– Получается, если именно через наши глаза Бог видит мир, значит, мы отвечаем не только за себя, но и за Бога?

– Возможно, – усмехается отец. – Ты ведь знаешь, наверное, что наш с тобой Бог точно так же когда-то сидел на земле и смотрел на звезды. Наверное, он понимал больше нашего. Жаль, что именно под этими звездами его однажды предали и обрекли на смерть…

Мы сидели, смотря вверх.

– А еще Он, наверное, любил вино. Мать рассказывала тебе, как Христос превратил воду в вино на одном торжестве? А еще Он пил вино с апостолами на Тайной вечере… Так что этот напиток древнее и мудрее, чем тебе кажется. Люби его, но не позволяй ему превратить тебя в свинью, – отец отставил от меня бутылку подальше. – Помни: в любую минуту твоими глазами на мир может взирать сам Бог.

Мы еще долго сидели в тишине, прерываемой лишь суетливым треском насекомых. Голова слегка кружилась, но небо больше не давило. На горизонте, куда ни глянь, горы врезались в небесную твердь. Над головой я чувствовал пульс вселенной.

– Моими глазами может видеть сам Бог, – дивился я, засыпая и запоминая эту фразу на всю жизнь.

Метро я невзлюбил сразу. Никогда не пересыхающая человеческая река напоминала мне толпу зомби из голливудских фильмов. От неё хочется бежать, но всё равно она захватывает тебя, и вскоре ты становишься её частью и привыкаешь к этой роли навсегда. В нос ударил специфичный запах, создаваемый металлом, резиной и креозотом, которым обрабатывают деревянные шпалы, чтобы те не гнили. Морщась от запахов и шума, я ещё не подозревал, что именно там обрету своего первого московского друга. Это был обычный грязно-рыжий пёс, уверенно бродивший по станции, игнорируя человеческий поток и переплывая его вдоль и поперек. Пёс подбежал ко мне и нагло обнюхал чемоданы в поисках съестного. Я скинул вещи на скамейку и поделился запасами бутербродов, которыми разжился благодаря маме. Так мы и подружились. Я стал звать его Блинчик. Эта насмешливая кличка почему-то очень подошла собаке, постоянно носившей дурашливо-веселое выражение на улыбающейся морде. Как выяснилось, Блинчик очень давно облюбовал метро в качестве дома. Его встречали на совершенно разных станциях, но ночевал он всегда на одной и той же. Как пес ориентировался и понимал, куда и когда надо ехать на ночевку, а куда на «работу» – оставалось загадкой.

Пока я знакомился с новым другом, Москва преподнесла мне первый урок. Повернувшись к вещам, я не обнаружил корзину с клубникой, которую так бережно собирал для нас дядя Юра, и маленькую сумку с ноутбуком. Из вагона метро, уже тронувшегося и увозящего мои вещи, на меня смотрела пара ехидных глаз. В погоню я не бросился. В незнакомой паутине маршрутов и с чемоданами шансов было откровенно мало.

Через два часа была назначена встреча с Машей. Узнав о моем решении перебраться в Москву, она обрадовалась и тут же вызвалась помочь с подбором комнаты. Без клубники появляться перед ней было стыдно, поэтому, порывшись в сети, я попрощался с Блинчиком и поехал до ближайшего рынка. Рынок представлял собой довольно большое крытое помещение, где, словно на Лондонской бирже, в яростных торгах ежеминутно сходились сотни продавцов и покупателей. Шум стоял неимоверный, а громкие и гордые зазывания продавцов явно не соответствовали качеству товара. Клубники здесь было катастрофически мало, да и та была похожа на пластиковую подделку.

– Ваш лук покрыт плесенью! – возмущался мужчина у самого входа на рынок.

– Да что ты знаешь о плесени! Это лучший товар! – парировал торговец.

– Я холостяк и живу один. Поверьте, я знаю о плесени всё… – с грустью отвечал покупатель, отходя от прилавка.

Улыбаясь, я обошел скандалистов стороной и подошел к одному из ларьков, где красноносый владелец обхаживал эффектную девушку, расхваливая свой товар.

– Я бы не советовал вам брать эти ягоды, – не выдержав, я встрял в разговор.

