– Не торопитесь, – бросил он товарищам, зачастившим в движениях, от чего их удары стали слабее, а манекены даже не качались. – Это сложно, сначала надо отработать без скорости.
Спорить с ним не стали, но и манеру тренировки не изменили – частили, стараясь скорее справиться с надоевшим приемом, который они изучали уже вторую неделю. Будто ложками в трапезной работали, боясь остаться без добавки. На командира, который изучал эту технику уже много лет, конечно, не смотрели. Авторитетом Натаниэль для них не стал и вряд ли когда-нибудь станет.
– Давай вдвоем, – предложил Нат, подступая к Франу. – Я нападаю.
Видя, что товарищ не воспринял его слова всерьез, он обошел пыхтящего рыцаря и схватил его за локти сзади, выкрутив одну руку назад к лопаткам.
– Помнишь, как Марван показывал? – спросил Нат, не обращая внимания на возмущенные вопли. – Ты должен меня опрокинуть. Наклоняешься вперед, незаметно отодвигаешь назад ногу, как бы вкручиваешься в мою позу, затем надавливаешь сбоку коленом на мое колено и бросаешь меня на спину. Попробуем?
– А можно я тебе по яйцам врежу? – вспыхнул Фран, который не мог вернуть себе душевное равновесие, после того как девчонка-морт располосовала ему лицо в лесу. Лекарь заверил, что даже шрама не останется, но пока багровая отметина служила причиной для насмешек, которые гордость Франа вынести не могла.
Уже какой день подряд Фран просился навестить резервацию Овражий Гар, чтобы проверить «все ли там в порядке». Если бы девчонка оказалась с темной кровью или нанесла ему рану злой магией, Натан бы в тот же день нагрянул в деревню со своей Тройкой, но царапину Фран получил в честном бою, если так можно было назвать схватку вооруженного рыцаря в доспехах с босоногой деревенщиной. Натан и так сделал все возможное для сохранения чести Люта и Франа. Солгал наставнику, что они встретились с охотниками, ставящими силки в запрещенном участке леса. Поверил ли ему Марван Соромский по прозвищу «Голубоглазый», осталось неясным, но чувствовал себя после этого Натан скверно. Ложь в ордене считалась тяжелым грехом, а учитывая последние изменения в уставе касательно наказаний за грехи, подобного опыта лучше было избегать.
Захотелось воспользоваться предложением Франа и врезать по яйцам ему. Умнее тот не станет, но, может, успокоится. После того как Зорфус их предал, и Четверка Натана превратилась в Тройку, черно-белая жизнь Натаниэля Гильяхора покрылась оттенками, разбираться в которых стало непросто.
Фран как обычно заторопился, попытался сделать по-своему, в результате сам оказался на полу.
– К дьяволу твои правила, – прорычал он, – отпусти.
В другое время Натан бы заставил его, как минимум, отжиматься, но сейчас чувствовал, что Фран на взводе и хочет затеять драку, а их Тройка после предательства Зорфуса и так привлекла слишком много внимания начальства.
Завтра им предстояло патрулирование северного сектора Тихого леса, где требовались максимальные внимательность и сосредоточенность. Северные границы патрулировались редко из-за сложной местности и низкой активности пыяров, хотя Натан не знал ни одного рыцаря Санкофа, кто хотя бы раз видел вживую настоящего пыяра – легендарную нежить, порожденную черной магией мортов-некромантов во времена Черно-Белой войны.
Санкоф завещал держать потомков темных колдунов в резервациях, а чудовищ убивать, ведь, как и морты, они продолжали плодиться и размножаться. Но если мортов Натан повидал достаточно, то встретить хоть одного пыяра, ему так и не удалось. Раз в год какой-нибудь патруль обязательно начинал травить байки то о гигантских червяках с женскими лицами, то о летающих медведях с жалом скорпиона, однако после разговора с прасалом ордена говоруны превращались в молчунов. Да и новый вид наказаний тоже добавил рыцарям дисциплины. Как бы там ни было, но северные районы патрулировать никто не любил. Близость к болотам Кальмы и к землям Тардара держала в напряжении даже смельчаков и отчаянных. А таких в рядах Санкофа с каждым годом становилось все меньше.
