Мякин стоял со своим большим пакетом и изображал крайнее беспокойство за якобы оставленные вещи Адмирала.

— Милок, забери тарелку, а это я передам дежурной. — И раздатчица указала на мякинский пакет.

— Мне надо самому. Он ещё, наверное, внизу, я быстренько, — протараторил Мякин.

— Кто внизу? — удивилась раздатчица.

— Адмирал, — твёрдо заявил Мякин и для пущей убедительности добавил: — Мой сосед.

Раздатчица, немного сомневаясь, спросила:

— А что, милок, там у тебя?

— Адмиральская одежда, — без тени сомнения ответил Мякин и сделал вид, что готов в любую секунду показать содержимое пакета.

Раздатчица внимательно посмотрела Мякину в глаза и, не обнаружив подвоха, произнесла:

— Хорошо, милок. Только быстро, пока я соседям раздам.

Мякин спокойно вышел в коридор, не спеша прошёл к лестнице и спустился вниз. Внизу в закутке, который он заприметил ещё тогда, когда провожал супругу, быстро переоделся и, сделав равнодушное лицо, смело двинулся в сторону выхода.

— Ваш пропуск? — услышал он голос охранника, когда вплотную подошёл к турникету.

Мякин, несколько замешкавшись, поискал пропуск во всех карманах куртки и, изобразив изумлённое лицо, ответил:

— Голубчик, где-то оставил я его, не дай бог потерял.

— Без пропуска нельзя, — заботливо произнёс охранник.

— Голубчик, что же мне, ночевать тут у вас? — нарочито растерянно произнёс Мякин. — Может, я пойду?

— Турникет без пропуска не откроется, — участливо ответил охранник.

— Так я перешагну, — предложил Мякин и, не встретив возражений, перемахнул через блестящую перекладину.

— Совсем погас, — заметил Мяк и присел у стены.

Белый дым прижался к земле и не хотел подниматься вверх.

— Надо уходить, — добавил Мяк.

Небритый поворошил обугленные деревяшки в костре. В самой середине ещё тлели угли, но сплошные хлопья мокрого снега решительно гасили все попытки пламени возродиться.

— Пора, — просипел небритый и натужно встал. Он ещё некоторое время смотрел на остатки костра и, убедившись, что огня больше не будет, произнёс: — Пошли к Воне. Там тепло.

Они в полной темноте обошли кирпичную стену и вдоль ряда старых деревьев зашагали в сторону еле заметного крыльца. Небритый осторожно постучал в облупившуюся дверь. За дверью послышались шаги, и глухой женский голос спросил:

— Кто?

— Открывай, это мы, — ответил небритый.

Вслед за хозяйкой, натыкаясь на какие-то предметы, они прошли по длинному тёмному коридору и оказались в небольшой комнатушке, сплошь заваленной старым скарбом.

— Ты бы прибралась здесь, — просипел небритый.

— Это ещё зачем? — возразила ещё не старая, но весьма неухоженная женщина. — Это всё моё, и прошу мне не указывать. Проходите, коли пришли, — добавила она уже более ласково и, завидев Мяка, улыбнулась. — Мякушка, проходи, проходи, — пролепетала хозяйка, приглашая гостей пройти в её владения.

Гости протиснулись в дальний угол, где на старом комоде, слабо освещая окружающее пространство, горела одинокая свеча. Разместившись на деревянной лавке, небритый прокашлялся и примирительно произнёс:

— Ночь захолодала. Сыро. А вот Мяк, подлец, без фанфарика!

Хозяйка грустно опустила глаза, но через мгновение заговорила:

— А у меня новьё. Новый халатик. Мусьё вчера подарил.

Она порылась в куче тряпья у двери, достала что-то цветастое и надела на себя, прямо на заскорузлую спецовку. Хозяйка повертелась в этом одеянии перед гостями и объявила:

— Фанфарик у меня есть. Нуда утром достал.

Небритый оживился, даже машинально привстал и громко произнёс:

— Воня, красавица! Что же ты молчишь! Обнову следует обмыть!

— Сейчас, — засуетилась хозяйка и, перешагивая старые коробки, бросилась к полке у оконной стены.

Через несколько секунд на комоде образовался натюрморт из тёмной бутылки и пустого стакана.

— Наливай, не томи, лысый глаз! — просипел небритый.

— Первому — Мякушке, — объявила хозяйка и наполовину наполнила стакан светло-коричневой жидкостью.

