Мисс Пламридж знала, что, если заступится за бедняжку, потеряет место, которым очень дорожит. К тому же Табита здесь без нее пропадет. Ведь неизвестно, какая гувернантка придет на ее место.
В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась, и в комнату с надменным видом вплыла леди Монтекью. Ричард не отставал от нее ни на шаг.
– Что здесь случилось, мисс Пламридж? Что натворил этот ребенок? – высокомерно поинтересовалась хозяйка.
– Кажется, Табита сильно обожгла руку, мэм, – с опаской ответила гувернантка.
– Она носилась по комнате, – торопливо вмешался в разговор Ричард, – а потом споткнулась, упала и угодила прямо в огонь. Все получилось так неожиданно.
– Понятно. – Леди Монтекью перевела взгляд на Табиту и не заметила, как сын подобрал с пола обгоревший листок и сунул в карман куртки. Он проделал это так ловко, что даже наблюдательная гувернантка не увидела.
– Отведите девочку в ее комнату, мисс Пламридж, – распорядилась леди Монтекью. – И займитесь ее рукой. Я с ней позже поговорю. Что за манера носиться по классу!
– Слушаюсь, мэм, – почтительно ответила гувернантка, с трудом скрывая отчаяние. Хорошо, что Ричард вышел вместе с матерью, потому что мисс Пламридж, женщина весьма кроткого нрава, готова была в этот момент наброситься на Ричарда с кулаками.
Мисс Пламридж, видя, насколько слаба Табита, решила перенести девочку в ее комнату на руках. Тем более что она была легкой как перышко. Уложив ее на кровать, гувернантка взяла с комода кувшин с водой и осторожно обмыла обожженную руку. Табита к этому времени пришла в себя и вспомнила, что на самом деле произошло в классной комнате, и, когда мисс Пламридж принялась ее расспрашивать, замирая от страха, все рассказала.
– Так я и думала, моя дорогая, – вздохнула мисс Пламридж, выслушав Табиту. – Но вытаскивать листок из огня было несусветной глупостью. Ведь ты могла потом просто переписать это письмо.
Табита кивнула. Ей трудно было объяснить свое чувство в тот момент. Она просто не могла иначе поступить. Это был своего рода протест против иронии Ричарда. Она это понимала, но не могла выразить, потому что была совсем еще юной, по сути дела, ребенком.
Когда мисс Пламридж бинтовала обожженную руку, девочка морщилась от боли, но терпела. Когда же повязка была наложена, она прикрыла глаза и снова почувствовала слабость.
– Ричарда нужно наказать, – сказала мисс Пламридж. – Я сделаю, что смогу, но от меня мало что зависит. Вряд ли твоя тетя понимает, что сын врет направо и налево. Он для нее ангел.
– Как я его ненавижу! – воскликнула Табита. – Господи, хоть бы он умер!
– Тише, тише, дорогая! Нельзя так говорить…
– Я сбежала бы отсюда, если бы не Доминик и Люси. Я не переживу, если больше не увижу их или вас, мисс Пламридж.
Табита, зарывшись лицом в подушку, зарыдала и никак не могла остановиться. Гувернантка с ужасом поняла, что у девочки началась истерика.
– Табита, пожалуйста, успокойся, моя девочка… Табита, ну перестань же… – принялась она упрашивать ребенка и вдруг, вздрогнув, как от удара, поспешно обернулась на скрип открывшейся двери. На пороге стояла та, кого сейчас хотелось видеть меньше всего.
– Что здесь происходит? – надменно вопросила леди Монтекью и, шагнув к кровати, резко приказала: – Немедленно прекрати хныкать!
Табита не выдержала и сорвалась. Руку ломило так, что глаза наполнялись слезами, сердце разрывалось от отчаяния, и девочка закричала сквозь рыдания:
– Убирайтесь! Оставьте меня в покое! Я вас ненавижу!
– Табита Монтекью! Да как ты смеешь! Мисс Пламридж, оставьте нас!
Оказавшись наедине с племянницей, тетя Монтекью схватила девочку за руку и, стащив с кровати, поставила на пол.
– Бесстыдная, дерзкая девчонка! – Она побагровела от ярости. – Что ты себе позволяешь? И это после того, как я тебя, как родную, приютила, дала крышу над головой? Неблагодарная нахалка!
