— Погоди, душа моя, — сказал я, понимая, насколько фальшиво звучат мои слова. — Посиди еще немного.
— Воля ваша, барин, — ответила она, возвращаясь на место.
— Не знаю я, что тебе ответить, — сказал я. — Ну, не должно так быть, как ты говоришь. Но так есть и правдивы все твои слова. Не должен человек рождаться рабом и не должно рабов быть… Но вот есть. Уже пора освободить крестьян. И есть люди, которые это задумали…
— Крамола это, барин, — сказала Ольга, — я ведь не о том спрашивала.
— А как без крамолы? Добровольно-то никто от своего богатства не откажется. Крепостные денег стоят. Знаешь, небось?
— Как не знать, — усмехнулась Ольга.
— Придет время и на Сенатской площади в Санкт-Петербурге… Немного уже осталось времени. И будь я проклят, если не выйду в двадцать пятом году на Сенатскую площадь…
— Непонятно вы говорите, барин, — удивленно сказала девушка.
— Иди, отдыхай Ольга, — сказал я и взял гитару.
Песня Городницкого подходила, как нельзя более кстати…
«Там где каторжный труд, там, где лес не почат
В необъятной заснеженной шири,
Наши песни поют, наши цепи звенят,
Наши избы стоят по Сибири.
Много написано о декабристах в истории России. Много сложено хороших песен, есть даже фильм «Звезда пленительного счастья» и песня Окуджавы о кавалергардах… А я запомнил песню Городницкого и допел ее до конца. Лучше чем он сказал, и придумать невозможно, особенно поражает конец.
Пусть запомнят потомки на все времена,
Добиваясь победы в сраженье,
Не всегда для свободы победа нужна.
Ей важнее порой пораженье.
Я пел не громко и не заметил, когда в комнату вошла Ольга. Когда закончил петь, из глаз ее катились слезы. Она подошла ко мне, положила руки на голову и прошептала:
— Храни вас бог. Храни вас бог барин…
— Да не называй меня больше барином, — раздраженно сказал я. — Хочешь, завтра сделаю тебе вольную…
— Нет, барин… Нет, Максим Петрович, не хочу, — испугано сказала она.
— Почему?
— А куда я пойду? У меня же ничего нет. Кому я нужна?
— Так никуда не ходи. Оставайся при мне.
— Но это же неприлично ба… Максим Петрович. Вольная девица и отставной военный вместе живут… невенчанные…
— А сейчас прилично?
— Сейчас прилично. Я ваша крепостная, вы мне приказали, я ослушаться не могу…
— Ну и дела… И что мне с тобой делать?
— Что хотите, то и делайте. Воля ваша…
— Ладно, иди к себе…
Разбередила душу. Вот ведь как все обернулось. Вот о чем надо писать, а не сказки про амазонок. Написать-то не проблема, да только ни одно издательство не опубликует, а меня отправят в Сибирь лес валить, на пять лет раньше, чем декабристов. Вылил я остатки мадеры в свой стакан и выпил единым махом. В голове уже шумело. Гитару я убрал на место и отправился на свою лежанку, обдумывая завтрашний визит в издательство. Оценка моего труда, меня больше не интересовала. Собственно, я хотел просто получить гонорар за опубликованную часть, да посмотреть иллюстрации Варвары. Денег на путешествие в восточную Сибирь уже хватит.
А на моей постели сидела Ольга. Вот ведь, добился, чего вовсе не хотел. А может давно уже хотел? Ну да хотел, только раньше Полина у меня в невестах ходила, а теперь что? Это получается бери, что дают? Нет, не так. Ольга женщина порядочная, хоть и не дворянских кровей. Сделаю ей вольную, хочет она того или нет. Всем крепостным дать волю у меня не получится, я же не император, а одно крепостной вдове запросто.
Ночь у меня прошла в полном удовольствии и не я один его получил. Ольга тоже была удовлетворена, и это я точно знаю. Утром я проснулся один, завтрак и кувшин для умывания с теплой водой ждали меня. Печка топилась, и весело потрескивали дрова.
— Сейчас пойдем оформлять тебе вольную грамоту, — сказал я Ольге, а вечером я пойду в издательство, получу гонорар и отметим это событие.