— Пей, Мякушка, за обновку мою! — добавила хозяйка, подвинув стакан Мяку.

Небритый недовольно хмыкнул и, отвернувшись от присутствующих, пробубнил:

— Везёт дуракам, лысый глаз!

— Прошу при мне не выражаться! — возмутилась хозяйка и, не спуская глаз с Мяка, расплылась в благостной улыбке. — Мякушка, пей, не стесняйся, — ласково произнесла она и машинально поправила всклокоченные волосы.

Мяк, глядя на стакан, насупился, тяжело вздохнул и нехотя потянулся рукой к предлагаемому напитку. Давно не мытое стекло и жидкость внутри стакана не вызывали у Мяка положительных эмоций. Он хотел что-то сказать по этому поводу, но его опередил небритый:

— Мяк, ну не тяни ты, лысый глаз! Видишь, как млеет от тебя Воня? Удовлетвори хозяйку!

Мяк ещё раз тяжко вздохнул, словно собирался объявить нечто печальное и грустное, и, закрыв глаза, в несколько больших глотков опустошил стакан.

— Ну ты, Мяк, молодец, лысый глаз! — довольно просипел небритый и вожделенно уставился на пустой стакан.

— Сейчас, — недовольно произнесла хозяйка и, заметив нетерпеливый взгляд небритого, повелительно добавила: — Но тебе придётся отработать.

— Опять! — громко возразил небритый. — Опять ты за своё! Я же говорил, что зимой сыро и инструмент этого не любит, лысый глаз!

— У меня тепло, сегодня я топила, — обиженно ответила хозяйка. — Мяк, скажи, что у меня тепло.

Мяк, восстанавливаясь после крепкой жидкости, ответил:

— Да, тепло. Теплее, чем там, — и он махнул рукой в сторону двери.

— Вот видишь, Мякушка говорит, что теплее, — произнесла хозяйка и застыла в ожидании ответа небритого.

Небритый угрюмо посмотрел на пустой стакан, с шумом выдохнул из себя воздух и объявил:

— Тогда, лысый глаз, я уйду. Мне тут с вами делать нечего. Подлецы вы все! Нет в вас участия, лысый глаз! А у кого нет участия — у того душа дырявая, пустоты много. Дурью пустоты не заполнить. Дурь — она и есть дурь, лысый глаз!

Небритый безнадёжно махнул рукой и двинулся к выходу.

Мяк нерешительно повертел головой, тихо пробубнил: «Я тоже пойду» и повернулся в сторону небритого.

— Стойте, стойте! — засуетилась хозяйка. — Мякушка, останови его! Надо же допить… И играть не надо — пусть будет без музыки.

Небритый остановился и, не оборачиваясь, просипел:

— Приставать не будешь, лысый глаз?

— Не буду, не буду, — подтвердила хозяйка и наполнила стакан следующей порцией жидкости. — Выпей за меня, — добавила она. — За меня и мой халатик.

Компания вновь сосредоточилась у комода. Небритый неторопливо, мелкими глотками выпил содержимое стакана и аккуратно поставил его на место. Хозяйка налила себе и с удовольствием выпила.

— Ну, как мой халатик? — спросила она гостей.

Мяк равнодушно взглянул на разноцветное одеяние хозяйки и ответил:

— Цветастый.

— Ага, цветастый, — согласилась хозяйка и ещё раз повертелась перед гостями.

— Сзади дырка, — просипел небритый. — А говоришь, что новьё. Я Мусью знаю — он новьё достать не может.

Хозяйка перестала крутиться и весело ответила:

— Для меня новьё, а ты как хочешь, лысый глаз!

За окном просветлело; поверх старого хламья, которым был завален подоконник, проступило бледно-серое небо. Наступал новый зимний день. Мяк, разогретый от принятой внутрь жидкости, совсем расслабился, привстав, облокотился о столешницу комода и мечтательно посмотрел в окно, а может быть, куда-то ещё дальше, где было тепло и светло и не надо было кутаться в тёплые одежды и ночью бродить по городу в поисках провианта и прочих необходимостей для свободного, не зависимого ни от кого существования.

Прошлой ночью он был на вокзале, покрутился около ларьков, хотел было устроиться у входа в кафе, даже успел получить в лежащую у ног коробочку бумажную иностранную деньгу, но незнакомый дежурный прогнал его, а посему вся его рабочая ночь не сложилась. Добычи, кроме этой деньги, не было — настроение у Мяка наблюдалось соответствующее тёмной ночи, предвещавшей слякотное утро.