Я разогреваю кастрюлю домашнего куриного супа бабули, готовлю заправку для салата в большой миске и кладу в корзинку мягкие булочки. Как только заканчиваю накрывать на стол, Шторм с бабулей возвращаются, держась за руки. Он помогает ей сесть на стул, затем садится рядом со мной.

— Спасибо за все, что делаешь, — шепчет он, наклоняясь ближе и целуя меня в плечо.

— Эвелин, когда у тебя роды? — бабуля смотрит на нас поверх очков, намазывая маслом булочку.

Я давлюсь супом. Шторм смотрит на неё, затем на меня, и снова на бабулю.

— Роды? С чего вдруг? — спрашивает он, широко раскрыв глаза.

— Чтобы завести ребенка. Ты беременна, не так ли?

— Нет, — уверенно отвечаю, вытирая рот салфеткой. — Я не беременна.

— Она не беременна, — говорит Шторм. — Верно, детка? — он смотрит на меня, как олень в свете фар.

Бабуля Шторма изучает меня своими мудрыми глазами и теплой улыбкой.

— Это заметно. А я ещё никогда не ошибалась.

Я смотрю на Шторма и качаю головой.

— Нет… Просто счастлива и взволнована свадьбой и тем, что мы наконец-то живем вместе. Я никогда не была так счастлива. Хотя недавно начала пользоваться новым кремом для лица. И пью гораздо больше воды. Мы пока не планируем ребенка.

Я хочу побежать и посмотреть на себя в зеркало бабули в полный рост, чтобы убедиться, не стала ли толстой. Я следила за своим питанием, бегала на беговой дорожке и почти каждую ночь занималась безумным сексом. Конечно, я сжигаю тонну калорий. Люди так критично относятся к невестам, и как только наши свадебные фотографии попадут в социальные сети, фанатки группы будут детально рассматривать меня, увеличивая наши фотографии. Последнее, что мне нужно, — это увидеть сотни комментариев о том, что выгляжу полной и отекшей.

— Дети появляются, когда хотят, им все равно, планируете вы это или нет. — она указывает вилкой в сторону Шторма. — Ашер — единственный, кого планировали твои родители. Остальные были сюрпризами. Особенно Рейн. Твои родители думали, что с детьми покончено, и тогда, наконец, появилась маленькая девочка, о которой они мечтали.

Шторм сжимает мою ногу под столом.

— Бабуля, знаю, ты хочешь баловать ребенка и делать все эти, вызывающую улыбку, вещи, но у нас пока не будет ребенка. Мы хотим подождать год или два, прежде чем задумываться о создании семьи.

— Год или два? Это очень долго. К тому времени я могу уже отойти в другой мир. Я не могу жить вечно.

— Бабуля! — восклицаем мы одновременно.

Шторм проводит рукой по волосам.

— Ты никуда не отойдёшь. И мы не ждем ребенка. Можем ли просто поговорить о свадьбе, раз уж это происходит? На нас будут падать снежинки вместо того, чтобы люди бросали рис или пускали пузыри. Разве это не круто?

Глаза его бабушки загораются, когда она слышит волнение в голосе Шторма.

— Звучит прекрасно. Свадьба в зимней тематике — просто волшебно. Ария показала мне фотографию торта, который ты готовишь. Он получится слишком красивым, чтобы его есть.

Выбранный нами четырехъярусный торт будет украшен шоколадными веточками, красными ягодами в сахаре и посыпан съедобными блестками, похожими на снег.

— В нем слой белого шоколада, — восторженно говорит Шторм. — Я готов съесть его целиком. — Наклонившись ближе, он шепчет мне на ухо. — А потом я примусь за тебя.

— Я слышу лучше, чем ты думаешь, — объявляет Бабуля. — Но я немного устала и думаю пойти прилечь. Мне очень стыдно, что вы двое проделали весь этот путь ради меня, но сегодня мне очень хочется спать.

Шторм вскакивает со своего места.

— Я отнесу тебя в твою комнату.

— Не глупи. Ты не можешь нести меня.

Он доказывает, что она неправа, нежно подхватывая ее на свои большие, покрытые татуировками руки и выносит из кухни, по коридору, в ее спальню. Она смеется всю дорогу.

Прежде чем убрать со стола, несколько минут я сижу в полной тишине, лелея один из самых сладких моментов, которые когда-либо видела.

