Пьер с Арманом занимались чисткой пушек, приборкой и укладкой огневого запаса. Остальные убирали палубу, ухаживали за ранеными, ремонтировали повреждения и спускали в море покойников. Их оказалось семь. Полтора десятка раненых стонали, выли или молча молили Аллаха о ниспослании милости на их грешные головы.

Шамси, бледный и осунувшийся, едва передвигался по палубе, отдавая приказания и раздавая удары плетью направо и налево бедолагам, не успевавшим исчезнуть с его пути. Голова и рука его были перевязаны и алели пятнами крови. Капитан молча стоял на юте и наблюдал за работами.

Пьер внимательно присмотрелся к капитану. Это был пожилой, но еще далеко не старый мужчина. Большие черные глаза под тонкими бровями, прямой нос с тонкими крыльями ноздрей выдавали чувствительную натуру. Усы и короткая бородка красиво обрамляли его лицо, несколько удлиненное, но с высокими скулами. Голова под голубой повязкой со свешивавшимся слева концом придавала всему его облику мужественность и уверенность. Глаза смотрели внимательно, остро, в них чувствовался ум и характер.

Капитан перевел взгляд на Пьера, и тот не успел отвести глаза. Секунду Пьер вглядывался в лик капитана, потом отвернулся, но услышал, что капитан обращается к нему:

– Руми, эй, руми у пушек! Поднимись ко мне!

Пьер удивленно пожал плечами, вопросительно бросил взгляд на Армана и побежал на ют.

– Слушаю, раис! Что прикажешь?

Капитан пристально вгляделся в лицо Пьера. Помолчал немного, затем спросил:

– Мне сдается, руми, что ты был не простым матросом у себя. Я верно подметил? Говори правду, руми.

– Что ж, раис. Я скажу правду, как тебе будет угодно. Я купец, занимаюсь морской торговлей. Значит, и суда у меня есть. Так что судовождение и морской бой мне ведомы, раис. Тут ты не ошибся.

– Но ты молод и не мог овладеть всеми премудростями моря.

– И тут ты прав, раис. Всеми премудростями вряд ли можно овладеть, коли на то не будет воля Господня. Но кое-что я усвоил, раис. С четырнадцати лет приходилось усваивать. Жизнь-то хранить как-то надо было.

– Я наблюдал за тобой, руми. Ты весьма умело вел бой. Думаю, что не буду излишне добр к тебе, если скажу, что твой последний залп картечью спас шебеку адмирала от полного уничтожения.

– В то время я не думал об этом, раис. Все происходило само собой, по велению Божьему.

– Но ты дрался со своими единоверцами, руми. Как понять тебя?

– Все единоверцы дерутся друг с другом, и с этим ничего не поделаешь, раис. Так что же тут удивляться? Я сторонник терпимости в вере. Каждый выбирает ее себе по разумению и вкусу. Так я увидел это в Индии. И мне это нравится, раис.

– Опасное суждение, руми. Но это твое дело. Ты полезен здесь, и на это можно не обращать внимание. Что бы ты хотел получить в награду за успешное ведение боя? Я готов тебя выслушать, руми.

– Раис, ты, видимо, знаешь, что я тут нахожусь лишь по одной причине – хочу побыстрее попасть домой. И это моя единственная просьба к тебе. Не препятствуй нам с другом осуществить свое желание. Нам больше ничего не надо, раис.

Капитан внимательно окинул Пьера взглядом, помолчал, потом промолвил:

– Все в руках всемилостивейшего Аллаха. Инша-аллах! Можешь идти, руми, да поможет тебе Всевышний!

Пьер поклонился, приложив руку к сердцу, потом сбежал по трапу и присоединился к Арману и своей команде.

– Ну что там? – с нетерпением спросил Арман.

– Ничего особенного, кроме того, что наше возвращение вряд ли совершится скоро, – с огорчением ответил Пьер. – Надо сторожить случай и готовить побег. Это и будет нашей основной целью, не считая сохранения собственной жизни, Арман.

Видя, что друг не расположен к разговорам, Арман не стал больше расспрашивать Пьера и отошел с озабоченным видом.

Черные мальчишки стали разносить еду. Всем выдали по кружке вина и по куску вареной баранины с лепешкой. В миске золотилась горка пшенной каши, политой оливковым маслом. Это был праздничный обед, который всегда выдавался матросам после удачного боя или захвата приза.

