– Ударь его, – велел Марван Натану. – Так, чтобы зубы вылетели. Уроки надо повторять.

Натан замер, чувствуя, как грохочет сердце. Между ними уже давно летали искры, сейчас же настало время грому и молнии.

– В его обращении ко мне я не услышал ошибки, – осторожно сказал Нат, готовясь к урагану. Но наставник вдруг улыбнулся.

– Хорошо, – кивнул он несчастному курьеру. – Тогда свободен.

Тот выбежал из тренировочного зала быстрее, чем Натан успел среагировать. Кулак Марвана врезался ему в челюсть снизу с такой силой, что он отлетел в объятия манекена, который непременно постарался бы его задушить, были бы у него руки. Язык Нат не прикусил, зато хруст зуба услышал. Услышал его и Марван.

– Так всегда бывает, – сказал он подозрительно спокойным тоном. – Пожалеешь чей-то зуб, будешь расплачиваться своим. Или чью-ту жизнь. Приведи себя в порядок и поспеши к прасалу. Нехорошо заставлять его ждать.

Нижняя челюсть онемела, а разбитую губу замаскировать ничем не удастся. Наставник протянул ему платок, и Натан, поколебавшись мгновение, его принял. Кровь залила подбородок и испачкала рубашку, зато в голове прояснилось. Марван знал, что случилось в Тихом Лесу. Натану опустил глаза, как тот посыльный минуту назад, потому что сказать в свое оправдание ему было нечего. Вот и объяснение того, почему наставник сегодня был сам не свой. Для него мир тоже перестал быть черно-белым.

– Тебе будут предлагать повышение, но ты должен отказаться, – приказным тоном, каким раньше он никогда с ним не говорил, заявил Марван. – Алый плащ для томных городских жирдяев. Я воспитывал тебя не для этого. Твое призвание – здесь, рядом со мной. А в будущем ты заменишь мое место, если, конечно, отрастишь к тому времени яйца. Ты должен стать жестким, как эта деревянная кукла. Только такой рыцарь сможет противостоять злу Темноликого и его слугам мортам.

Не оглядываясь, Марван вышел из зала, Натан же остался стоять с прижатым к губе платком, глядя в бездушное лицо манекена. Не было никаких сомнений – наставник каким-то образом узнал то, что ему удалось скрыть в лесу от своей Тройки. Зорфус не сбежал. Натан схватил его в овраге, раненого и голодного. От прежнего Зорфуса остались только глаза, которые еще можно было узнать.

– Звезды видно только в темноте, Нат, – прошептал он ему, направляя кончик его меча в свое горло. – Давай, одним ударом. Только помни, что кровь кровью не отмоешь. В Санкоф я не вернусь никогда. Гори в этом аду сам.

Больше он ничего не сказал, хотя Натан хотел его понять. Но для объяснений было не то место и не то время. Нат вытряхнул свою сумку, оставив ему все – карту, паек, лекарства. Зорфус бежал повторно и при себе у него ничего не было. Первый раз его посадили в карцер, но он оттуда загадочным образом исчез, породив легенду, что к его побегу причастны морты. Натаниэль ненавидел мортов, но, кроме Зорфуса, друзей у него больше не было. Так он свою дружбу и проводил – скудными припасами и прощальным взглядом. Обняться они не решились, хотя каждый понимал, что расстаются навсегда.

К прасалу Натан шел с тяжелым сердцем. Не только Марван мог догадаться, что Натаниэль отпустил Зорфуса. Слухи в ордене расползались быстрее крыс. То был грех, пострашнее обжорства, трусости или сквернословия, за что обычно наказывали рыцарей. Новую систему наказаний предложил именно Марван, и, как догадывался Натан, она стала последним камнем, сломавшим терпение Зорфуса. За ошибки, допущенные при выполнении службы, а также за нарушение правил ордена, рыцарям теперь полагалось наказывать себя самим – публично. Правда, нововведения пока касались только первогодок, а публичность ограничивалась судейским кругом из наставника и Черных рыцарей, оказавшихся по случаю в замке, но многих рыцарей от этих правил потряхивало. И Натан был в их числе.

Если процесс самобичевания не удовлетворял судей, в дело вмешивались наставники, на которых возложили эту обязанность. И кажется, Марван выполнял ее с удовольствием, если судить по его довольному виду каждый раз, когда он поднимался из тюремного каземата. А раньше самым страшным наказанием было заключение на стражу на срок до семи дней – ни о каком физическом наказании рыцарей и речи в древних правилах Санкофа не было и речи. Так было шестьсот лет, но в этом году новый прасал решил, что настало время перемен. Случалось, что пороли и старших рыцарей, но долгий опыт служения помогал им избегать промахов. Так и Натану еще ни разу не приходилось бывать в тюремных казематах, хотя с момента побега Зорфуса ему уже не раз угрожали поркой – за то, что беглеца слишком долго искали. Нат не боялся боли, но в этих новых правилах чувствовалось что-то нездоровое.

