— А если связать столовые приборы шпагатом? Ну, как гирлянду? И развесить их? — предложил Степан. — Можно и как кнут использовать. Вообще, что от нас требуется при «личной встрече»? Воткнуть в кого-то столовый нож или вилку? Или что?

— Ну, — гоблин, казалось, прикидывает перспективы относительно гирлянды из чайных ложечек. — Если бы речь шла о фейри, то тут всё как с людьми — воткнуть. Можно в глаз, уязвимое место, легко добраться до мозга. Но поскольку мы предполагаем, что это не фейри, то дело становится несколько проще: серебро будет жечь духа, даже просто коснувшись.

— Любого? — любопытство у Степана на время взяло верх. Он снова вспомнил про русалку.

— Не любого, — ответил лютен. — Но таких, как эти — да.

— Значит, нам нужно что-то вроде кнутов. Хорошая прочная верёвка — страховка для кровельщиков наверняка подойдёт. И всё серебро, какое только останется после защиты гостиной.

Все трое невольно посмотрели на рисунок кувшинки, навсегда впечатавшийся в камень дымохода.

— Да, — кивнул Дуфф. — Защищать лучше всего гостиную.

— А что насчёт обсидиана? — вспомнил Степан. — Гномы же не зря его встроили в глаза статуй?

— Ну, он в какой-то мере может помочь, — заметил Руй. — Конечно, было бы лучше всего, если б обсидиан был у нас повсюду в стенах. Как и серебро. Но я бы не стал целиком полагаться на такую защиту.

— Идеальной защиты… — начал Дуфф.

— Нет, — со вздохом закончил Степан.

Конечно, с товарами для сада можно было бы поступить так же, как со стройматериалами, но Степан прекрасно понимал, какое удовольствие доставит Дуффу возможность лично посмотреть и выбрать саженцы и рассаду. А заодно — это человек, хотя и подозревал, но вслух не сказал — просто «выйти в свет». Что бы там ни говорил гоблин, ему явно был интересен мир людей, и те изменения, которые произошли за минувшие десятилетия.

Вместе с тем Степан сразу объявил, что будет настоящим свинством, если они с Дуффом начнут кататься по магазинам, оставив на Руя и Нику все хлопоты по хозяйству. Поэтому к общему согласию — и удовольствию гномов — шестое апреля ещё накануне вечером, за ужином, было объявлено выходным днём. Сразу после завтрака «Рено» выкатил со двора и взял курс на ближайший садовый центр.

В окрестностях обнаружилось несколько таких магазинов, в основном входивших в крупные торговые сети. «Старый Али» уже сам по себе был достаточно колоритной фигурой, а в компании неотступно следовавшего за ним большого рыжего кота и вовсе привлекал все взгляды. Степан опасался, что их маскировка может в какой-то момент попросту не выдержать — но слово работало.

Правда, пару раз к ним подходили заинтересовавшиеся «туарегом» полицейские, которым Дуфф на чистейшем французском языке объяснял, что его папаша был родом из Лорьяна, служил в Алжире, да там и остался, а вот он ещё в юности перебрался на историческую родину. При этом гоблин с гордостью демонстрировал свой «паспорт», который был, разумеется, только иллюзией, и на деле представлял собой обёртку от плитки шоколада, съеденного компанией во время поездки.

На Степана и Нику, следовавших чуть позади «Старого Али» и кота, никто не обращал внимания.

— Вам, похоже, не слишком интересно садоводство? — спросил он, наблюдая, как она мимоходом рассматривает выставленные на стеллажах горшочки с цветами. Ника улыбнулась.

— Я городская жительница. Мама очень любила возиться с растениями, у нас всегда на подоконниках стояли цветы. А я — ребёнок асфальта.

— В Белграде, как мне помнится, полно зелени, — как бы между прочим заметил Степан. Девушка с интересом взглянула на него.

— Вы были в Белграде?

— Был. В прошлом году, в мае.

— По делам или просто?

— Просто, — он остановился, рассматривая ажурную арку садовых качелей.

— И как вам?

— Очень понравилось. Белград какой-то удивительно спокойный и уютный. Старые домики, улочки…

— …мусор, граффити на стенах, — с горькой иронией продолжила девушка.

— Мусор есть везде. А белградские граффити это совершенно особая вещь. Как по мне, они — неотъемлемая часть города. Особенно те, что украшают стены Савамалы. А чем вы занимались в Белграде, если не секрет?