– Все же и неверные употребляют вино, – заметил Арман, с наслаждением прихлебывая терпкий напиток.

– Запрет запретом, но арабы всегда его употребляли и теперь не могут себе отказать хоть изредка в этом удовольствии. Вековые привычки трудно искоренить полностью. У нас остались же некоторые обряды и привычки от прежних наших верований. Так и у них.

В открытом море ветер посвежел. Шебеки ходко шли на восток в поисках удобной бухты для ремонта и пополнения людьми. Теперь во флотилии осталось не более ста пятидесяти матросов. Это слишком мало для пяти судов. Треть из них ранены, некоторые обязательно помрут или останутся калеками. Так что у адмирала хватало забот.

Вечером адмирал подал сигнал сбора капитанов. Шлюпки отвалили от шебек и понеслись к флагману. Суда уже легли в дрейф и покачивались на широких волнах. Фонари уже зажглись на корме и баке, звезды разгорались все ярче, а ветер стихал, едва шелестя в такелаже.

Два часа спустя капитан «Тени пророка» вернулся. Он созвал начальников команд.

– Адмирал передает всем свое благословение и благодарность за минувшее сражение, – голос капитана был бесстрастным и спокойным. – Но мы потеряли много людей, и наши суда нуждаются в основательном ремонте. Мы идем на восток в район Уэд-Адуду и мыса Аглу. Там пополнимся людьми и починим суда, на это у нас должно уйти не более недели. Всех раненых, которые не смогут быстро поправиться, оставить в дуарах. Особо отличившимся выдать по пять золотых и лишний отпуск на берег. Идите, – закончил капитан. Никто не произнес ни слова и не задал ни единого вопроса. Видимо, такое было здесь не в привычках.

Пьер вернулся к другу и рассказал об услышанном. Тот мечтательно сказал:

– Вот бы нам выбраться на берег и удрать, а?

– Нечего и думать, Арман. Слишком далеко ушли мы на юг от наших мест. Нам не удастся ничего сделать, кроме как нарваться на смерть. Она и так за нами охотится чуть ли не ежедневно. Лучше повременим.

Три дня спустя при свежем ветре флотилия подошла к мысу Аглу и легла в дрейф, дожидаясь благоприятных условий ветра для вхождения в устье реки.

Песчаные утесы громоздились на берегу, дальше тянулись холмы, покрытые редким лесом и кустарником. Редкие пальмы оживляли пейзаж. Далеко в глубине материка синели цепи невысоких гор. Несколько дуаров виднелись по берегу и в глубине. В устье Уэд-Адуду можно было различить два форта из красного камня.

Форты были небольшими сооружениями, но, расположенные совсем рядом, могли легко обороняться, поддерживая друг друга.

Флотилия вошла в почти открытую гавань вблизи мыса Аглу. Южнее раскинулись несколько дуаров и гробниц святых. Отсюда форты были уже не видны.

Шамси, слабый и бледный, появился на палубе, опираясь на палку. Он внимательно оглядел берег, якорную стоянку, утесы и рифы, коварно выглядывающие из волн. Недовольно скривился, но промолчал и поковылял на ют, где, очевидно, хотел перемолвиться с капитаном.

– Если удрать нельзя, то хорошо хотя бы отдохнуть на берегу, как ты думаешь, Пьер? – спросил Арман. Он блаженно потянулся, вздохнул и продолжил: – И деревень много. Есть где поохотиться, – он многозначительно подмигнул Пьеру.

– Пошел к черту! – выругался тот. – Кобель паршивый!

Заливистый довольный смех Армана прокатился по палубе. Арабы недовольно глянули на него, отвернулись, а он сказал:

– Что поделаешь, Пьер! Я такой, какой уж есть! А куда деваться? Для меня женщина – чуть ли не главное в жизни.

– Так женись, дурень! Чего бродишь с алчными глазами и девок портишь?

– Я не могу долго жить с одной, Пьер! Как ты не можешь этого понять! Скука, однообразие! Ладно, мы никогда не поймем друг друга в этом споре, так нечего его и заводить. Все, я молчу, – и Арман примирительно поднял руки вверх.

Тем временем Шамси вышел на палубу вместе с капитаном. Матросы вопросительно уставились на начальников, прекратив свои занятия.