Чем скорее она выйдет замуж, тем быстрее душа его обретет покой. Только не за этого хлыща, который набрался наглости презентовать Табби эти отвратительные серьги. Он сделает все, чтобы найти девушке достойного ее мужа.
Глава 15
– Ты выглядишь божественно! – ахнула Люси, поправляя выбившийся из прически подруги локон. – Мама выбрала для тебя просто идеальный наряд!
Табита придирчиво оглядела себя перед высоким овальным зеркалом, стоявшим рядом с комодом.
Парчовый лиф показался ей несколько вызывающим, поскольку подчеркивал все достоинства ее фигуры. Однако заводить об этом разговор она не стала. Чуть раньше Люси безапелляционно заявила, что вырезы, слишком глубокие, по мнению Табиты, бывают только в платьях очень строгого фасона. А для бального совершенно не годятся.
Платье было белого цвета, какие обычно носят девушки на выданье, и эта снежная белизна удивительно шла Табите. Покрой был очень простой: открытые плечи, рукава до локтя, юбки, свободно ниспадавшие от высокого лифа почти до пола.
Причесала Табиту француженка-служанка Гортензия, которая, как заверила ее Люси, лучше многих многоопытных модельеров Лондона. Служанка собрала волосы Табиты в узел на затылке, оставив по бокам несколько свободных завитых локонов, изящно обрамлявших лицо.
Люси, в новом платье, уже причесанная, перебирала цветущие веточки на ночном столике Табиты.
– Как ты думаешь, кто окажет тебе честь сегодня? – спросила Люси.
– О Господи, – вздохнула Табита. – Хоть бы никто из них мне больше ничего не присылал! – Она подошла к столику и стала прикладывать букетики к корсажу. – Эти розовые бутоны от лорда Каннингема очень милые, но немного легкомысленные…
– Не нравится? – понимающе кивнула Люси. – Конечно, у половины дебютанток будут приколоты розовые бутоны…
– А вот розы мистера Коули мне кажутся чересчур крупными. Он подобрал их со знанием дела, но они слишком броские.
– Нет, не стоит их надевать, – согласилась Люси. – Лучше всего ландыши. Кто их прислал? Достопочтенный Максвелл? Ну что же, они очень подходят к твоему белоснежному платью.
Табита взяла небольшой букет прелестных белых лилий, поднесла к лицу и вдохнула едва уловимый аромат. Потом в нерешительности положила обратно.
– Может быть, эти? Мне не хочется никого из них ни поощрять, ни обижать.
В дверь постучали, и в комнату вошла леди Хантли, облаченная в ослепительной красоты бирюзовое шелковое платье, украшенное изящной брошью и в серьгах из аквамарина, с высокой прической в старинном стиле.
– Мама, ты великолепна, просто красавица! – чмокнула ее в щеку Люси.
– Да, мэм, вы очень красивы сегодня, – согласилась с подругой Табита. – Затмите многих молодых леди.
Леди Хантли рассмеялась.
– Ну уж нет. По крайней мере, с вами обеими, мои прелестницы, мне не сравниться!
А ведь и вправду прелестницы, с гордостью подумала она про себя. Люси сегодня была особенно хороша. Сегодня она сопровождала Табиту на ее первый в жизни бал.
И Люси, и Табита весь день были вне себя от волнения. Люси приехала несколько часов назад, и обе они, болтая, занялись проверкой бальных па, пока наконец графиня не отправила девушек отдыхать. Табита в своем белом бальном платье выглядела просто очаровательно, и леди Хантли подумала, что, может быть, Доминик наконец разглядит сокровище у себя под носом.
Тут она вспомнила, что держит в руке коробочку, и протянула ее Табите.
– Доминик просил меня передать. Каждой из нас он послал по букетику из нашего поместья. Ты любишь фиалки?
Табита открыла коробочку, вынула оттуда крохотные цветы и поднесла к лицу.
– Обожаю, – выдохнула она. – Какой аромат! Как это мило с его стороны, что он подумал о нас.
– Табби, это замечательно! Забудь про остальные букеты и приколи фиалки. В конце концов, у Доминика преимущество перед всеми.
Слова Люси заставили Табиту покраснеть, но она была слишком счастлива, чтобы скрывать это. Она отыскала у себя на столике небольшую скромную брошь и приколола букетик фиалок к корсажу, после чего крепко обняла Люси, а затем и леди Хантли.
