От свежих дров костёр разгорелся довольно сильно. Пламя гудело, вырывалось из-под чернеющих обрезков и обрывалось рваными сполохами на уровне глаз небритого.

— Гудит, — просипел небритый.

— Хороший огонь, — согласился Мяк. — Хорошие дрова, и огонь хороший.

Небритый промолчал, ладонью заслонил от яркого пламени глаза и пошевелил длинной палкой горящие обрезки. Из костра посыпались искры; некоторые из них, подхваченные горячим потоком, взлетали высоко вверх и гасли там, в темноте.

— Профессору она не понравилась, — произнёс Мяк.

— Не понравилась? — спросил небритый.

Мяк ответил за пришельца:

— Да, не понравилась.

— Ну-ну, — проворчал небритый. — Ему не понравилась Вонька! А мне она понравилась? — и небритый сам себе ответил: — Не понравилась. Однако я хожу, и ты, Профессор, будешь ходить. Свыкнешься.

Пламя превратило деревяшки в красные угли. Свет от огня потускнел, а жар прибавился. Небритый привстал и отодвинулся от костра.

— Не надо помнить плохое, надо помнить хорошее — тогда будет чем жить, — произнёс он и спросил: — Ты, Профессор, должен помнить хорошее — ты же хочешь вернуться. Хочешь?

Пришелец, прижавшись к стене, открыл рот и с трудом выдавил из себя:

— Да.

Небритый встал, снова поправил костёр. Красные угли таяли. Синие, короткие сполохи пламени ещё некоторое время вились над ними, постепенно исчезая. Костёр умирал. Оставалось только тусклое сияние красных угольков на чёрном фоне. Ночная темнота брала своё.

— Пошли, — прохрипел небритый и, медленно ступая по тропочке вдоль стены, двинулся прочь от кострища.

— И этого привели! — Воня, оглядев гостей, недовольно ретировалась в глубину комнатушки.

— Не ворчи, хозяйка, принимай гостей, лысый глаз! С фанфариком, лысый глаз!

— Много вас, а фанфарик, небось, один, — заключила хозяйка и поправила свечу на комоде.

— А постояльца ты не жури. — Небритый подошёл к комоду и, потеребив остатки волос на голове, дополнил свою мысль словами: — Не журися, Вонька, не журися, а посуду нам подай скорей.

— Проходите уж, — отозвалась Воня и ушла в тёмный угол за посудой.

Через минуту она возвратилась с двумя кружками в руке.

— Больше нет, — произнесла она, вопросительно глядя на небритого.

— А стакан? Воня, где стакан? — прогудел тот.

— Стакан Нудка забрал, — ответила Воня. — Прибежал, весь нервный, и забрал. Сказал, что обижают его.

— Обижают? — переспросил небритый.

— Сказал, что обижают, — повторила хозяйка.

— Слышь, Мяк, Нуду обижают! Вот новость-то! — прохрипел небритый. — Доставай — что ж мы тут стоять-то без толку будем!

Мяк достал большой фанфарик, поставил его рядом с кружками и предложил:

— Надо бы Нуде оставить. Для снятия обиды.

— Вот ещё! — возразила Воня. — Я ему говорила: не нуди ты на своей базе. Клянчит у всех без разбора. Надоел, наверное.

— Нуда надоесть может, — подтвердил небритый, откупоривая бутылку. — Останемся без колбасы, лысый глаз! — Он налил в кружки светло-коричневую жидкость и продолжил: — База — вещь серьёзная. Я правильно говорю, Профессор?

Пришелец вздрогнул от обращения в свой адрес и, прижавшись к столешнице, ответил:

— Я не знаю. Я… — Он попытался дополнить свой ответ, но на «я» застрял и еле-еле выговорил: — Не был…

Мяк объяснил, что хотел сказать напарник:

— Он на базе не был.

— Ага, — прохрипел небритый. — Я тоже не был. Держи кружку, Профессор.

Пришелец с испугом заглянул в кружку, которую ему подвинул небритый, и, разглядев тёмную жидкость, заполнявшую половину кружки, тяжело вздохнул.

— Я не… — Он, видимо, хотел отказаться от своей порции, но небритый знаком остановил его попытку что-либо выговорить.

— Ты, Профессор, не боись! Это для организма полезно. Да и коллектив тебя из уважения просит. Пей, я вот с тобой чокаюсь. — Небритый поднял вторую кружку и легонько стукнул ею о кружку Профессора.

— Я не… — Пришелец возобновил свою попытку отказаться, но небритый его перебил:

— За твои обновки, Профессор! Не тяни, пей, а то носиться не будут!

