— Брат! — прочувствованно сказал король, — как я рад видеть тебя, Редвальд. Может, хоть сейчас мы сможем положить конец кровопролитию, что терзает нашу страну.

— Кровопролитие начал не я, брат, — покачал головой Редвальд, — но, даст Один, я его и закончу.

— Мы можем закончить его прямо сейчас, — воскликнул Крут, — в битве нет нужды. Разделим королевство — север оставим тебе, а юг мне, — и будем править Тюрингией вместе.

— Это предлагала твоя мать Атаульфу, — усмехнулся Редвальд, — и где он сейчас? Ты и вправду думаешь, что я буду ждать пока ты, наконец, допросишься помощи от своих друзей с востока?

— Твое неверие ранит меня, брат, — горестно покачал головой Крут, — мы же братья, ты хоть помнишь об этом?

— Конечно, — кивнул Редвальд, — но и Атаульф был твоим братом.

— Атаульф был изменником, предавшим наших богов, — воскликнул Крут, — с каких это пор ты стал терпеть христиан, брат?

— Ни с каких, — сказал сакс, — но Атаульф, сколь сильно он не ошибался, был твоим братом — и твоим королем. Также как и наш отец, которого извела твоя мать, чтобы расчистить тебе трон.

— Я ничего не знаю об этом, — воскликнул Крут, — моя мать и меня пыталась извести, после того, как я не пошел на поводу у ее аварского муженька.

— А еще раньше она пыталась извести и меня, — кивнул Редвальд, — твоим именем вызывая меня в Скитинг. Не пытайся брат — я не собираюсь выяснять, что нужно каждой из змей, что кусают друг друга в своей яме — все они несут в зубах один и тот же яд.

Приветливое выражение как ветром сдуло с лица Крута, его взгляд подернулся пеленой враждебного отчуждения.

— Последний раз говорю тебе, — процедил он сквозь зубы, — не доводи дело до крови. Иначе я убью тебя также как и убил Атаульфа, увешаю телами твоих людей леса от Гарца до Альп, а твою английскую шлюху заживо скормлю свиньям.

— С этого надо было начинать, — рассмеялся Редвальд, — но ты начал с болтовни. С чего бы это, Крут? Уже не так уверен в благости богов — потому и начал разговор о мире?

— Этот разговор закончен, — отрезал Крут, коснувшись клинка на поясе, — на мече, посвященном Чернобогу, я клянусь вырезать твое сердце и преподнести его в дар Владыке Тьмы. До встречи на поле боя...бастард!

С этим словами он развернулся и, запрыгнув в седло коня, направил его к своим сторонникам. Редвальд, усмехнувшись, достал из ножен собственный меч, задумчиво проведя ладонью по лезвию, покрытому насечкой из рун. У перекрестья был изображен змей с волчьей головой, кусающий себя за хвост.

— До встречи, брат, — негромко произнес он.

Сражение развернулось через два дня — в живописной долине меж холмов. В центре войска Редвальда выстроились квадратом пешие даны, фризы и саксы, под командованием Сигифреда, левое крыло заняли славянские и фризские конники, которых возглавил Аудульф. Могучие фризские кони, с иссиня-черной шерстью и роскошными черными гривами, нетерпеливо рыли землю копытами, свирепо фыркая, словно драконы. Справа же выстроилась англосаксонская конница, под командованием Энгрифледы и самого Редвальда. Войско Крута выстроилось схожим образом — впереди пеший клин из тюрингов и славян, справа пешие и конные бавары, под командованием герцога Тассилона. Левый же фланг прикрывала славянская конница, — сорбы, хорваты, лучане, дулебы, — под командованием князя Годлава. Сам же Крут, возглавил конный отряд собственной дружины, чуть позади остальных. В целом же, войско Редвальда уступало числом армии Крута, однако оно занимало более удобное место на склоне холма. С другой стороны, в случае поражения отступать отсюда было почти некуда.

Проревели рога и оба войска, — под стягами с черным медведем и белым драконо-вороном, — принялись сходиться. Воздух наполнился шипением стрел, когда лучники принялись обстреливать друг друга. Стрельба саксов оказалась более успешной из-за того, что их стрелы летели под уклон — и войско Крута первым устремилось вперед, готовясь сцепиться в рукопашной. Воздух наполнился воинственными криками, воплями боли и хрипом умирающих, когда обе армии сошлись. Тюринги и славяне умирали чуть ли не сотнями, пытаясь проломить стену щитов данов, пока те рубились топорами и мечами. Впереди ревел Сигифред, размахивая топором, каждый взмах которого уносил по одному-два врага.

На левом фланге сошлись воины Аудульфа и Годлава — славяне, выпустив тучу стрел, после первого вражеского натиска обратились в бегство. Аудульф, издав воинственный клич, пришпорил коня, увлекая за собой фризское войско — и почти сразу угодил в ловушку, когда ему во фланг ударил отряд Крута. Славяне Годлава, перестроившись, развернулись и ударили тоже, зажав фризов в клещи. Годлав, орудуя шипастой палицей направо и налево, пробился к Аудульфу, что рубился сразу с несколькими воинами. Нового противника он заметил слишком поздно — сокрушительный удар в висок, сорвал с его головы шлем и пробил черепную кость. Король фризов, всплеснув руками, повалился на землю и был тут же затоптан копытами славянских коней.

— Я прикрою! — крикнул Редвальд Энгрифледе, поворачивая своего коня на помощь фризам. Вокруг него сплотились верные «ножевики» — призывая на помощь Одина, они, что есть силы настегивали коней, направляя их вверх и вниз по склону. Энгрифледа же в пылу боя даже не заметила, что союзник покинул ее — ее войско уже схлестнулось в жестокой битве с баварами. Их было куда больше чем англосаксов, их конница, закаленная в сражениях с аварами и лангобардами, считалась более умелой, однако сами кони уступали мощью фризским жеребцам, на которых восседали всадники молодой королевы. К тому же баварам приходилось наступать на самом отвесном участке склона, с трудом взбираясь наверх. Сама же Энгрифледа, хохоча, как безумная, врывалась в самую гущу врагов, орудуя скрамасаксом с таким ожесточением, что даже самые закаленные рубаки невольно пасовали перед этой демоницей, будто вырвавшейся из врат Хель. Суеверного страха им добавляли и вороны, что с громким карканьем кружились над головой юной воительницы.

— За Кент! За Линдси!! За нашу Британию!!!

— За бретвальду Энгрифледу!!! — орали англосаксы, воодушевленные примером молодой королевы. Кровавая мясорубка, охватившая весь склон, долгое время не имела явного победителя, склоняясь то в одну, то в другую сторону. Энгрифледа, отчаянно кидавшаяся в самую гущу битвы, почти пропустила миг, когда к ней прорубился сам герцог Тассилон.

— Умри ведьма! — рычал он, — умри!!!

Он ударил топором, однако, торопясь, промахнулся, разрубив шею кобылы Энгрифледы. Жалобно заржав, животное упало на передние ноги, хлеща кровью из жуткой раны. Тассилон, взревев, снова вскинул топор... и вдруг закричал, отбиваясь, когда кричавшие над ним вороны ринулись на него, целясь когтями и клювами в глаза герцога. Кое-как отмахавшись, Тассилон, с разодранным в кровь лицом снова вскинул меч, но Энгрифледа оказалась быстрее: оттолкнувшись от умирающей кобылы, словно дикая кошка, она запрыгнула на холку лошади Тассилона, оказавшись лицом к лицу с владыкой бавар. Тот не успел ничего сделать, когда Энгрифледа, сорвав с пояса кинжал, вонзила его в глаз герцогу.