– Спасибо вам, – тихо промолвила она, – спасибо за все… – Голос ее дрогнул, и она замолчала. На глаза навернулись слезы благодарности.
Леди Хантли протянула ей носовой платок.
– Не надо, не надо, моя милочка, – ласково сказала она. – Не плачь, а то глаза опухнут и покраснеют.
Табита приложила платок к глазам и, совладав с собой, улыбнулась. Вскоре она вышла вместе с Люси в радостном настроении.
Они, как всегда, опаздывали, и Доминик с Пирсом довольно долго томились в Желтой гостиной на первом этаже, коротая время за бокалом вина. Наконец они услышали женские голоса и поднялись из-за стола, чтобы встретить дам.
Первыми вошли Люси с Табитой, следом за ними леди Хантли. Но Доминик видел только Табиту. Он глаз не мог от нее отвести и буквально лишился дара речи. Однако, приглядевшись к ней, насупился и повернулся к матери и сестре.
– Кому пришло в голову одеть Табиту подобным образом?
– Мне. И мадам де Вальме, – быстро ответила леди Хантли. Ей не понравился тон, которым был задан вопрос.
– Это платье выглядит неприлично, – резко бросил он. – Табита не может в таком виде появиться в свете.
– Доминик Риз! – возмутилась Люси. – Ушам своим не верю! Все женщины на балу будут выглядеть «неприлично», как ты соизволил выразиться, только потому, что у них хорошая фигура.
– Люси! Как можно так говорить! – сердито воскликнула леди Хантли, потрясенная вульгарностью дочери.
Однако Люси продолжила:
– У меня тоже «неприличное» платье, Доминик? А у мамы?
– Нет… мне так не показалось. Но ведь Табита моложе тебя.
– На несколько месяцев. Это так важно?
– Нет, конечно, но ты, Люси, замужем. А на Табиту будут пялиться все мужчины.
Табита не произнесла ни слова, к горлу подступил комок, сердце болезненно сжалось. Она не выдержала и опрометью бросилась вон из гостиной.
– Табита! – Доминик бросился было следом за ней, однако Люси успела поймать его за руку.
– Видишь, что ты натворил, безмозглый грубиян!
– Хватит! – не терпящим возражений тоном сказала леди Хантли. – Люси, пойди за ней.
Бросив на брата взгляд, полный презрения, Люси устремилась к двери, но Доминик опередил ее:
– Я сам схожу.
На осторожный стук Доминика ответа не последовало, и он приоткрыл дверь в комнату Табиты. Она сидела на кровати, накинув на платье халат и запахнув его у самого горла. Доминик прикрыл дверь и шагнул к девушке.
– Я приношу мои самые глубокие извинения за случившееся, – виновато проговорил он.
Табита вздрогнула от неожиданности, подняла глаза и тут же низко опустила голову. Лицо ее было мокро от слез, губы дрожали, и Доминик испытал жгучий стыд, а раскаяние буквально терзало душу.
Он сел на край кровати и осторожно взял руку Табиты.
– Табби, когда ты вошла, у меня дыхание перехватило, такой ты была красивой, не могу объяснить, что я почувствовал. – Доминик говорил тихо, медленно, старательно подбирая слова. – Я долгие годы считал тебя ребенком, чистой наивной девочкой, нуждающейся в защите. Поэтому мысль о том, что ты появишься на балу в таком наряде, вызвала у меня желание проучить всякого, кто осмелится на тебя посмотреть. Но я не имею права поступить подобным образом, даже подумать об этом.
Он замолчал. Табита продолжала хранить молчание, уставившись на свои колени.
– Люси абсолютно права, в твоем платье ничего неприличного нет, все леди надевают такие на бал. Я – глупец и грубиян, сам не знаю, что говорю. Умоляю, прости меня, Табби!
Табита перестала плакать, но обида не прошла. Она чувствовала себя униженной.
– Тебе не за что просить у меня прощения, – едва слышно произнесла она, высвободив руку. – Мне нужно было самой обо всем догадаться.
– Табби, ну посмотри на меня. Вот так-то лучше. Теперь снимай этот кошмарный халат и пошли вниз, нас ждут.