Около часа они добирались до Нудиного подвала. Небритый несколько раз останавливался, проверял, цел ли фанфарик в кармане, ворчал, жалуясь на темень и сырую погоду, ругал Воню, Нуду и всё, что мешало ему идти по тёмным переулкам в сторону либертории. Мяк поддакивал ему, не спорил, соглашался с несколько странными доводами небритого и, как правило, хвалил его за мудрость и правильность суждений обо всём.
В подвале было тускло и холодно. Нуда сидел на стуле и мотал головой, словно не соглашался с кем-то.
— Ну и холодно у тебя! — произнёс Мяк, приближаясь к столу. — Почему не топят?
— Не знаю, — равнодушно ответил Нуда. — Труба холодная с утра.
— Погрейся. — Небритый выставил бутылку на стол и продолжил:
— Мы тебе фанфарик принесли.
Нуда перестал мотать головой, встал и подошёл к столу.
— Да, погреюсь, — ответил он и достал откуда-то снизу стакан, налил себе спиртного, медленно выпил и тихо произнёс: — Меня с базы того… Вот… — И он показал синяк под глазом. — Прямо в переходе…
Небритый хмыкнул — то ли от удивления, то ли от жалости к Нуде — и, кряхтя, расположился в своём кресле.
— Обидели, значит, лысый глаз! — прохрипел небритый. — А ты радуйся. Радуйся, что глаз цел, а база и переход твой — ну их, лысый глаз! Пойдёшь на мусорку вместо Злыки.
Нуда промолчал, отошёл от стола и улёгся на матрас. Он несколько раз переворачивался с боку на бок, в конечном счёте лёг на спину и заговорил:
— Никуда не пойду. Буду Мяку на вокзале помогать. Я много чего могу. Могу носить чего-нибудь, могу помогать по хозяйству. Могу на подхвате…
Он на несколько секунд задумался над тем, что же может, и продолжил:
— Могу даже ухаживать за кем-нибудь. Был же я когда-то…
— Когда-то все мы были, — перебил его небритый. — Были когда-то, а теперь не стали. Что, не хочешь на мусорку идти?
— А что я там не видел, на мусорке вашей? Работа вредная, чистоты нет. Не резон мне там ошиваться.
— Смотри-ка, Мяк, не резон ему! — прохрипел небритый. — Непыльную работёнку ему подавай!
— Да, непыльную. Я уж здесь который год — привилегии должен иметь, а вы меня на мусорку! Злыка и то хотел уйти оттуда, а я что, хуже Злыки? Что, хуже?
Нуда резко поднялся с матраса, кинулся к столу, вылил в стакан остатки содержимого бутылки и залпом выпил.
— Обидеть хотите мусоркой… Обидеть? — Нуда сгорбился и, скрючившись, снова улёгся на матрас.
— Ну поспи, поспи, обиженный, — прохрипел небритый и закрыл глаза.
Мяк потрогал рукой трубу в нескольких местах и, убедившись, что она везде одинаково холодна, сел на стул и, скрестив руки на груди, задремал. В дрёме вспомнил он свою обиду у дядьки.
Мякинский дядька жил с семьёй в маленьком городке на берегу реки — не очень большой, но и не маленькой. Летом по реке ходили малые судёнышки, перевозили и людей, и грузы разные, помогали железной дороге снабжать население разнообразными необходимостями. На реке рыбалка была, но не промысловая, а так — для любителей. Дядька рыбалку любил, и, как выдавалась свободная минутка, так он и на рыбалку. Изредка брал он с собой и Мяка, и сынишку — пытался приручить к своему любимому занятию. И вот такой случай произошёл.
Собрались они втроём на рыбалку. Дядька червей отменных в саду накопал, снасти приготовил, поручения сыну и Мяку выдал, что кому прихватить с собой. Погрузились они рано поутру в лодку и пошли против течения в те места, где полагалось хорошей рыбе быть. Течение на реке приличное, не давало оно возможности выгрести лодку против него — и приходилось толкать, тащить посудину вдоль берега через перекаты по грудь в воде, а то и выше. Добрались рыбаки через час до заветного места, бросили якорь, удилища размотали — хвать, а червей нет! Баночка с отменными червями отсутствует в лодке, словно её и не было здесь никогда.
Дядька на Мяка:
— Забыл? Как же забыл? Как рыбалить-то без червей?
Дядька на парня сердится, а парень-то помнит, что не ему поручали червей не забыть взять. Сынишке своему дядька это дело поручил.
Сидит Мяк в лодке, слушает дядькины упрёки, и обида его берёт всё больше — хоть из лодки в воду прыгай и за червями назад в город плыви несколько километров. Парень хочет дядьке возразить, что не он виноват, а сынишка его, но не может — дядька сердитый не поверит ему, а этот сын-забывалкин тихо сидит и виду, что виноват, не подаёт.
