— Ну-у, — протянул Рауф. — Если в этом и состоит мораль рассказа, значит, я зря тут болтал языком! Этак любую историю можно вывернуть наизнанку, вкладывая в нее тот смысл, который тебе нравится… Короче, я повторюсь: хватит с меня людей!

— Погоди, Рауф, но если бы ты вдруг все-таки нашел себе хозяина… Просто предположим! Если вдруг, то каким он должен быть?

— Что за глупости…

— Да я просто из интереса спрашиваю. Если бы вдруг обстоятельства вынудили тебя прибиться к человеку… Который на самом деле оказался бы добрым, честным и справедливым… Каким ты его себе представляешь?

— Ну, перво-наперво он не должен лезть ко мне, пока я сам не буду готов к нему подойти. Пусть не обращает внимания, даже если все соседи оглохнут от моего лая. Пусть знает, что я руку ему оттяпаю, если он раньше времени сунется ко мне с нежностями или вздумает ударить. А я стану судить о нем по запаху и по голосу, так что лучше пусть он даст мне себя спокойно и без спешки обнюхать — руки, ботинки и все остальное. И если он и вправду мне подойдет, он сам сообразит, что я к нему потянулся, и тут-то он скажет: «Эй, Рауф, держи косточку!» или что-то в этом роде — а потом и в самом деле даст большую вкусную кость, и я стану грызть ее в уголке, а он займется своими делами. А потом я подойду к нему, и улягусь на полу, и… Да ну тебя, Надоеда! Что толку рассуждать о том, чего никогда не будет! Ты сам вечно чепуху городишь и других заставляешь!

— И вовсе я не заставляю, — сказал Надоеда. — Я просто вижу теперь, что и у тебя есть своя тайная мечта…

— Нам, часом, не пора на охоту? — перебил Рауф. — Я проголодался!

— Точно, приятель, — подхватил лис. — Пошли, пару уточек стибрим. Или молодую овечку.

Понедельник, 1 ноября

Доктор Бойкотт явно пребывал в очень хорошем настроении.

— Полагаю, Стивен, вы весьма обрадуетесь, узнав, что были совершенно правы.

— Простите, шеф, что конкретно вы имеете в виду?

— Насчет собак.

— Бигли-курильщики? Результаты вскрытий? Ну, если…

— Нет-нет, я про других. Про сбежавших. Про семь-три-второго и того, которым занимался Фортескью.

— A-а, вот вы о чем… Но, шеф, моя единственная мысль на их счет заключалась в том, что, пожалуй, нам не следует поднимать шум.

— Да, вот именно. И вы весьма разумно придерживались этой позиции. Так вот…

— Но, шеф… простите, ради бога… Что мне все-таки сказать этому мистеру Уильямсону? Ему нужно перезвонить…

— Как раз об этом я и хотел поговорить. Так вот, директор говорит, что избранная вами линия поведения является единственно правильной. Теперь вам остается только позвонить мистеру Уильямсону и все ему рассказать.

— Что собаки наши, но мы ничего не намерены предпринимать?

— Господи, конечно нет! Кстати, с чего вы взяли, будто овец режут именно наши собаки? Ни вы, ни я этого не знаем — мы можем только строить предположения. Вдобавок из того, что вы мне пересказали, вовсе не следует, что причина случившегося — действительно собаки. Разве кто-то их видел? Нет. В общем, вы просто скажете этому фермеру: никаких комментариев. В ответ на ваш вопрос нам нечего сообщить.

— Но, шеф… Вам не кажется, что это может показаться ему подозрительным?

— И на здоровье. Не исключено, что он ошибается в своих подозрениях, и падеж овец может прекратиться сам собой. Если там и вправду замешана собака или собаки, их, вероятно, застрелят, после чего, скорее всего, выяснится, что это не наши беглецы. Но даже если это они, еще не факт, что удастся связать их с нами… если, конечно, у Тайсона есть хоть капля соображения. Возможно, они успели сорвать с себя ошейники. Директор полагает, что нам вряд ли предъявят какие-то прямые улики, и еще менее вероятно, что кому-нибудь из местных фермеров хватит ума и упрямства притянуть нас к суду. Скорее всего, они получат причитающуюся им страховку — и дело с концом. А вот если мы начнем играть в благородство, признаем пропажу собак и начнем помогать с их розысками — представляете, сколько тухлых помидоров в нас полетит? Мы создадим центру крайне скверную репутацию — и притом, возможно, безо всяких на то оснований. Кроме того, поисковая вылазка — это еще и дополнительные траты. Как мы, по-вашему, будем отчитываться за них перед аудиторами?

