— Твоя мама? Правда? А как песня называлась?

Лис не ответил. Надоеда ощутил его замешательство — примерно такое же, как тогда, когда рыжего хищника спросили насчет имени. И Надоеда быстро произнес:

— Веселую, говоришь?

— Точно, приятель! Что надо песенка была! Старушка, бывало, ее заводила в лунные ночи…

— Сейчас не такая, но не в том суть, — сказал Надоеда. — Может, припомнишь ее? Пожалуйста, Рауф, ну попроси его!

— Дело хорошее, — одобрил Рауф. — Чуете овцу, там, внизу? Ручаюсь, что уложу ее в один миг…

— Уложишь, — согласился лис. — Как есть уложишь, когда время придет. Только вниз по склону ее не гони, дружище, а сразу хватай и рви глотку!

— В таком случае ты и правда спел бы пока, что ли, — предложил Рауф. — Дельце, сам говоришь, будет несложное, так почему бы и нет?

Лис немного помедлил. Повалялся на спине, ерзая по мелким камням. Надоеда терпеливо ждал. Дождь стекал по рубцу на голове прямо ему на нос. Он отчаянно вымок, ему было холодно. Мимо них по дороге, пыхтя, проехала машина. Ее ходовые огни скрылись за перевалом, почему-то называвшимся Толстушка Бетти, и водитель включил первую передачу, осторожно выруливая на спуск.

Тогда лис запел:

— Великолепно! — сказал Рауф. — Валяй дальше!

Лис не заставил себя упрашивать.

Надоеда весело подхватил последнюю строчку, и лис вдохновенно продолжил:

— А что сталось с твоей матерью, лис? — вдруг спросил Надоеда.

— Собаки… — ответил тот безразличным тоном. И принялся вылизывать лапу.

Когда окончательно пала ночь, дождь унялся, но соленый ветер продолжал задувать с прежней силой, унося их запах к востоку. Где-то далеко, над западным морем, за границей Эскдейла, еще догорала в небе розовая полоска, однако внизу, в глубокой расщелине, уже царила непроглядная тьма. Впрочем, она ничуть не мешала троице четвероногих охотников, наделенных тонким чутьем и отточенным слухом, различать, как шуршат папоротниками овцы — сразу две ярочки, двигающиеся бок о бок по дну долины, и третья, которая тащилась позади, все большее отставая от своих товарок. Лис кивнул, и маленькая охотничья партия, снявшись с места, принялась слаженно отрезать добыче пути к отступлению.

— Расправа за расправой, — твердо повторил Роберт Линдсей, тщательно следя, однако, чтобы его голос не выделялся из общего шума в баре. — И никакого сомнения, Гарри: это собаки. Точно тебе говорю! Одичавшие собаки, повадившиеся таскать наших овец!

— В самом деле? — пыхнул трубкой старик Тайсон. Он не поднимал глаз, только гонял вкруговую пиво в своей кружке. Там оставалось еще примерно треть пинты.

Он упорно игнорировал все более прозрачные намеки, которые подсовывал ему Роберт. В конце концов тот с сожалением рассудил, что настала пора засунуть куда подальше свою нелюбовь к лобовым методам и соответствующим вопросам. Хочешь не хочешь, придется брать быка за рога.

— Я вот к чему речь веду, Гарри. Один банковский клерк из Бротона случайно обмолвился, будто слышал, как ты говорил Джеральду Грею в «Мэноре» что-то насчет собак, удравших от ваших ученых…

— В самом деле?

— Гарри, дело-то нешуточное! Овцы-то гибнут! Прикинь, как дергаются все, у кого они по склонам гуляют! Так-то вот! Если Джеральд ошибся…

Тайсон раскурил погасшую трубку, отхлебнул пива и вновь задумчиво уставился в почти опустевшую кружку. Роберт молча ждал, рассматривая плиточный пол. Обычно интуиция подсказывала ему, когда следовало прекращать «давить» на человека, от которого он хотел чего-то добиться. А еще в числе его многочисленных талантов была способность просто сидеть и очень уютно молчать, не смущая собеседника, словно так и надо.

— По пьяной лавочке чего только не наболтаешь, — проговорил наконец Тайсон. — Не то чтобы я отвертеться хотел, Боб, ты же меня знаешь… Просто директор Лоусона всем нам велел держать рот на замке, не то с работы повылетаем. А мне эта работа как раз. Не слишком пыльная, и денежки капают…

— Точно, Гарри, работенка у тебя завидная. С такой работой никаких неприятностей не захочешь.

Они опять надолго умолкли.

— Завтра, чтобы ты знал, облаву устраивают, — сказал Роберт. — Спонсором выступает этот… типа портной. Из Кендала, вот. Ему реклама нужна. Я тоже собираюсь пойти, небось весело будет.

— В самом деле? — отозвался Тайсон.

И вновь повисла тишина. Роберт допил свою порцию светлого пива.

— Ладно, — сказал он. — Хватит пиво глушить, поеду собираться. — И он легко поднялся, клацнув по плиткам подкованными башмаками. — Мне еще хлев подремонтировать надо… Я тебе, дружище, вот что скажу. Если бы у вас оттуда и удрала какая собака, она бы навряд ли стала гоняться за овцами, так что не переживай.

И он, кивнув на прощание, направился к двери, из-за которой доносилось уханье тяжелого ритма: это конистонская молодежь праздновала день Гая Фокса[21].

В самый последний момент Тайсон придержал Роберта за рукав.

— По крайней мере один из наших псов был жутко злобной тварью, — пробормотал он куда-то в кружку. И принялся изучать вечернюю газету, держа ее вверх ногами и не надевая очков.

«…»

Суббота, 6 ноября

— Ох, ребята, не могу больше, — сказал Надоеда. — Слышь, лис? И ты, Рауф. Я вас потом догоню.

До первых рассветных лучей оставалось еще около часа. Ночная охота на крутых западных склонах Хард-Нотта оказалась самой тяжелой и долгой из всех, что они до сих пор предпринимали. Если бы не шестое чувство лиса, позволявшее ему почти безошибочно угадывать, в какую сторону удирает добыча, они, скорее всего, потеряли бы ее в темноте, и тогда пришлось бы начинать все заново. К тому же Рауфу снова крепко досталось в ближнем бою. Он выместил свою ярость на уже неподвижной туше, буквально растерзав зарезанную овцу. Его кровь смешалась с кровью добычи, а зубы беспощадно размалывали копыта, хрящи, кости и жилы. Когда Надоеда, объевшись, лег отдохнуть, осколки разгрызенных костей покалывали ему брюхо, заставляя вспомнить крохотные недогоревшие останки морских свинок в печной золе.