— Зачем мне вольная, если душа подневольная, — усмехнулась она.
— Потом мы с тобой обвенчаемся…
— Эх, барин, Максим Петрович, — ответила она. — Это в вас вчерашняя мадера говорит.
— Нет, Ольга, это твои вчерашние слова откликнулись. Давай будем завтракать и пойдем в городскую управу.
— Больно скоро все у вас, Максим Петрович, вы еще с барышней Денисовой не общались, а уж со мной венчаться собрались.
— Ольга, ты это брось. Я ведь… Да не могу я тебе всего сейчас объяснить, только придется нам с тобой скоро отправиться в дальние края. Твоего согласия не спрашиваю, поскольку…
— Да согласна я. Пойду за вами, хоть к чертям в преисподнюю.
— Кстати, — хмыкнул я, — и в этом есть доля истины.
Вольную грамоту для Ольги я оформил, не такое уж это хлопотное дело оказалось. А вот второе дело, получение гонорара за вторую часть повести не удалось, к моему великому удивлению. В издательстве произошли необъяснимые метаморфозы. Марка я встретил сразу же, как вошел в помещение редакции. У него был вид очень озабоченного и куда-то спешащего человека.
— Привет, Максим, — скороговоркой начал он, протянув мне руку, — повесть прочитал. Пойдет. Зайди к директору, по поводу гонорара. Мне сегодня очень некогда, дел невпроворот.
Я едва успел пожать ему руку, как он исчез за дверями своего кабинета, закрыв за собой дверь. Вот это прием. Даже просителей так не принимают. Впрочем, я и есть проситель, гонорар пришел просить. Ладно, не буду этому шустрику объяснять правила хорошего тона, пойду к директору, то бишь к Полине.
На втором этаже перед кабинетом я немного замешкался, стучать или не стучать. Этикет дозволяет в служебный кабинет входить без стука, но ведь хозяйка кабинета дама… Да плевать, что я еще не видел в этих кабинетах.
Полина сидела за столом и вдумчиво изучала, лежащие перед ней бумаги. Она подняла голову, затем указала на стул в пяти шагах от ее стола. «Вот кого надо учить этикету», — мстительно подумал я.
— Садитесь, Максим Петрович, — спокойно сказала она. — У вас удивительная манера врываться в кабинет без стука.
— Правила этикета, Полина Ильинична, дозволяют входить в служебный кабинет без стука в течение рабочего дня, — раздраженно ответил я. — А если вам угодно амурничать в рабочее время то извольте закрываться. И не вам меня учить правилам хорошего тона!
— Да как вы смеете в моем кабинете такое говорить!
Я сообразил, глядя на побагровевшую даму, что перегнул палку и добавил.
— Прошу извинить! Я зашел по поводу гонорара, за опубликованную часть своей повести…
— По поводу гонорара, Максим Петрович, могу сказать следующее, — успокоившись, ответила Полина. — Вы получите весь гонорар целиком, после того как выйдет из печати журнал с окончанием вашей повести. То что вы принесли вчера, я прочитала и в следующем номере будет напечатано. Сейчас идите и пишите окончание. Желаю вам успеха. Надеюсь вам все понятно?
— Позвольте, сударыня, но мы договаривались не так.
— С кем вы договаривались?
— С Варварой…
— Варвара Денисова, художник в нашем издательстве, а директор теперь я. Вот что, Максим Петрович, вы ведь человек не бедный и вам есть на что жить, к тому же вы получили весьма немаленькую сумму за первую часть вашей повести, а издательство сейчас испытывает финансовые затруднения. Поймите это. И не сомневайтесь, деньги вы получите. Кстати, если у вас есть еще романсы для публикации, то за них мы готовы расплатиться авансом. Все поняли?
— Чего ж тут не понять. Будут романсы, будут и финансы, а пока пишите и денег не просите.
В этот момент открылась дверь и появился Марк.
— Полина Ильинична, надо ехать в типографию, там проблемы… Вопрос еще не решен? — сказал он, покосившись на меня.
— Решен, Марк Савельич, — сказала Полина и, повернувшись ко мне, добавила. — Вы можете идти, Максим Петрович. Помните, что я вам сказала. Романсы будут оплачены сразу.