Рим Лакадон был самым молодым прасалом за всю историю ордена. С тяжелым взглядом синих глаз из-под сильно выступавших надбровных дуг, с крутым покатым лбом и ранним облысением он производил гнетущее впечатление на всех, кто видел его редко или впервые. К внешности добавлялся вкрадчивый голос, густая шевелюра темных волос с благородной проседью и высокий рост, клонивший чуть располневшего прасала к земле. Одни злые языки болтали о тяжелой болезни, а другие о глубокой старости, маскирующейся за моложавым лицом. Истинный возраст нового главы Санкофа хранился в тайне.

Натаниэля проводила в кабинет стража, плотно закрыв за ним дверь. Скрывающиеся в темноте высоких потолков стеновые панели из темного дерева, развешанные повсюду гобелены с мотивами из Черно-Белой войны, облицованный камнем камин размером с дверной проем говорили о солидном статусе хозяина кабинета, сидевшим за рабочим столом, на котором среди пачек бумаг уместилась гостья. Нат уставился в ее полуобнаженную спину, удивленный встретить женщину в замке, да еще и на столе прасала. Устав Санкофа не одобрял общение с женским полом, предписывая держаться от дам подальше. Рыцари, конечно, женились, но только после службы. В самом замке даже слуги были только мужчинами.

Когда Натан вошел, женщина что-то весело рассказывала прасалу, который улыбался ей так, будто забыл, что мышцы его лица, оказываются, умеют это делать. От улыбки Рима Лакадона, к счастью, предназначенной не ему, у Натана похолодело на душе. Дама же, будто не замечая маски хозяина, заливисто смеялась над собственной же шуткой.

Заметив вошедшего, прасал не сразу вспомнил, что его губы заняты улыбкой, и какое-то время смотрел на рыцаря со странной гримасой – его рот улыбался, но глаза вцепились в Ната, будто коршун в падаль. А когда обернулась женщина, Натаниэль и вовсе почувствовал себя попавшим в западню. Ему еще не приходилось видеть королеву Гольдену Первую, но портреты ее имелись повсюду, в том числе, и в молитвенной зале замка Санкофа, а также на новеньких золотых, отчеканенных прошлой зимой, когда она вступила на престол.

Растерявшись, Натан сначала вперил взгляд в морду матерого оленя, голова которого украшала камин вместе с коллекцией редких мечей и сабель, потом догадался, что в присутствии королевской особы полагается смотреть в землю и опустился на колено, вцепившись глазами в одну из ножек стола. На королеве не было короны, как и платье ее подозрительно смахивало на то, в каких ходят служанки.

До Натана дошло не сразу, что Гольдена навестила прасала тайно, а вот объяснения того, почему один из рукавов ее скромного одеяния был приспущен, обнажая спину, у него не было. Знать причину он не хотел. Вопрос был только один – почему прасал его впустил, если в это время принимал королеву? Вряд ли стража позволила бы Натану войти без приглашения. Вероятно, объяснение совпадало с ответом на вопрос, почему его позвали без наставника.

– Это тот одаренный рыцарь, о котором ты говорил? – промурлыкала дама и намотала на палец черный локон прасала Санкофа. Натан невовремя поднял взгляд, решив, что обращаются к нему. Скорее всего, он ошибся. Не могла королева Гольдена так фривольно сидеть на столе Рима Лакадона, как не мог глава ордена принимать у себя даму в столь развратном одеянии.

– Командир Натаниэль Гильяхор, один из наших лучших Зеленых рыцарей, – представил его Рим с такой гордостью, будто имел непосредственное отношение к превращению Натана в этого самого «лучшего». Нат всеми силами гнал из головы неприязненные мысли, но они проявляли настойчивость. В своей антипатии к прасалу Нат был не одинок и на то были причины. Рим Лакадон возглавил орден в прошлом году, и вопреки обычаям был назначен напрямую королевой, а не выбран Советом Черных рыцарей, который Гольдена упразднила. То, что он стал самым молодым прасалом Санкофа, лично Натаниэля не волновало, но именно из-за возраста у Рима Лакадона были проблемы с другими управленцами ордена. Натаниэль хотел бы всего этого не знать, но в общих казармах по вечерам болтали всякое.