На станции теплушку до того забили такими же нищебродами, как они выражались, что вздохнуть не было мочи. А вот накормить позабыли, сами себе всё поприхватывали. За счёт наших же скудных харчей: у кого что было, в Казахстан привезли. Высадили в степи, в барак загнали, зону колючкой огородили, охрану вооружённую выставили, чтобы не сбежали.

– А что, намерения были? – поинтересовался я.

– Свобода – она, брат, желанна во все времена. Просто бежать было некуда. Голимая степь кругом, ни деревца, ни кустика. И с водой беда. Верблюд и тот горб морщит, заправить-то нечем, язык сушняком тянет, корм заглотить не может.

Поначалу велели землянки рыть. Жить-то надо где-то. А нас не на год, не на два привезли. Сразу предупредили: «Осваивайтесь надолго, если не навсегда. Назад даже не помышляйте. Там ещё хуже».

Ну, мы и давай стараться, жилы из себя тянуть. Так для нас дни трудовой вахты начались. А охрана меж тем лютовала по-чёрному: била, голодом морила, последнее отбирала, насильничала, детей ни в грош не ставила, выработку норм от малолеток наравне со взрослыми требовала. Особой жестокостью среди охранников отличался палач, другого слова для него не нахожу, Генка Бреусов. Знаешь, милок, даже фашисты себе такого не позволяли, что он вытворял. Чужую пайку, гад, тайком слямзит и в дом к себе тащит. Мразь ещё та была. Дети плачут, ручонки тянут, есть хотят, а ему хоть бы хны. «Знать ничего не знаю», – оружием бахвалится. Ну, мужики и не выдержали. Раз предупредили, два, а на третий к стенке прижали и пригрозили: «Если не исчезнешь, всю семью вырежем». Зараз ночью пропал, только его и видели.

Вот такой курорт государство семьям репрессированных без выходных пособий устроило. Вспоминать даже страшно. Выжили мы тогда, слава Богу, и то ладно.

А дальше история ещё больше заплутала. Сначала судьба на Урал нас забросила, в Магнитогорск, славный город литейщиков. Нагорбатились мы там, намозолили себе руки, дед даже реабилитацию заслужил, и опять, но уже по доброй воле, в Южный Казахстан перебрались. Там уж как люди зажили. Дед в образование ударился, детей, что помельче, в школу для просвещения определил, учёных всё хотел из них сделать. В какой-то мере это ему удалось. Не всё, правда, но в дураках никто не остался, а кое-кто даже показать себя сумел. Так и выучились, в люди выбились.

Прошли годы. Раскидало подросшую семью по просторам советским. Дети, внуки, правнуки на свет появились. Сначала меня судьба на постой во Фрунзе, к старшей дочке, определила, потом – в Ленинград, к сыну, средненький он у меня был. А когда и её, и его Бог к себе прибрал, со всеми пожитками сюда, в Лог, перебралась, к младшенькой Рае. С тех пор доживаю здесь свой век, детворой занимаюсь. Должон же кто-то за ними присматривать.

Поначалу, казалось, всё нормально было. С утра до вечера в огороде копалась, успевала только пот с лица смахивать. Даже не замечала, как дни летели, старость тайком подкрадывалась. А однажды шла по улице, оглянулась и обомлела: лицо знакомое. «Ба! Так это ж сын Бреусова, Яков. И откуда он в этих краях взялся?»

Вечером дочке новость поведала. Та поначалу не верила:

– Это ж соседи мои, Холодовы, тётя Поля с дядей Яковом. Хорошие люди, приветливые. Правда, скрытные какие-то. Ну так это характер такой, он у каждого по-своему устроен.

– Не могла ошибиться я, – говорю. – Эта сволочь со своим отцом в моей памяти крепко сидят. Знаешь, сколько они кровушки нашей в Казахстане попили?

В общем, я ей своё втолковываю, а она – своё. Так ни на чём и не остановились. Условились назавтра вместе к этим так называемым соседям наведаться и потолковать обо всём. А к завтрему они, как назло, в город уехали. Поэтому разговор пришлось отложить до лучших времён.

Но образ Генки Бреусова, этого человеконенавистника, и его семейки подлой тогда у меня из головы не выходил. Это ж надо было столько гадости людям сделать и безнаказанным остаться! «Не бывать этому, – думала я. – Всё равно его на чистую воду выведу». И это время настало.

– Можно? – спросила я, постучав к нему в дом.