Когда я впервые встретила Арию, она сказала, что Шторм полон любви, которую готов подарить другому человеку. В то время я не понимала, насколько ее слова были правдивы, или что это было преуменьшением. Шторм — один из немногих людей, которых я когда-либо встречала, кто действительно знает, как любить кого-то по-настоящему.

Сердце сжимается, когда смотрю на обручальное кольцо на своем пальце. Этот удивительный человек, который только что с любовью перенес свою бабушку в другую комнату, станет моим мужем и когда-нибудь отцом моих детей.

Кто бы мог подумать, что заблудиться в метели — лучшее, что могло произойти со мной?

Шторм

Игра на гитаре обычно прочищает мозги, но у меня чертовски кружится голова после вчерашнего визита к бабуле.

Женщина, которая была мне как вторая мать с самого первого дня. Вытаскивала меня из сотен передряг, теперь устаёт. Я вижу это в ее затуманенном взгляде и слышу в ее слабеющем голосе. Я почувствовал это по весу, когда поднял бабушку.

Я потеряю ее. Когда-нибудь — может уже совсем скоро, а может и нет. Любой день — слишком рано. Я наконец-то нашел любовь всей своей жизни, и теперь могу потерять женщину, которая заставила меня поверить, что способен любить.

И быть любимым.

Но в этом и заключается смысл жизни — любить, затем потерять. Жизнь — это любовь и поражение. Все, что хочется сделать — сосредоточиться на любви, а не на гребаном поражении.

Легче сказать, чем сделать.

Убираю гитару в сторону и откидываюсь на спинку черного кожаного дивана в своей студии. Я бы хотел, чтобы Эви была здесь, потому что, когда игра не прогоняет призраков, быть рядом с ней — и растворяться в ней — всегда дарит покой и твердость. Но она ушла завтракать с моей матерью, чтобы обсудить свадьбу и работу.

И вот я в своей новой студии, под ногами Нико, а в руке листок бумаги, который я давно не читал. Записка написана от руки синими чернилами, выцветшими с годами, а белая линованная бумага мягкая и потертая от того, что ее складывали и разворачивали бесчисленное количество раз. Мне следовало избавиться от этого много лет назад. Однажды, когда был в нетрезвом состоянии, я был близок к этому. Однако выбрасывать предсмертную записку — неправильно, даже когда в стельку пьян. Это священный. Неприкосновенный. Тёмный, депрессивный и извращенный памятный подарок.

Однако это гораздо больше, чем просто подарок. Эти слова — мое наказание, пожизненный приговор, вынесенный моей восемнадцатилетней первой женой.

Шторм,

Если ты читаешь это, то, скорее всего, я уже умерла. Не сомневаюсь, ты нашёл ещё одну записку. Ту, которую оставила для всех остальных. Но эту я спрятала там, где, как я знала, только ты сможешь найти. Единственное, о чем сожалею, что не могу быть с тобой и наблюдать, как ты и твоя идеальная маленькая семья разбираетесь с этой неприятностью. Уверена, мои родители строят из себя жертву, притворяясь, что им было не все равно.

Ты виноват в моей смерти. Я так старалась заставить тебя полюбить меня, хотя знала, что никогда этого не случится. Ты не любишь меня по-настоящему. Ты любишь свою гитару, байк и свою семью, а я для тебя — никто. Ты заставляешь нас жить в этой крошечной дерьмовой квартирке и работать на отвратительной работе. Ты ведь знаешь, что твои родители помогут с деньгами, однако ты специально ведёшь себя как мудак и все время пытаешься доказать свою точку зрения.

Когда ты уже проснешься? Ты никогда не станешь, как твой отец. Никогда не станешь известной рок-звездой. Ты просто неудачник и подражатель. Меня тошнит от того, что ты все время витаешь в облаках. Даже твой собственный брат не хочет, чтобы ты был в группе, потому что он знает, насколько ты жалок.

Каждый раз, когда я пыталась поговорить с тобой, ты игнорировал меня. Я умоляла тебя переехать в хорошее место, купить новую машину, чтобы я была счастлива. У Ашера и Эмбер есть все, а у нас ничего. Почему она получает все? Почему все в ней души не чают? Даже родители не хотели меня, и теперь я застряла с мужем, который тоже не хочет.