Кавалькада повозок и погонщиков постепенно преодолела равнинные пространства и медленно въехала в густой и древний лес. У Гарри невольно захватило дух от увиденного. Привычные равнины зеленой и пушистой травы и цветов сменились огромными деревьями, чьи кроны переплетались высоко, почти полностью закрывая от путников солнце. Длинные лианы, как бесконечные змеи, обвивали все вокруг и свисали, сплошь покрытые необычными цветами. Жара равнины сменилась прохладой тенистой чащи. Запах сырости и грибов приятно щекотал ноздри путешественников. Телеги двигались по толстому и упругому мху, который полностью заглушал все звуки. То там то здесь громко кричали птицы и животные, но их не было видно. Через несколько метров от дороги высокий папоротник и кусты почти закрыли от путешественников лесную чащу. Лошади пряли ушами от напряжения, вслушиваясь и поводя головами по сторонам, жадно вдыхая воздух своими широкими ноздрями, пытаясь понять несчетное количество запахов леса. Дикий лес одновременно пугал Гарри своей первозданной мощью и тут же успокаивал тем, что ему как будто всегда были знакомы эти непроходимые чащи. Так они двигались довольно долго, погруженные в свои мысли, и наслаждались прохладой после полуденной жары. Но вот повозка Гарри остановилась.

– Что случилось? – громко спросил Кон. – Сломалось колесо, что ли?

– Не знаю, не видно! – ответили впереди.

Кон быстро спрыгнул на землю, а за ним последовал и Гарри. Они быстро прошли вперед и через какое-то время подошли к первой повозке. Гарри увидел растерянного и испуганного возничего, который стоял, держа лошадь под уздцы, и дрожал всем телом.

– Что случилось с тобой, друг? – снова спросил Кон. – Тебе нехорошо?

– Да, нехорошо, – ответил возничий. – Меня всего трясет, и жар внутри не дает дышать. Это со мной уже давно началось, с момента, как мы выехали после ночевки. Думал, пройдет, но мне все хуже и хуже. Это уже нестерпимо, так больно. Я пробовал пить, не помогает…

– Тут, видать, дело совсем в другом, в каком-то твоем грехе, – грустно продолжил Кон. – Ты нагрешил в раю? Что ты сделал? Наверное, опять что-нибудь прихватил, чтобы похвастаться перед своей красавицей? Ну, признавайся! Ты такое не раз уже проворачивал.

– Да, было дело, но я не думал, что это грешно. Ну взял маленькую и бесхозную вещицу из первого дома, куда мы посуду глиняную привозили. Вот, – он показал Кону маленький инкрустированный искрящимися камнями нож. – Неужели это все со мной происходит от этого…

– Ну ты даешь, друг, – с досадой ответил Кон. – Доигрался теперь. Молитвы знаешь какие-нибудь?

– Нет, прости меня. Когда я жил, за меня все молитвы читали монахи, а сам-то я неграмотный был. Что мне делать теперь? Ох, как больно! – жалобно застонал возничий.

– Дружище, теперь не у меня будешь прощения просить. Ведь ты знал, что воровство грех! И все-таки содеял это. Теперь все, будем ждать черных ангелов, чистильщиков. И хорошо, если будешь мучиться недолго, – зло ответил Кон. Но тут же смягчился: – Ну, ты не паникуй. У каждого из нас есть еще немного времени до суда. Не впадай в уныние, а то ангелы тебя отправят в ад. Помни, главное там не застревать. Очистишься, может, еще и свидимся в чистилище. Надеюсь, тебе это будет последним уроком на всю оставшуюся жизнь, и вот еще что…

