Немой взгляд Армана говорил пока немногое, но в нем проснулась жажда жизни.

Пьер успел заметить это. Он стал умолять друга, и наконец тот поднялся.

– Ладно, Пьер, – прошептал тот. – Я уступаю твоим просьбам, но не более.

Они с огромным трудом подняли Мирсата и поплелись на отдаленные крики туарегов. Уже в полусознательном состоянии, на одной лишь воле, они доплелись до колодца, вернее, не дошли до него шагов сто, когда их заметили.

Двое туарегов вскочили на коней и в мгновение оказались рядом, горяча лошадей, обдавая несчастных путников каменными брызгами. А те повалились на раскаленную землю и потеряли сознание.

Первым очнулся Пьер. Он осмотрелся, почувствовав, что его уже напоили, хотя язык еще был распухшим и рот из-за этого не закрывался. Несмотря на это, пить хотелось еще и еще. Но проговорить просьбу он не смог. Язык и все небо были шершавыми и не слушались его. Он лишь промычал что-то, и туарег, сидящий рядом на корточках, тут же встрепенулся и поднес к его рту ковшик с водой. Но и пить Пьер как следует не смог. Вода проливалась и едва проходила по пищеводу в желудок. Однако он почувствовал облегчение и глазами поблагодарил туарега.

Вечерело, и Пьер стал оглядывать жилище, в котором он находился. Это был походный шатер из шерстяной ткани синего цвета с откинутыми полами, в которые задувал ветер. Седла, попоны и вьюки занимали почти половину пространства, остальное было устлано тонкими коврами, сильно вытертыми и пыльными.

Туарег пристально глядел на Пьера, держа в руках ковшик с водой. Он понемногу вливал воду в раскрытые рты остальных несчастных. Те булькали, кашляли, но глаз не открывали.

Пьер быстро сообразил, что туарег не понимает по-арабски и разговаривать с ним бесполезно, хотя и сам не мог пока произнести членораздельно ни одного слова.

Вскоре очнулся Арман и стал ошалело озираться по сторонам. Увидев Пьера, он попытался что-то сказать, но слова застревали в глотке.

Уже в темноте, когда в шатре плясали отсветы близкого костра, Пьер смог сказать Арману, что они спасены, но судьба их неизвестна. Когда очнулся Мирсат, Пьер спросил его, сможет ли он объясниться с туарегами.

– Немного могу, – с трудом прошамкал Мирсат. Он потянулся к ковшу с водой, с трудом напился и сказал: – Да у них обязательно найдется человек, знающий немного арабский. Так что скоро мы многое узнаем.

И действительно, вскоре в шатер зашли люди в синих балахонах с закрытыми лицами, расселись кругом, и один из них сказал на плохом арабском:

– Кто вы и откуда?

– На нас напали, караван разграбили и увели, – отвечал Мирсат. – Мы одни остались в живых и теперь пробираемся в Тегазу. Я ранен, и мы задержались в пути, вот и не дошли до колодца. Осел наш сдох совсем рядом.

– Такие же люди, как мы, напали?

– Такие, господин.

Наступило молчание. Туареги тихо переговаривались между собой, а потом старший, видимо, аменокал или вождь рода, громко сказал что-то, и толмач стал переводить:

– Наш уважаемый аменокал даст вам возможность пройти к Тегазе. Вы пострадали от наших недругов, и он считает себя обязанным вам помочь.

Пьер и Мирсат стали на колени и благодарили аменокала и всех туарегов, которые сидели вокруг. Вождь поднял руку, призывая к молчанию, а толмач сказал:

– Вы зря благодарите, чужеземцы. Поступить так он считает своим долгом и в благодарности не нуждается. Через два дня вы пойдете своей дорогой.

Пьер не стал уточнять способ передвижения, считая, что и так много уже получил от аменокала, но Мирсат сказал:

– Уважаемый вождь, мы не сможем добраться до Тегазы хотя бы без осла.

– Аменокал дает вам мехари, чужеземцы. И пусть не думают в далеких землях, что туареги лишь грабят и убивают в пустыне. Туареги честный и благородный народ.

Наши странники опять стали благодарить вождя, но тот махнул рукой, и двое слуг из черных рабов подняли жаждущих и отвели за шатер, уложив в отдалении на старенький коврик. Поставили рядом кувшин с водой, лепешку и кусок вареного козлиного мяса.