Отпустив Франа, Натан вернулся к своему манекену, стараясь не замечать взгляды командиров других Троек и Четверок, которые сегодня тренировались вместе. Высказываться открыто никто не смел, но неприязнь ощущалась почти физически. Натан привык к тому, что его недолюбливали, хотя бы по той причине, что это на его деньги был построен новый дворец Санкофа, в котором расположились казармы новичков, тренировочные залы и резиденция прасала – главы Санкофа. Рыцари Алого, Белого и Черного плаща тоже имели здесь свои кабинеты, но в силу обязанностей проживали и работали в разных городах Маридонии – одни в королевских дворцах, другие на граничных постах, а третьи и вовсе скрывались под разными личинами в соседних странах, занимаясь разведкой и особыми поручениями ордена.
Чувствуя, что злость Франа каким-то образом передалась и ему, Натан ударил деревянное тело куклы, изображающей морта, но, заторопившись, смазал удар и занозил ладонь. Отполированный за многие годы тренировок манекен, оказывается, еще мог дать сдачи – в руке Натана торчала почти двухсантиметровая щепка. Боль была даже в радость – хоть на миг отвлекла от гнетущего настроения души, в котором Натан пребывал с тех пор, как его лучший друг оставил ему записку, что уходит к мортам, а на следующий день Зорфуса объявили в розыск. К каким мортам он собрался, Зорфус, разумеется, не написал, но с тех пор патрули Зеленого плаща обыскивали окрестности всех резерваций. В сами деревни пока не заезжали, хотя Натану казалось очевидным, что беглый может прятаться именно там. Однако приказ прасала гласил резервации не трогать, и Натаниэль держал свое мнение при себе. Нынешний девятнадцатый прасал ордена Рим Лакадон пообещал поднять на ноги весь Санкоф вплоть до Белых и Алых плащей, если предатель не будет найдет в ближайшую неделю.
Собираясь остановиться, Натан этого не сделал и неожиданно для себя ударил по манекену снова, вгоняя занозу глубже. Нет, ощущения ему не понравились, зато вспомнилась девчонка-морт, которой Лют вогнал в ногу санкристий. Его лезвие было длиной не два сантиметра, а все двадцать. Так санкристий не проводили, достаточно было окунуть в кровь рожденного в резервации человека кончик кристалла. Однако Нат не вмешался, и то, что в его голове в то время блуждали мысли о Зорфусе, оправданием не являлось.
Он знал, что болтали о Санкофе в народе. Предатели морты тщательно множили дурные слухи, роняя их на благодатную почву любопытства вечно скучающих горожан. Но и отрицать очевидное становилось труднее. И если причина ненависти Натана к мортам лежала в его прошлом, в глубоко личной травме, случившейся в детстве и не пережитой до сих пор, то садизм Франа или наставника Марвана отрицать было невозможно. Этот стяг позора рвался на ветру в любую погоду, поднимаясь все выше и ломая прекрасные идеалы, в которые верил молодой Натан, вступивший в ряды Санкофа в девять лет – через год после того, как секта Красных Воронов, состоявшая из беглых мортов, зарезала его родителей, проводя обряд вызова Темноликого.
А еще через девять лет, когда Натан стал совершеннолетним и обрел право распоряжаться наследством Кроноса Гильяхора, рыцаря Черного плаща, возглавлявшего королевскую охрану, он передал все банковские сбережения Санкофу, на которые и был построен этот дворец. У Натана оставались еще усадьба и фруктовые плантации, которыми занимался управляющий, чье имя он вспоминал не всегда. Нат с удовольствием отдал бы их ордену тоже, но то имущество было подарено его роду особым королевским указом и передаче не подлежало.
Сам Натаниэль не входил в родительский дом, с тех пор как поселился сначала в казармах, а затем и в новом замке Санкофа. Верил ли он в Двуединого, как, например, Ракеш из Четверки, которая жила по соседству с его казармой? Нет, с религией у Натаниэля было также плохо, как и с женским полом. Но Нат верил в правила Санкофа, который заменил ему семью и притупил боль, сделав ее терпимой. Морты были врагами человечества, а он вступил в ряды тех единственных, кто мог им противостоять. Собираясь всю жизнь сражаться с врагами, Натан постарался освободиться от любого бремени, и в первую очередь от огромного наследства, которое его тяготило. Управляющий регулярно присылал письма с отчетами, но Нат был благодарен наставнику Марвану, который взял на себя эти отвлекающие от служения Санкофу обязанности.