После каждого буквально выплюнутого слова матрона безжалостно встряхивала Табиту, и девочка, обессиленная болью и задыхающаяся от обиды, повисла на руках леди Монтекью.
– Я должна была знать, что ребенок Элеоноры Лидерленд унаследует ее вопиющую непочтительность и нарочитое неуважение к людям высшего света! Тебе не место в моей семье! Не выйдешь из своей комнаты, пока я не разрешу, но после того, как надлежащим образом передо мной извинишься.
С этими словами леди Монтекью швырнула Табиту на кровать и с гордо поднятой головой выплыла из комнаты.
Впавшая в полузабытье Табита все же услышала, как в замке повернулся ключ, и волна отчаяния захлестнула ее. Следующий день она провела в полном одиночестве и только ближе к вечеру услышала, что кто-то открывает дверь. Со вчерашнего обеда у Табиты во рту не было и крошки. Она лежала на боку и тихонько баюкала обожженную руку, стараясь хоть как-то унять боль. Душа ее была переполнена тоской и грустью. Она вспоминала о злобных пакостях Ричарда, о его ненависти и жестокости к ней, об откровенной неприязни и презрительном пренебрежении со стороны тети. Она гнала прочь эти мысли, стараясь представить себе, что мама и папа живы и она счастлива, но это ей не удавалось. Пришла тетя.
– Ну что же, мисс. У тебя было достаточно времени для размышлений. Ты можешь спуститься в столовую и пообедать вместе с нами, если принесешь мне свои извинения. – Леди Монтекью ждала слезного раскаяния, но не дождалась. И, покраснев от гнева, заговорила презрительным тоном: – Кто ты такая, чтобы выказывать неуместную гордыню и озлобленность? Господь тебя покарает за это!
Она вышла, громко хлопнув дверью, и снова заперла ее на ключ. Табита обхватила себя руками за плечи, подтянула коленки к груди и, свернувшись калачиком, замерла, не ощущая, что ее бьет дрожь. Через некоторое время дверь вновь открылась, и на этот раз на пороге появилась симпатичная Верити Поттер. Она внесла поднос с обедом и стаканом молока, который осторожно поставила на ночной столик. Верити села на край кровати и зашептала:
– Мисс, мне не разрешили с вами разговаривать. Приказали только отнести еду, оставить и уйти. – Она с жалостью посмотрела на несчастную Табиту: – Мисс, вам обязательно нужно поесть. Быстрее поправитесь.
Выглядела девочка ужасно. А вдруг она ночью умрет? И все из-за хозяйки. Это она своим злобным равнодушием довела девочку до такого состояния. Подоткнув со всех сторон одеяло, Верити все-таки вышла из комнаты, опасаясь, как бы не заметили, что она слишком долго отсутствовала. О том, что она увидит утром, когда принесет Табите завтрак, служанка старалась не думать.
Утром Верити обнаружила, что Табита лежит неподвижно, свернувшись калачиком, как и накануне вечером. Еда осталась нетронутой. С замиранием сердца Верити коснулась лба девочки и с облегчением вздохнула. Лоб оказался теплым. Даже горячим. Слишком горячим. Служанка бросилась вон из комнаты на поиски мисс Пламридж, обратиться к леди Монтекью она не осмелилась. Это сделала мисс Пламридж. Леди Монтекью, осмотрев племянницу, послала за доктором.
Доктор Гудалл, осмотрев ожог, обнаружил, что он хорошо заживает и не может быть причиной лихорадки. Но почему у больной жар, определить не смог.
Поправлялась Табита медленно. Была на грани жизни и смерти. Леди Монтекью, явно испытавшая облегчение от того, что девочка не скончалась у нее на руках, старательно избегала всякого упоминания о событиях, приведших к недугу. Когда же Табита уже могла спускаться в столовую и ее жизнь вернулась в привычную колею, она заметила, что кое-что изменилось. К ней стали относиться чуть более заботливо. А главное, Ричард держался от нее подальше – и в один прекрасный день каникулы закончились, и он уехал.
Табита наконец выздоровела, но мисс Пламридж пока не позволяла девочке выходить из дома. Зима была в самом разгаре, и гувернантка не знала, как оградить свою подопечную от, не приведи Бог, еще одной простуды, и следила, чтобы девочка была всегда тепло одета. Хотя мисс Пламридж была ярой сторонницей свежего воздуха и регулярных моционов, она только в феврале позволила Табите возобновить ежедневные прогулки по угодьям поместья.