У дядьки сердитый запал поутих понемножку, и соображает он, что червей где-то добыть надо. И поручает он Мяку сойти на берег и порыскать червей где-нибудь на берегу, а они с сыном подождут его, посидят в лодке.
Выбрался Мяк на топкий берег. В болотину забрался и больше часа ковырялся голыми руками в болотной траве, набрал в баночку червей и жуков болотных, на лодку вернулся, и с этой наживкой кое-как рыбалка продолжилась, но удовольствия у парня от этой рыбалки не было. Как, впрочем, и от всего житья у дядьки.
Мяк задремал, и сны ему снились, менялись сюжеты и не запоминались. Сидя спалось не очень — он часто просыпался оттого, что чуть ли не падал со стула, а под утро прозяб основательно, встал, оглядел спящую компанию и выбрался наружу.
Погода за ночь не улучшилась, утро выдалось тёмное, небо всё сплошь в темно-серых облаках.
«Надо идти за напарником», — решил Мяк и, по ходу разминая затёкшие за ночь суставы, зашагал к Воне.
Он долго стучал в дверь, но Воня не открывала. Он даже подумал, что они с пришельцем куда-то подались спозаранку. Через минуты три упорного стука за дверьми послышалось какое-то движение.
— Чего надо? — раздался заспанный голос Вони.
Мяк ответил, что пришёл к Профессору, то есть зашёл проведать.
Воня что-то проворчала, не открывая дверь, и ответила:
— Профессор отдыхает.
Очень удивился Мяк и не сразу сообразил, как на это отреагировать.
— Воня, — спросил он. — А работать сегодня он будет?
За дверью с минуту молчали, затем он почувствовал какое-то движение и услышал голос Профессора. Заикаясь, тот произнёс довольно длинную фразу:
— У меня сегодня выходной. Я могу иметь выходной?
«Можете», — подумал Мяк и, ничего не ответив, направился к вокзалу.
У вокзала с левой стороны — со стороны складов — развернулась мелкая торговля. На самодельных прилавках в основном торговали пожилые женщины — предлагали разнообразный товар сомнительного происхождения. Сегодня было воскресенье, и стихийный рынок обещал оживлённую торговлю.
Мяк не спеша двинулся вдоль прилавков, отмечая про себя, где товар более-менее, а где барахло и дрянь всякая. Торговали всем подряд — от шмоток до консервов овощных да фруктовых. Он подошёл к одной из бабулек, на прилавке которой стояло несколько банок то ли с вареньем, то ли ещё с чем-то тёмным.
— Сынок, вот бери смороду. Сплошные витамины! — услышал он голос продавщицы и снова вспомнил, как вместе с дядькой торговал смородиной.
В тот год смородины назрело видимо-невидимо. Урожай образовался сверх меры богатый. Дядька не успевал перерабатывать ягоды. Ни сил, ни тары под это дело уже не хватало, и было решено остатки смородины продать на рынке. Таких умных в городе оказалось много — у всех урожай знатный был. Как только они с дядькой расположились на выделенном месте, стало ясно, что смородины на рынке завались, а покупателей немного.
Простояли они с дядькой уж часа два, а торговля совсем не идёт, да и у соседей со смородиной та же петрушка. Переизбыток товара образовался на рынке. Скучно стало дядьке без толку стоять с полными корзинами ягод, и решил он Мяку на ухо задание нашептать: надо, мол, самых крупных ягод отобрать из корзин и в лоток подсыпать — вид товару создать более привлекательный. Пришлось Мяку под прилавком потрудиться: крупные ягоды выбрать из корзин и в лотки на прилавок сверху подсыпать. Дядька доволен остался: товар выглядеть стал значительно лучше, а главное — покупатели начали задерживаться у дядькиного прилавка и изредка покупать смородину. А Мяку от этого труднее стало на рынке пребывать: ранее он просто стоял рядом с дядькой и просто наблюдал за происходящим — ведь в первый раз пацан на рынок попал, всё интересно! А теперь сидел он под прилавком на корточках и ягоду, что покрупнее, выбирал из корзин и подавал дядьке. Корзины тяжёлые — трясти их, чтобы ягоды крупные наверху оказались, тяжко ему стало. Через час такой работы запарился парень. Торговля наверху, на прилавке, постепенно наладилась, покупатели у дядьки чаще стали появляться — всем хотелось ягоду покрупней приобрести. Со временем содержание корзин убавлялось, настроение у дядьки улучшалось, пацан работает, покупатель покупает — торговая идиллия наступила!