– Неужто нам так улыбнулось счастье? – спросил сам себя Пьер, когда слуги удалились.

– Я молился Аллаху, и он услышал меня, руми, – ответил Мирсат. – Теперь можно спокойно спать и набираться сил.

– Сумеем ли мы за два дня набраться их? – усомнился Пьер.

– Нам обещали верблюда-мехари. Это отличное животное, и мы вполне на нем доберемся до Тегазы. Это тебе не осел, руми. На нем мы и шотт перейдем.

– Что такое шотт, Мирсат?

– О, это самая страшная пустыня! Она соляная, вся сверкает на солнце, и ничего живого там нет! Одна смерть витает над людьми, осмелившимися попытаться перейти ее. Это почти что ад на земле, руми, да спасет нас Аллах от такой напасти!

– Уж слишком легко мы отделались от этой пустыни, – сказал Арман, с сомнением поглядев на араба.

– Не спеши, Арман, – глянув с опаской на друга, ответил Пьер. – Не накаркал бы ты беду своими радостями. Еще рано радоваться. Пустыня велика, и нам несколько дней идти по ней, пока доберемся до цели. Верно, Мирсат?

Тот понял сказанное и согласно кивнул:

– Верно, руми. Три дня или четыре, это самое большее, – и мы в Тегазе. Это большой поселок, и там много собирается караванов для отправки соли на юг. В тех местах соль на вес золота, и можно отлично заработать, если деньги есть для закупки соли и верблюдов.

– Ничего такого у нас нет, так что и думать об этом не стоит, – ответил Пьер.

За время путешествий Арман все же научился немного понимать арабский, и теперь глаза его загорелись, услыхав о возможности легкого заработка.

– Даже и не мечтай попусту, Арман, – остановил того Пьер, заметив алчный блеск его глаз. – Для нас такой путь заказан. С чем мы будем начинать дело?

– Эх! А сколько у нас было! Все пропало! Видать, Господу мы чем-то не угодили. Жаль все же такой случай упускать, но ничего не поделаешь…

Тягуче тянулись отведенные путникам два дня. Видимо, туареги у колодца тоже отдыхали, набираясь сил для очередного набега или перехода домой. Стада коз и овец не могут ждать так долго своих хозяев. Одни рабы не справятся с ними без строгого пригляда синих людей.

Однако и эти два дня закончились. И хотя силы странников еще не восстановились полностью и рана у Мирсата не зажила, приходилось считаться с действительностью.

– Руми, завтра можете отправляться своей дорогой, – сказал аменокал туарегов, призвав их к себе. – Советую не засиживаться здесь. Другие туареги могут оказаться не такими добрыми. Спешите, до Тегазы вы встретите всего один нормальный колодец, в остальных воды может не оказаться.

– Спасибо, господин, – ответил Пьер, склонившись в поклоне. – Пусть Аллах освещает тебе путь своим благосклонным вниманием, да продлятся дни твои и твоих сыновей!

– Мехари вы получите завтра на рассвете. Не проспите своей удачи, руми. Идите с Богом!

И вот восток едва посерел, как туареги снялись и ушли в пустыню, почти полностью опустошив колодец. Мехари равнодушно смотрел им вслед, пережевывая жесткие колючки своим губастым ртом.

– Вот мы и опять одни, – молвил Пьер, оглядывая порозовевший горизонт.

– Зато теперь мы с верблюдом, – заметил Арман и добавил: – Однако мне непонятна такая щедрость туарегов. С чего бы это?

– Нам трудно порой бывает вникнуть в суть других народов, Арман. Может, их вождь решил, что так он умилостивит своего Бога, а это для всех людей весьма важно. Так мне кажется.

– Туареги вообще щедрые люди, – сказал Мирсат, услышав пояснения Пьера. – Они жестоки к врагам, но гостеприимны и щедры к путникам и гостям.

– Ну, пусть им Аллах пошлет всех благ земных за такую доброту, – ответил Пьер, и в голосе его слышались нотки сожаления или чего-то еще похожего, точно он и сам не смог бы это объяснить.

– Руми, нам пора в путь, – прервал размышления Пьера Мирсат. – Дорога дальняя, а верблюд у нас один. Я не могу идти, так что вы будете ехать по очереди. Троих верблюд не увезет, да и негде на нем троим уместиться.