Но Кон не успел закончить, как вдруг погонщик запрокинул голову и издал ужасный звук, холодящий в жилах кровь. Не то стон, не то вой вырвался из его горла. Изо рта показалась маленькая струйка дыма, который становился все гуще и гуще. Гарри с ужасом заметил, как одежда возничего стала дымиться, а потом вспыхнула ярким огнем, а сам погонщик в мгновение ока превратился в орущий от боли горящий факел. Звук из его горла был до того пронзителен, что все собравшиеся вокруг погонщики замерли от ужаса. Не смог сдвинуться с места и Гарри. От крика несчастного заложило уши и стали сыпаться листья с деревьев. Лошади испуганно ржали, встали на дыбы и, если бы не узкая дорожка и запряженные телеги, они бы точно разбежались. Сколько это все длилось, Гарри потом уже не мог вспомнить. Но, казалось, прошла целая вечность. Вдруг кроны деревьев с треском ломающихся веток расступились, и на землю опустились две огромные черные птицы. Так Гарри показалось сначала. Они были намного выше его, раза в два, и в них чувствовалась огромная мощь. Когда они сложили крылья, Гарри никак не мог рассмотреть, кто же это. Но прошло еще мгновение, и два существа взяли под руки горящего погонщика, расправили огромные крылья и унеслись ввысь, выламывая ветви и лианы своей неимоверной силой. Все сразу стихло, только листья и куски веток еще какое-то время осыпались зеленым дождем на землю и головы стоящих в оцепенении погонщиков.

– Что это? – прошептал почти беззвучно Гарри.

– Это черные ангелы, или чистильщики, – так же еле слышно ответил Кон.

Вот уже несколько месяцев Гарри жил в небольшой деревне. Рядом стоял небольшой домик Кона. Жители радушно приняли нового жителя и предложили занять небольшой пустующий дом, покрытый соломой, – бывшее жилище филиппинца, который какое-то время назад его покинул и ушел из деревни не известно куда. Гарри обживал новое жилище.

Деревенька была небольшая. Она расположилась сразу за лесом, стоящим на границе рая и чистилища, причем все большие дороги проходили в стороне. Это было спокойное и живописное место, под стать его жителям. Небольшая речка, такая, что ее можно было перейти в брод в любом месте, растекалась, образовывая достаточно большой пруд, где местные жители проводили много времени. Дети купались и шалили, женщины стирали одежду, а мужчины по утрам и вечером ловили рыбу. Основным занятием было сельское хозяйство. Когда Гарри выходил утром из дома, а он находился на небольшом холме, то куда хватало взгляда виднелись ровные и аккуратные посадки риса и овощей. С недавнего времени Гарри стало нравиться любоваться землей, возделанной заботливыми руками крестьян. Рядом росли сочные овощи, чуть поодаль – плодовые кустарники и деревья. В этой деревне жили и пакистанцы, и индусы, несколько семей филиппинцев, представители Африки и даже один англичанин, а всего было около пятидесяти домов. Жители жили семьями. Гарри узнал, что мужчина и женщина на этом свете могут создавать семьи. Только было одно исключение от привычной земной семейной жизни: они не могли продолжить род. Но этот недостаток семейного счастья с лихвой компенсировали приемные дети, волею судьбы попавшие на тот свет раньше времени. За детьми жители деревни дважды в год ездили в большие города. Почему-то именно там чаще всего можно было встретить души одиноких детей. Дети в этом мире могли расти лет до шестнадцати, что придавало здешним семьям вполне земной вид.

Жители деревни, как казалось Гарри, были вполне счастливы. И эта радостная жизнь, спокойствие и уверенность постепенно передались и Гарри. С утра он обычно завтракал, надевал просторные шаровары и рубаху – их ему подарила проживающая рядом пакистанская семья, – подпоясывался веревкой, обувал сандалии, изготовленные из рисовых стеблей, и вместе с группой крестьян направлялся на работы в поле. Труд в поле стал приносить Гарри удовлетворение. В один из дней он спросил селян, зачем они делают всю эту достаточно тяжелую работу, и старый филиппинец с морщинистым и темным лицом, улыбаясь, ответил ему: «Хоть мы и можем себе представить и сразу получить готовый урожай плодов, фруктов и злаков, но тогда наше существование здесь теряет всякий смысл. У нас сразу появляются от безделья дурные мысли и привычки. Некоторые впадают в уныние, некоторые в агрессию».

Все живущие в деревне души были мастерами своего дела. Помимо сельского хозяйства, некоторые жители занимались портняжным делом. Можно было прийти к ним в дом и попросить изготовить одежду, которая к тому же шилась из натуральных волокон и, к удивлению Гарри, была очень удобна. Она хорошо согревала в ночное время и создавала прохладу в жаркие дни. Жили в селении и гончары, и каждое утро можно было увидеть, как несколько человек идут в лес, чтобы принести охапки сухих веток для обжига посуды. А еще тут жил обувщик, правда, мода на его обувь закончилась еще тысячу лет назад, но она на удивление была все так же удобна и прочна.