Дверь открыла, по всей видимости, супруга. Это была огромная безбашенная женщина в годах, с крупными чертами лица и узкими сверлящими глазками. О таких воистину говорят: «Коня на скаку остановит, в горящую избу войдёт…»

– Полина, здравствуйте, – опередила меня дочка. – Яков дома?

– А где ж ему быть? Во дворе, небось, чем-то занят. Сейчас крикну.

Мы прошли в сени. Через минуту появился хозяин.

– А, Раиса, – почему-то испуганно поприветствовал он. – Чем обязан в столь поздний час?

– Разговор есть. Мы с мамой пройдём в дом, если не возражаешь?

– Пожалуйте, – сквозь зубы проскрежетал он. – Полина, собери на стол. Ужинать будем.

– Да нет, спасибо. Мы ненадолго.

– А что так? У меня завсегда что-нибудь по такому случаю найдётся.

– Скажи, Яков, ты знаешь мою маму? Только честно.

И он, даже не взглянув на неё, ответил:

– Нет. Что-то случилось?

– А вот она тебя знает, и очень даже хорошо. Правда, мама?

Я стояла, а перед глазами бегал младой Яшка – копия отца и во всём ему следовал.

– Ну как же так, Яша, сын Геннадия Бреусова, палача и истязателя? Я ничего не забыла. Всё помню, – мгновенно вырвалось из моего сердца.

– Вы ошибаетесь, женщина, – дрожащим голосом начал оправдываться Яков. – Моя фамилия Холодов, Яков Геннадьевич Холодов. И с вами мы незнакомы.

– Что Яков Геннадьевич – это верно. А вот что Холодов – это враньё и вымысел.

– Могу показать паспорт, если не верите, – продолжал юлить Яков.

– Не нужен мне твой паспорт, в другом месте показывать его будешь. Я тебя и без паспорта прекрасно помню. Или забыл, как издевались вы со своим отцом над нами? Да что там над нами, весь лагерь это знает и всю жизнь помнить будет.

– Вы того, не угрожайте мне. Я в милицию на вас подам, – совсем сник Яков и покраснел. – Убирайтесь из моего дома.

Тут неожиданно подошла Полина. В её руках был поднос с бутылкой водки и рюмками.

– Пройдёмте к столу, – предложила она. – Посидим по-соседски.

– Нам пора, – отказалась я. – Мы ещё встретимся.

– Прямо детектив настоящий, – от вспыхнувшего интереса заёрзал я на стуле.

– Не спеши, молодой человек, – ответила мне баба Таня. – Детектив опосля будет. А пока только конфликт интересов назревает, который на столкновении справедливости с беззаконием строится.

Дальше – хуже. Отношения между соседями испортились вовсе. Яков перестал здороваться, скотину, птицу пытался травить, огород портить, грядки топтать. Дело дошло до рукоприкладства. Однажды Рая сделала ему замечание: нельзя, мол, так поступать, не по-людски это. Так он с кулаками на неё набросился, мужиком себя, видишь ли, супротив девчушки почувствовал. Зятёк, конечно, вступился за неё, но телесные повреждения она всё же получила немалые.

Пока суд да дело, разборками занялись правоохранительные органы, подключилась администрация посёлка. В конце концов выяснилось, что паспорт у Якова поддельный. Прокол стал очевидным в пункте «место рождения», где значилось село Лог. В свою очередь, старожилы посёлка прилюдно засвидетельствовали, что ни его самого, ни отца раньше никогда не знали. Под неопровержимыми уликами Яков признался в своих противоправных действиях.

Но дело, к сожалению, спустили на тормозах, а ляп в документе списали на недочёты в работе паспортного стола. Как говорится, с больной головы на здоровую. Думаю, здесь не обошлось без денег, и немалых. У нас сейчас модно решать таким образом все вопросы, включая государственной важности. Никуда не денешься, рука руку греет.

– Что есть, то есть. Это вы точно подметили, – подтвердил я доводы сказительницы. – Сам не раз попадал в такие же истории и становился их свидетелем.

После этого случая Яков затаился, стал тише воды, ниже травы. Но дамоклов меч уже завис над его головой. Дальнейшие события развивались как в голливудском вестерне. Теперь на авансцену детективного романа вышла тайная зазноба нашего героя Полина. Знаешь, милок, на самом деле эта женщина была сравнима разве что с Салтычихой, а в жестокости даже не уступала ей.