Пришелец, ища поддержки, взглянул на Мяка и замотал головой. Мяк взял кружку, предназначенную Профессору, и залпом выпил её.

— Мы ему потом нальём — пусть сосредоточится, — произнёс Мяк, возвращая пустую кружку на стол.

— Пусть, — недовольно прохрипел небритый и медленно осушил свою кружку. Затем снова наполнил посуду спиртным и произнёс: — Воня, это тебе с Профессором. Если хотите, то на брудершафт, лысый глаз!

Пришелец совсем растерялся. Пытаясь отстраниться от комода, он уронил один костыль, судорожно зацепился рукой за край столешницы и промычал что-то невнятное.

— Ты, Профессор, не трясись. Напиток достойный. Мы тебя уважаем. Давай с Воней осуши.

Пришелец отчаянно схватил кружку и, торопясь, заглотил содержимое. В конце поперхнулся, еле удержал посуду в руке, покачнулся, и Мяку пришлось его поддержать.

— Молодец! — прохрипел небритый. — Вот, Воня, молодец у нас Профессор, лысый глаз, а ты ворчишь на него!

— Я не ворчу, он сам не хочет. — Воня прихватила кружку и, словно жажда мучила её последние несколько дней, торопливо проглотила свою порцию, утёрла рот рукавом, благостно вздохнула и, оглядев присутствующих, заявила: — Нас всякий обидеть может. Только Мякушка не обижает. А ты… — она обратилась к небритому, —.. придираешься.

— Придираюсь, — согласился небритый и в третий раз наполнил кружки. — А ты не обижайся. Вот, лучше выпей.

— «Не обижайся, не обижайся», — загнусавила Воня. — А как же не обижаться? Живу одна. Никто не хочет с одинокой поселиться.

Воня быстро выпила вторую кружку, шмыгнула носом и снова пожаловалась:

— Всегда одна. Вот ты… — Она обратила внимание на пришельца: — Вот ты, Профессор, меня не уважаешь? Не уважаешь, я знаю. Мякушка тебя мне подсунул, а ты? А ты… — Она безнадёжно махнула рукой и замолчала.

Небритый осушил до дна свою кружку, прокашлялся, хмуро осмотрел компанию и, снова наполняя напитком опустошённую тару, прохрипел:

— Не знаю, чего ты плачешься! Фанфарик есть, компания есть. Чего же ещё?

Небритый уставился на Воню, долго смотрел на неё и, переведя взгляд на пришельца, спросил:

— Профессор, ты же умный — скажи: чего же ещё?

Пришелец еле держался на одной ноге. Он уже полностью облокотился о столешницу, низко уронил голову и, по всей видимости, плохо расслышал вопрос небритого. Он попытался приподнять голову и взглянуть в сторону говорившего. Это на мгновение ему удалось — он даже неожиданно улыбнулся, а затем голова его снова склонилась над столом.

— Да-а… — прохрипел небритый. — Ты, Профессор, не знаешь, чего же ещё? Никто здесь не знает. Пей и молчи.

Мяк подвинул кружку к себе и проворчал:

— Ты Профессора не беспокой. Он утомился — еле стоит. Его бы надо уложить.

— Уложить? — просипел небритый. — Уложить, так уложить. Вонька, уложай Профессора, лысый глаз!

Хозяйка взглянула на бутылку и ответила:

— Ещё рано. Фанфарик ещё не кончился.

Небритый вскинул голову и грозно прохрипел:

— Для Профессора кончился. Видишь, мается он, лысый глаз!

Воня, ни на кого не глядя, подвинула к себе кружку и быстро выпила содержимое:

— Вы привели — вы и укладайте.

— Вот зараза, лысый глаз! — проворчал небритый. — Мяк, давай его отведём. Положим учёного. Сам-то он никудышный нынче, лысый глаз!

Они несколько минут возились с пришельцем, оторвали его от комода, подхватив под руки, протащили к Вонькиному дивану и, запыхавшись, плюхнули тело Профессора на рыхлую тёмную поверхность. Мяк следом поднёс костыли и положил их рядом на пол.

— Надо идти, — предложил он и, обращаясь к небритому, добавил:

— Допивай и пойдём.

Небритый взглянул на Мяка, на Воню, которая, стоя у комода, раскачивалась из стороны в сторону и что-то мурлыкала себе под нос.

— Уже поёт, — произнёс небритый. — Значит, нам пора, и остатки Нуде принесём. — Он подхватил фанфарик, заткнул горлышко пробкой и сунул бутылку в карман куртки.