– Конфеты, что ли? Или печенье?

Отец Леонид усмехнулся ее непосредственности.

– Дар – это милость Божия, любовь Божия, возможность быть услышанным и прощенным. Через церковь Господь подает человеку Себя, через исповедь, причащение и пост мы становимся чище, лучше, милосерднее. Ты сама это потом поймешь, выучишь святые молитвы, увидишь древние иконы.

– А все должны молиться? Обязательно?

– Если не захочешь, никто тебя заставлять не станет. У нас есть паломники, которые, скрываясь от бед земных, живут в монастыре, работают и потихоньку приходят в себя, ищут пути. И путь их не обязательно связан с церковью. У каждого из нас своя дорога, главное, чтобы она была честной, прямой и гуманной. Хочу вот что сказать, Лиза. Ты пока останешься в Александровском женском монастыре. Я уеду, потому что я – настоятель другого монастыря, мужского, в ты будешь жить в женском.

– Нет, я не хочу без тебя, – она вцепилась в рукав его платья. – Я поеду с тобой! Я не останусь там!

– Нельзя, – он погладил ее по голове. – Ты девочка, и не можешь жить в мужском монастыре. Ты останешься там, пойдешь учиться, сестры многому тебя научат. А я в это время буду заниматься твоими документами, обращусь в социальные службы, ведь у нас должны быть законные права забрать тебя из дома. Мы не можем тебя украсть и спрятать, правда? Но я тебя не брошу, не забуду, буду постоянно навещать. А пока ты мне свой домашний адрес скажи, я запомню. И еще про соседку расскажи, которая тебе помогала, и вспомни, пожалуйста, как звали воспитательницу в садике. Нам будут нужны люди, которые смогут подтвердить твои слова.

Притихнув, Лиза прижалась к Леониду. Рядом с ним она чувствовала себя в совершенной безопасности. Он казался ей крепостью, стеной, которая надежно укрывает. Пережившая страшное потрясение, Лиза цеплялась за него, как за спасительную соломинку, но понимала, что Леонида надо слушать. И она старательно отвечала на все его вопросы, пытаясь припомнить все, чем он интересовался.

Они долго ехали. Сидя в машине, девочка пыталась представить, как выглядит место, называемое монастырем. Отчего-то ей казалось, что монастырь похож на тюрьму. Лизе представлялась каменная келья, угрюмые лица в черных платках, суровые учителя, большие замки на воротах. Но то, что она увидела в реальности, совершенно перевернуло ее сознание и изменило представления.

Ее встретили спокойные светлые лица сестер разных возрастов, их заботливые руки приняли ее у отца Леонида, вымыли, дали чистую одежду, накормили.

Размеренные движения, доброжелательные речи, ласковые прикосновения так умиротворяли и успокаивали, что девочка, давно не знавшая ласки и нежности, просто оторопела от неожиданности. Безмолвно переводила взгляд с одной женщины на другую и никак не могла поверить в то, что видела: ее не оскорбляли, не щипали, не толкали. Не дергали за волосы, не гнали прочь и не швыряли в нее посуду.

Когда после купания она хотела подтереть за собой пол, одна из женщин мягко, но уверенно, забрала у нее половую тряпку.

– Лиза, тебе не надо это делать. Оставь.

А когда после обеда она поспешно собрала свои тарелки и пошла к крану, одна из сестер, остановив ее, забрала посуду и улыбнулась.

– Лиза, сейчас это не твоя обязанность. Пойдем…

Девочку привели в большую келью, где отец Леонид сидел за столом рядом с полной женщиной с пронзительными серыми глазами и очень красивыми руками с длинными тонкими пальцами.

– Иди сюда, Лиза, – позвал Леонид. – Познакомься. Это мать Серафима. Настоятельница монастыря. Я все рассказал ей про тебя.

– Настоятельница – это командирша? – насупилась девочка.

Женщина, пряча улыбку в уголках губ, подалась вперед, будто хотела разглядеть что-то, скрытое от других людей, помолчала и вдруг ласково улыбнулась.

– Нет, не командирша. Просто старшая наставница, управляющая. Ну, что ж, добро пожаловать, милая! Подойди ближе. Худенькая какая, изможденная. Ну, это не беда, это мы быстро поправим. А ты, детка, ничего не бойся. Бог милостив, все плохое уже закончилось. С сентября начнешь учиться, у нас в этом году шестеро девочек будет в первом классе. Познакомишься со всеми. Сейчас тебя отведут к ним, все тебе покажут. Сестра Василиса – ваша наставница, к ней можно по любому вопросу обращаться.

