- Говорите складно, но девочка всё равно нуждается в защите. Она измотана, напугана, натерпелась от Вас. Я отдал бы её Вам только, если бы она сама хотела этого.

- Святой отец. Девчонка выросла в детском доме, приехала в Рим работать проституткой, попала в тюрьму за распространение наркотиков и проституцию. Мне пришлось приложить не маленькие усилия, чтобы вытащить её оттуда и закрыть дело. Потом она попала в больницу, потому что снова получила передоз. Она сама не понимает, чего хочет. – Конечно, он знал не хуже меня правду, но ему нужно было объяснение, почему Ната попала к нему и почему уйдет со мной. Его, как и всех, интересовала только его репутация. – Будьте снисходительны, примирите нас и отпустите…

- Что-то подсказывает мне, что Вы далёко пойдете. Многие недооценили Вас в молодости. Например, Матео… Ему стоило принять такого сына как Вы вместо того, чтобы гнать… Уверен, Вы бы укрепили его род и подарили процветание семье.

- Сомневаюсь, что я смог бы принять того, кто изнасиловал и убил мою мать. – Скалюсь. Самое большое пятно на моей репутации кровное родство с насильником.

- Что Вы сделаете с Карризи? Мне бы не хотелось, чтобы мой старый друг хоть как-то пострадал.

- Увы, это невозможно. Я долго был предан ему как своему покровителю. Но всему рано или поздно приходит конец. Забрав у меня мою женщину, он перешёл черту, такое я не прощаю.

- Пообещайте, что не убьёте его. Проучите, лишите всего, но отдайте мне. Я закрою его в этих стенах и разрешу замаливать грехи. Вас это устроит? – Киваю. – Отлично, мне нравится, какое влияние девушка оказывает на Вас. Я слышал, многие ваши дела стали преобразовываться и, по правде, служить на благо Италии.

- Прошу Вас, не обманывайтесь на мой счёт.

- О, нет, не обманывайтесь Вы. Вы уже другой человек.

Ната.

Я проснулась от теплоты, кто-то гладил меня по голове. Ласково. Еле касаясь кожи. Так обычно чешут собак, но мне было приятно. С губ чуть ли не слетел стон наслаждения.

На губах осел вкус горьких специй. Я хорошо его знала. Он мог принадлежать только одному человеку.

- Зейд? – Спросила, ещё до конца не открыв глаза. Мужчина сидел на моей кровати и курил. Я не могла поверить собственным глазам. Карабинер легко без особого сопротивления проник Ватикан. – Я сплю?

Лицо Карабинера было скрыто темнотой, я видела лишь белые струйки сигаретного дыма.

Отчасти я ещё спала, не успела проснуться. Состояние было странное, головой я понимала, что происходит, но всё было как будто не со мной, а во сне.

Желая доказать, что он не часть сна, Зейд быстро забрался под одеяло и запустил свободную руку под ночную рубашку, задирая её и касаясь лона через нижнее бельё. С губ сорвался стон.

Шероховатые пальцы высекали искры и делали больно. Невыносимо было чувствовать их тепло. Само присутствие мужчины было сродни пытке.

Ещё пара минут, и я почувствовала, как он входит в меня пальцем, растягивая и наполняя. Я боялась издать и звука. Происходящее было таким неуместным в этом месте. Зейд не считался ни с чем, ему было плевать даже на святое.

Он двигался во мне медленно. Обескураженная и растерянная, не до конца проснувшаяся, я не решалась даже сопротивляться. Смотрела на мужчину.

Зейд продолжал курить, наблюдая из-под опущенных, густых ресниц, наслаждался моей агонией.

- Тебе пиздец, Ната. – Прошептал он на ухо, склонившись невыносимо низко и выдыхая в лицо горький дым, не останавливаясь, вырывая из меня оргазм, как подтверждение, что я тосковала по нему. Мужчина поставил на мне унизительную печать. Клеймо моей зависимости в нём. – Я кажется тебе уже говорил, что с тобой будет, если ты сбежишь.

Пальцами я сжимала одеяло, чувствуя, что кончаю. В моей голове было невыносимо пусто. Не было ни удивления, ни негодования, ни страха. В глубине души я знала, что он придёт за мной. Вопрос был лишь во времени.

И всё равно, я не ожидала, что всё произойдёт так быстро. Не могла и подумать, что он войдет в эту комнату так просто.

