответил, а дальше я перестал спрашивать. Поскольку правоохранительные органы любят спрашивать сами, а на вопросы задержанных отвечать не любят.
Но о своей судьбе, я особо не беспокоился, да и о судьбе Анны, тоже. В этом мире мы ничего плохого не натворили. Вот если бы нас задержали в моем времени, другое дело. А здесь мы чисты как ангелочки. Вот такие наивные мысли бродили в моей немытой и нестриженой голове.
Прошла неделя, после моего задержания, а вернее уже ареста, кстати, за это время меня вымыли постригли и переодели, и следователь объяснил мне, что меня подозревают в похищении девицы: Анны Постольской, с нехорошими целями и грозит мне за это соответствующая статься уголовного кодекса, которая предусматривает семь лет лишения свободы. Дело мое совершенно ясное, за исключением одного нюанса. Кто я такой никому не ведомо. После многочисленных допросов и проверок выяснилось, что такого человека, как Максим Петрович Савельев девяносто седьмого года рождения (тут мне пришлось соврать), не существовало ни в Ельске, откуда я родом, ни где бы то ни было.
Был и еще один нюанс, так сказать, следователь, теперь уже не полиции а, ФСБ домогался: в какой горячей точке я получил пулевое ранение в ногу и рубленую рану на лице и на груди. Мое неуклюжее вранье о бандитских разборках, тут не прокатило. Бандиты такими винтовками не пользуются и саблями не машут… Знатоки, однако. По зажившим шрамам оружие определить могут.
Время шло, я понял, что ФСБ-шники от меня отказались и передали полиции. По части ФСБ я ничего не натворил, а вот по ведомству МВД мне есть что предъявить. Правда, насчет похищения, разговоры прекратились. Осталось нарушение паспортного режима и тут полная загвоздка: никак не удается установить мою личность. Ну, никто никогда меня не видел и знать не знает. Правда, есть исключения: Анна, ее мать, отец и бабушка. Но и тут проблемы. Родня жертвы похищения меня видели несколько часов и ничего обо мне не знают, кроме того, что я им сам наплел. А сама Анна уже давно требует моего освобождения. Но и это ни о чем не говорит. «Стокгольмский синдром», знаете ли. Не знаете? Это когда жертва, после освобождения, старается спасти своего палача. Вот так! Анну-то, конечно, тоже обследовали, но следов насилия или истязаний на ней не нашли, и это опять заводило следствие в тупик. Между тем меня перевезли в Ельск. По всем показателям мое дело должна была вести тамошняя прокуратура. Мне назначили нового следователя, но ничего не изменилось в моем статусе.
Наступил август, а мое дело стояло на мертвой точке. Следователь однажды сказал мне.
— Вот ты, дорогой, взялся неизвестно откуда, а можешь ты исчезнуть неизвестно куда?
— Попробую, если только вы отпустите меня… — с некоторым сомнением ответил я.
— Как же тебя отпустить-то? Ведь дело заведено… Обвинение в похищении снято, девица призналась, что ушла с тобой добровольно.
— Так какие проблемы? Нет обвинения — нет преступления… Отпускай меня начальник.
— Кого отпускать? Личность-то твою не установили… Если отпустим, куда пойдешь?
— Не знаю пока.
— Вот видишь, незнамо кто, будет обитать незнамо где. Опять к нам попадешь, и начнется сказка про белого бычка.
На другой день меня снова вызвал следователь и объявил, что ко мне на свидание прибыла Анна Постольская, моя «жертва», так сказать. Свидание происходило в отдельном кабинете, для свиданий предназначенном. Я уже не сомневался, что оно будет записано от начала и до конца, с целью вывести нас обоих на чистую воду. За прошедшие четыре месяца своего ареста я сильно поумнел и теперь мечтал только о том, чтоб Анна не ляпнула лишнее. Иначе, или в дурдом отправят, но это полбеды, или обнаружат порталы и перекроют доступ к ним, тогда я навеки останусь здесь. Оставаться в этом времени совсем не хотелось.