Заметив, что девочка расстроилась, мать Серафима понимающе вздохнула.

– Лиза, не печалься. Не горюй. Все твои испытания в прошлом. Знаешь, какие у нас тут рукодельницы! Нигде так не вышивают, не вяжут, как наши мастерицы. Тебя всему научат, ты только выбери, к чему душа лежит.

Лиза упрямо молчала, исподлобья разглядывая настоятельницу.

– Не веришь мне?

– Не знаю, – пробормотала девочка. – Взрослые часто обманывают.

– У тебя печальный опыт, – женщина невесело покачала головой. – Но, поверь мне, люди разные. Есть плохие, но есть и хорошие. И знаешь, девочка, я уверена, что хороших все же больше. Сама в этом вскоре убедишься. Договорились? Ну, беги. Сестра Василиса уже ждет тебя в коридоре.

И началась новая жизнь. Совершенно новая. Неведомая до тех пор. Невероятно насыщенная, спокойная, сытая.

Отец Леонид уехал в тот же вечер. Лиза, оставшись в кругу незнакомых женщин и девочек, поначалу держалась настороженно и обособленно. Сестра Василиса, которую назвали их наставницей, привела ее в большую комнату, где стояли шесть кроватей, и Лиза, остановившись у дверей, с испугом огляделась.

– Это что? Больница?

– Нет, Лизочка, это спальня. Здесь у тебя будет своя кровать, шкаф для вещей, тумбочка. А там, – Василиса махнула рукой куда-то направо, – там туалетная комната, душевая. Полотенце, зубная щека и мыло лежат на твоей полке в туалетной комнате.

– У меня будет своя полка?..

– Конечно, – Василиса спокойно кивнула. – И полотенце будет свое, и тапочки, и ночная сорочка.

– А кто еще здесь будет спать? Вдруг они меня прогонят? – боязливо поежилась Лиза.

– Милосердный Боже, – женщина, вздохнув, прижала ее к себе. – Ну, что ты. Тебе здесь все очень рады. Ты сейчас познакомишься. Ну, проходи.

Лиза осторожно сделала шаг вперед, но тут же замерла в замешательстве. Другая дверь отворилась, и в комнату вошли, переговариваясь и смеясь, несколько девочек.

Сердце у Лизы заколотилось, как у испуганной птички. Опустив голову, она непроизвольно сжала кулачки, помня о том, сколько раз ей приходилось давать сдачу обидчикам. Девочки смело подошли ближе и, не стесняясь, стали с интересом ее разглядывать.

– Девочки, принимайте новую подругу, – опережая их расспросы, заторопилась Василиса. – Это Елизавета. Она будет жить с нами, этой осенью пойдет в первый класс. Она немножко стесняется, но вы, пожалуйста, помогите ей освоиться. Хорошо? Лизочка, давай знакомиться. Вот запоминай. Это Маруся, это Наташа, вот это Даша, и вот эти хохотушки – Тамара и Соня.

Лиза подняла голову. На нее радостно и весело глядели несколько пар добрых глаз. И она, пожалуй, впервые за долгие годы, без страха и внутреннего трепета негромко поздоровалась со сверстницами.

– Здравствуйте.

Девочки, такие чистенькие и хорошенькие, вдруг кинулись к ней, стали обнимать, тормошить, тянуть за руку.

– Пойдем, Лиза!

– Вон твоя кровать.

– Какая у тебя толстая коса.

– Ой, девочки, смотрите, какие у Лизы глаза! Синие-синие, как платок у сестры Пелагеи!

Лиза, не веря своим ушам и глазам, недоверчиво улыбнулась. Сначала робко, застенчиво, боязливо. Потом смелее, а затем вдруг легко и решительно протянула им руки, ощутив их чистую энергию, несущую радость и доброту.

Став совсем взрослой, Елизавета всегда вспоминала именно тот первый вечер, подаривший грязной, испуганной, униженной девочке счастье быть равной среди равных, сытой, веселой и спокойной.

Девочки, уже по году-два живущие в монастырских стенах, тоже оказались там не от хорошей жизни. У кого-то погибли родители, кто-то сбежал от пьющего отчима, кого-то привела воцерковленная мать, считающая, что сама не сможет воспитать ребенка.