Когда я кончила, Зейд жадно облизал пальцы. Он напоминал полакомившегося добычей коршуна. Хищный профиль выглядел довольным. Мужчина выбросил окурок в графин воды с лимоном.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​- Оставишь меня здесь? Я подстригусь и уйду в монахини. Обещаю у меня никого никогда не будет. Просто оставь меня и занимайся своей кучерявой девахой, она родит тебе и сына и дочь. Зачем тебе я? Так помешался на мне? – На фотографиях с молоденькой итальянкой Зейд выглядел довольным.

Моё сонное рассуждение развеселило его, Зейд наклонил немного в бок голову. Лунный свет теперь падал только на половину его лица. Несовершенные, очень грубые черты в такой освещении заострились и приобрели жуткий характер. Словно высеченный ледяного, не живого мрамора.

- Ты не протянешь в монастыре без меня и дня. Упадёшь в обморок от ревности или засохнешь от тоски. – Он сжимает мою ногу, и я чувствую, как начинает щепать глаза. Какая уверенность в себе. Хочет превратить меня в ничто, ничего не оставить.

- Возможно, но так я не буду терпеть издевательства.

- М? Какие? Хочется узнать, как же я издевался над тобой? Бил? М? Делал больно физически? Плохо вылизывал? – краснею. Надеюсь, что он не заметит моего смущения в темноте.

- Ты изменил своё отношение ко мне сразу же, как узнал, что я не могу иметь детей. Перестал поднимать от меня звонки в этот же день. Развелся. Отселил. Завёл другую. Ты представить себе не можешь, как выносимо жить, зная, что ты дефектная и тебя нельзя любить полноценно. Хочешь каждый день напоминать мне о том, что я не подошла тебе, потому что ущербная? Лучше, что угодно, чем это. – Сжимаю кулаки. Я бы ударила его, если бы дотянулась. Исцарапала бы всё лицо, оставляя на нём шрамы.

Карабинер зло усмехнулся. Губы устрашающе выгнулись в дугу. Он выгнул правую бровь. Опустил. Нахмурился. Сглотнул, ослабил ворот рубашки. Давление на ногу стало сильнее.

Крючковатый нос стал немного острее от напряжения в мускулатуре лица, я чувствовала, что мужчина весь собрался и сжался, напоминая пружину.

Кадык запульсировал в ритм сердцебиения, казалось, он сейчас разорвётся.

- Хочу уточнить. Какой смысл ты вкладываешь во фразу «я не могу иметь детей». – По мере такого как мои брови ползли вверх, а из глаз усиливался поток слёз, лицо Зейда бледнело всё сильнее. Впервые на моей памяти его смуглая кожа стала такой бледной, почти белой. Я не знала, что ему ответить. Не сразу поняла вопроса. – На-та… блядь!!!

Он зашипел глухо, оставляя синяки на моей коже. Его пальцы рефлекторно вцепились в меня. Я поняла лишь одно. Зейд не знал. Не знал. Не знал до этой минуты, что у меня не может быть детей.

Карабинер зажмурился, провел рукой по непослушным волосам, словно пытался собрать таким образом мысли воедино. На его лице застыла гримаса боли и отчаяния.

- Малышка… - Он сгрёб меня в охапку как ребёнка, притянул к себе. Я оказалась у него на руках, свернутая калачиком. Слёзы текли по щекам, вымазывая его рубашку. – Я нихуя не понимаю. До этого момента мне казалось, что тебе мерзко заводить ребёнка с таким человеком как я. Ты не хочешь детей ИМЕННО от меня. Ты просила засунуть тебя в тюрьму, лишь бы не быть со мной.

Зейд прижимал меня к себе. Я не помнила ничего из того, что говорила ему в ту ночь, когда в моей крови нашли наркотики, но потом я пыталась поговорить с ним. Но он не стал. Не хотел выслушать, не давал и слова вставить.

Всегда осведомленный Зейд так грубо ошибся?

Сердце Зейда глухо билось в груди, я слышала, как сбился ритм его сердцебиения, как сильно он взволнован. Но мне было не легче.

К собственному стыду, мне казалось, что он мало страдает. Недостаточно. Не испытывает и одной десятой из того, что чувствую я.

- Это моя ошибка. – Карабинер провёл языком по моей щеке, слизывая слезу. – Я виноват и тебе придумывать мне наказание. Прости…

От такого обилия ласки и извинений у меня закружилась голова. Казалось, что я точно во сне. Пусть слова сухие, речи не многословные, но Зейд признал свою вину и извинился.