Ника пожала плечами.

— Ничего секретного. После школы я поступила в художественное училище в Вышеграде. Планировала после него учиться в Университете искусств в Белграде. Но тут заболела мама, от планов на университет пришлось отказаться, нужно было искать работу. Потом инсульт. Мама очень любила Белград, и я решила, что пусть лучше… — она чуть шевельнула рукой, словно не могла подобрать слов.

— Ясно.

— В Вышеграде у мамы была хорошая работа. Мне не удалось найти такую же, а в Белграде с этим оказалось немного проще. Плюс бабушкина квартира вместо съёмной.

— Так вы художница?

— Дизайнер. Хотя курс училища включал все направления, это как база, после которой ты можешь работать или учиться дальше, оттачивать навыки. А почему вы спрашиваете?

— Хочу вам кое-что показать, когда приедем домой. Скажите, Ника, а вы могли бы сделать экспертизу картины? Подтвердить подлинность, автора?

Девушка рассмеялась.

— Нет. Для этого нужно быть экспертом, работающим с конкретным периодом, а ещё лучше — с конкретным автором. Иметь авторитет. Я могу дать общую оценку, но у меня нет имени в этой области, так что моя оценка — всего лишь субъективное мнение, не более.

— Хорошо. А найти эксперта или экспертов для такой работы?

Она кивнула.

— Да, это я могла бы. Я вполне представляю, где их искать и с чего начать.

— Прекрасно. Потому что я этого вообще не представляю.

Оба рассмеялись. Из бокового прохода появился «Старый Али», за которым шли сразу три консультанта, нагруженные несколькими ящиками с рассадой, и благоговейно внимающие рассуждениям гоблина.

— …вот это был сорт! Его вывели в тридцать восьмом, в Бресте. Эти «американцы» ему и в подмётки не годятся! Что за мания, везти из-за океана, если здесь, у нас, есть ничуть не хуже…

Процессия исчезла в другом боковом проходе. Замыкающим, вальяжной неспешной походкой, шествовал кот. Степан проводил их взглядом и снова повернулся к Нике:

— Итак, садоводство вы не любите. Чем же увлекается «ребёнок асфальта»?

* * *

Они пообедали по дороге в Сен-Бриё, в небольшом ресторанчике, где, по предложению Дуффа, заказали крабовый суп и рыбное рагу. Гоблин категорически настоял, чтобы к блюдам им подали сидр, и минут десять скрупулёзно расспрашивал официанта о состоянии погреба. Степан, не менее категорически заявивший, что не сядет за руль нетрезвым, вызвал у Дуффа ироничное, но всё же уважительное, фырканье. Впрочем, «Старый Али» не отказал себе в удовольствии скорбно качать головой, цокать языком и отпускать комментарии на тему того, как варварски, должно быть, сочетаются по вкусу морепродукты и лимонад.

— Месье Али, если мы не закроем эту тему, я сейчас закажу мороженое, и попрошу покрошить в него жареный бекон, — заявил Степан, вызвав смех Ники и шипение кота. Дуфф ещё разок печально покачал головой, но потом вернулся к своей обычной манере, и остаток обеда прошёл за обсуждением саженцев, которые планировалось заказать в последнем на маршруте торговом центре.

Серебристый «Рено», до отказа забитый новым инвентарём, семенами и рассадой, припарковался во дворе шато часа за полтора до заката. Уже на лесной дороге, на последнем километре пути, Степан успел пересказать Нике историю Мадлены Соваж, и вкратце описать найденные ими картины. Теперь вся компания, достав сокровища из гардеробной и расставив их по всей спальне, любовалась коллекцией. Время от времени то Степан, то кто-нибудь из фейри поглядывал на девушку в ожидании вердикта, а та медленно переходила от полотна к полотну, то и дело наклонялась поближе, всматривалась в детали, мазки кисти, подписи художницы.

— Это определённо написано одним человеком, и это работы зрелого мастера, не ученичество, — наконец сообщила Ника. — Тут видно отточенную технику, излюбленную палитру. Видно поставленную руку и чёткое понимание того, что Мадлена Соваж хотела перенести на холст, какого эффекта желала достичь. Знаете, стоимость работ — это всегда стоимость мастерства и имени. Не представляю, чего стоит имя Соваж, но её мастерство точно стоит очень дорого. Вы планировали их продать?