– Парень, у меня уважаемые люди оптом закупаются! – тут же швырнул протестом владелец.

– Постойте, молодой человек, а что в ней не так? – девушка властно и заинтересовано посмотрела на меня.

– Эта клубника как пластмассовая, она вся блестит, и у неё слишком идеальный, я бы сказал – лощеный вид. Чашечки из листиков какие-то странные. Она явно приехала издалека и, чтобы сохранить такой глянцевый вид, вся опрыскана химией.

– А ты у нас умник какой-то, аграрий что ли? – начал краснеть и без того краснокожий продавец.

– И не говорите. Понаехали тут всякие селяне, – передразнил его я. – Наша, местная клубника не такая красивая, но ее запах можно узнать за километр! И сейчас как раз второй урожай начался.

– А скажите-ка, молодой человек, – с улыбкой спросила дама, – видите ли вы под этой крышей хоть что-то достойное?

– Да не особо, если честно. Из того, что здесь есть, максимум вот эта, – указал я на лоток с более-менее приличным товаром.

Там мы и скупили всю клубнику до дна.

– А вы гость столицы? – выходя из рынка, спросила девушка. – Надолго ли к нам?

– Кто знает, пока что точно задержусь, – скромно ответил я.

– И чем планируете заниматься?

– Хотелось бы найти себя в области массовых мероприятий или культуры, если честно.

– Кристина, – она уверенно протянула мне визитку, – пишите, возможно, мы друг другу пригодимся.

Дима, – представился я, провожая взглядом Кристину, садившуюся в белый немецкий автомобиль и уже выкинувшую меня из головы.

С учётом всех приключений я едва успел на встречу с Машей.

– Я думала, вы только на лекции опаздывать любите, молодой человек. Оказалось, на важные встречи тоже, – с озорной улыбкой встретила меня девушка.

Я хотел обнять Машу, но она мягко ушла от любых прикосновений.

– Что-то ты похудел опять!

– Мне так последние лет пять говорят, а я все не меняюсь. Маша, а вот ты точно стала ещё краше! – искренне восхитился я.

Она похорошела и выглядела свежее, моложе и даже увереннее: блестящие глубокие глаза оставались такими же загадочными, но теперь в них читался интерес к миру и даже радость.

– И платье красивое, я такого не помню, – я продолжал сыпать неуклюжими комплиментами.

– Да, это новое. Ты знаешь, я вдруг поняла, а вернее вспомнила, как сильно порой одежда меняет настрой. Вроде бы всего лишь обертка. Раньше я бы протестовала против подобного, а сейчас эта обертка словно бы дополняет меня, выражает характер и настроение, выставляет предупредительные знаки, когда ко мне нельзя подходить, а когда можно.

– Возможно, ты права, – согласился я, подсчитывая в уме, сколько недырявых носков я привез с собой в Москву и как это выражает мой характер.

– Смотри, тут и для тебя подарки! – я вручил ей ведерко клубники.

– От дяди Юры? – она расплылась в улыбке и ещё раз обняла меня.

– Так, ты давай неси это всё, а я покажу комнату, которую нашла для тебя.

От станции метро до дома мы прошлись минут пятнадцать, что по местным меркам считалось достаточно комфортным расположением. По дороге я узнал, что Маша устроилась в одну из частных компаний, которая имела свои арт-площади и организовывала нестандартные выставки.

– Конечно, это не совсем мой формат, ведь мы очень редко работаем с классикой и много времени посвящаем современному искусству. Ты бы многому удивился! А вот, собственно, и твое жилье на ближайшее время.

Мы подошли к обычному серому пятиэтажному дому. От привычных мне строений он отличался лишь тем, что имел закрытый двор, защищенный стенами домов.

– Я бы хотела тебя в «сталинку» заселить, знаешь, там и окна побольше, и потолки выше. Вон, например, видишь, какой интересный фасад? Советский монументализм! Но это будет не по карману, поэтому пока тебе придется пожить в «хрущевке».

– Помнишь, был такой явно московский анекдот: «когда мэрия сносила торговые ларьки, я радовался, ведь эти уродливые коробки так портили улицу, на которой стоит моя пятиэтажка».