— Шеф, вы упомянули… Как насчет Тайсона? Если он вдруг уже проболтался на стороне, сможем ли мы отпереться от пропажи собак?

— А мы, дорогой сэр, ни от чего отпираться и не будем. Единственным нашим комментарием будет отсутствие комментариев. По интересующему вас вопросу нам нечего сообщить. А дальше пусть роют землю носом, если охота. Я уже переговорил с Тайсоном и предупредил его: если припрут и некуда будет деваться, самое большее, что он имеет право заявить, — это чистую правду — мол, обнаружил два вольера пустыми. Я строго предупредил его, чтобы он не вздумал строить собственные умозаключения, складывать два и два… и получать пять. Директор, сказал я ему, очень расстроится, если узнает, что кто-то начал болтать о чем не следует. Очень расстроится! У меня осталось впечатление, что он меня понял.

— Правильно, пусть держит язык за зубами. Но, простите, шеф… справедливо ли мы поступаем по отношению к Уильямсону?

— Друг мой, мы вовсе не обязаны отвечать мистеру Уильямсону или другому частному лицу на каждый его вопрос. Если он заподозрит нас в злом умысле, пусть докажет. Повторяю: скорее всего, дело окончится ничем.

— Просто мне становится немного не по себе, шеф, когда я думаю о предстоящем звонке, вот и все.

— Ну, на этой службе мы все порой вынуждены делать то, что нам не слишком нравится. И даже наши зверьки, ха-ха-ха. Выше голову, Стивен! Давайте я вам лучше расскажу, как идут опыты с налимами. Опыты с цветными пластинами на безглазых показали, что…

— Уильямсон был так зол, что аж трубка плавилась, — сказал мистер Форз, младший редактор «Новостей Озерного края», опрокидывая вторую кружку пива. — Из-за этого я почти ничего не понял.

— А ты бы на его месте не обозлился? — отозвался мистер Уэлдайк, редактор. — Каковы, говоришь, размеры ущерба? Три овцы и разоренный курятник? Спасибо, Джейн, ты как раз вовремя. Еще две пинты того же пива, пожалуйста!

— Я просто имею в виду, что срываться на мне ему было необязательно.

— Ну, попался ты ему под горячую руку, делов-то, — сказал редактор. — Скажи лучше, что ты с этой темой собираешься делать? Тиснешь статейку?

— Скорее маленькую заметку. «Таинственная гибель овец в Даннердейле» — или как-нибудь так. Спасибо, Джейн! Твое здоровье, Майк!.. Вообще-то все это очень скоро забудется, и тот паршивец, которому принадлежит собака, знает это лучше всех — поэтому и не сознается. Если нападения продолжатся, он, я думаю, как-нибудь лунной ночью разыщет свою псину и избавится от нее. Сам пристрелит — и поминай как звали.

— Но ты вроде говорил, что Уильямсон обвиняет исследовательский центр в Конистоне. Ты туда обращался?

— А то как же! Позвонил. Отвечают: «Без комментариев». Я бы на их месте тоже в глухую оборону ушел. Со своей стороны, я думаю, что особо наседать на них не стоит. Я имею в виду, что одному богу известно, что они там вытворяют с несчастными зверьками. Ну да, ясное дело, все во имя науки и прогресса. Но я не удивлюсь, если они сами не в курсе того, кто там у них уже умер, кто еще умирает и сколько всего зверей по клеткам сидит! Уверен, что Национальный союз фермеров не захочет препятствовать работе центра — ведь тот приносит большую пользу сельскому хозяйству. Стало быть, не надо нам в это встревать, верно? Край у нас сельский, и читатели наши — в основном фермеры.

— Во-во, и я о том же, — задумчиво проговорил редактор, глядя сквозь окно на Маркет-стрит и на прохожих, неуклюже спешивших убраться из-под дождя. — Стало быть, заметку напечатаем, но научный центр упоминать не будем, так? Что бы там ни думал Национальный союз, наши фермеры заслуживают, чтобы подобные события освещались в их местной газете. Если где-то в Даннердейле или Ликлдейле объявилась одичавшая собака, мы должны разузнать все подробности и обнародовать их — хотя бы для того, чтобы местные парни могли собраться и устроить облаву, если сочтут это необходимым.