Далее Рауф и Надоеда угодили в крольчатник. Здесь люди в белых халатах вели разработку особого корма, чем-то напоминавшего крысиный яд, чтобы кролики, не подверженные слизистой дистрофии, охотно поедали его — и немедленно гибли. Здесь тоже все упиралось в цену продукта. Уже был успешно испытан корм, охотно потребляемый кроликами и достаточно едкий, чтобы в течение суток разрушить внутренности с последующим летальным исходом. Увы, массовое производство этого вещества оказалось нерентабельным. Еще одну разновидность прикормки доктор Бойкотт недавно демонстрировал перед телекамерами. Она была достаточно дешева и к тому же безопасна для человека. В той телепередаче доктор Бойкотт сделал инъекцию сперва своему коллеге, затем кролику. Две минуты спустя кролик в конвульсиях умер на глазах у тысяч заинтересованных зрителей, тогда как ученый продолжал стоять на ногах и улыбаться. Проблема заключалась в том, что никак не получалось придать этой отраве вкус, который был бы привлекательным для животных. Соответственно, пока вещество удавалось вводить кроликам только путем уколов.

Поэтому доктор Бойкотт возлагал большие надежды на другой препарат, лишавший кроликов возможности размножаться. Именно его сейчас в основном и испытывали, вводя в различных дозах и концентрациях как самкам, так и самцам.

Рауф попытался было вломиться в одну из клеток крольчатника. Вскинувшись на задние лапы, он уперся передними в сетку, но оставил свое занятие после того, как сидевший внутри кролик взмолился, чтобы ему дали умереть спокойно. Рауф уважил просьбу зверька и присоединился к Надоеде, который обшаривал периметр отсека в поисках какого-нибудь выхода, не перекрытого распашными дверями. Ничего подходящего не обнаружилось, и собакам пришлось протиснуться сквозь следующие двери.

За ними оказалось отделение, где размещались кошки. Здесь практически отсутствовали шум и движение, поскольку на всех кошках были плотные колпачки, прикрывавшие глаза и уши. Опыты проводились с целью изучить последствия постоянного содержания в таких колпачках.

Внимание Рауфа привлек одинокий голосок, без конца повторявший: «Ой, да как же это, ой, да как же это, ой, да как же это…», причем интонация не свидетельствовала о страдании, а лишь выдавала беспокойство. Рауф собрался доподлинно выяснить, кто это там бормочет. Надоеде пришлось ждать, пока приятель удовлетворит свое любопытство, и лишь после этого они продолжили путь.

В какой-то момент они увидели аквариумы. Сидевшие там осьминоги (подвергшиеся нейрохирургическому вмешательству и избежавшие оного) получали электрический удар, если пробовали взять предложенную им пищу. Таким образом в Ж.О.П.А. изучали способность головоногих обучаться, запоминая предыдущий удар, дабы избегать последующего. Сейчас электроды были выключены, аквариумы затемнены, а их обитатели то ли пребывали в ступоре, то ли попросту спали. Тем не менее где-то что-то негромко журчало, булькало и плескалось. Звуки воды быстро привели Рауфа на грань истерики, и, пока Надоеда пытался отыскать доступное и незапертое окошко, черный пес, не мудрствуя лукаво, первым толкнул следующие двери.

Друзья оказались в окружении множества морских свинок всех разновидностей и мастей. Рыжие, черные, белые, черные с белым, рыжие с черным, длинношерстные, короткошерстные, с умильными мордочками и не очень, они содержались здесь в качестве резерва для каких-нибудь опытов. У некоторых было ампутировано по одной лапке, а у иных и больше. Таким образом было подтверждено отсутствие у морских свинок способности к адаптации — зверьки не меняли характера своих движений, продолжая вести себя так, словно им по-прежнему исправно служили все четыре лапки.

Здесь Надоеда, по обыкновению живо обшарив всю комнату, наконец-то остановился в самом дальнем углу и жадно припал носом к щели под дверью. Оказалось, что это не очередная распашная дверь. Это была самая обычная тяжелая дверь, выкрашенная в зеленый цвет, плотно закрытая и наглухо запертая.

— Чую дождь, — объявил Надоеда. — Влажную грязь, листья в сточной канаве… Понюхай, Рауф!

Тот немедленно опустил нос. Какое-то время оба сосредоточенно внюхивались в запах дождя, деловито моросившего снаружи. Рауф попробовал сдвинуть дверь, но та не поддалась.

— Не получится, — сказал Надоеда. — Это дверь почтальона. Паренька, который приносит бумажки… Не бери в голову, — добавил он, поскольку Рауф молчал, явно не понимая, о чем речь. — Мы вычистили миску до последнего кусочка, вот и все.

— В смысле, нет выхода? А как насчет подраться с этим, как его… почтальоном?

— Когда ты загоняешь кошку на дерево, она лезет вверх, пока ветки не начинают гнуться. А потом что? Только повиснуть на облачке и думать, как быть дальше. Давай, а я рядом повисну… — Словно в поисках уверенности, Надоеда задрал ногу у двери, побрызгал немного, потом уселся, ежась на сыром сквозняке. Снаружи сквозь щель проникали тонкие струйки тумана. — Холодно, — пожаловался он. — У меня лапки мерзнут.

— Горит, — сказал вдруг Рауф.

— Что?

— Там что-то горит. Золой пахнет. Пошли, там должно быть теплее.

И в самом деле, откуда-то явственно тянуло жаром. Не сильно, но вполне ощутимо. Тепло шло с противоположной стороны отсека, из-за клеток с морскими свинками, наставленных посередине. Повернув голову туда, куда смотрел Рауф, Надоеда не только учуял угли и золу, но и увидел в скудном свете порхающие пылинки. Их несло вверх воздушным потоком, который был явно теплее воздуха в комнате. Вслед за Рауфом терьер обошел нагромождение клеток и увидел, что большой пес уже обнюхивает квадратную железную дверцу, вставленную в кирпичную кладку и выступавшую из стены над самой его головой. Дверца была слегка приоткрыта. Запрокинув голову, Надоеда смог рассмотреть уходившие вверх стены довольно обширной железной пещеры. О ее размерах можно было судить по теплому сквозняку, увлекавшему частицы золы, и по легкому звяканью и потрескиванию, гулко отдававшимся от металлических стен.

— Что это такое? — спросил Рауф. Шерсть у него стояла дыбом, словно он собирался сражаться.

— Это не животное, так что можешь спрятать клыки, — сказал Надоеда. — Просто какая-то дверца… Не откроешь ее пошире?

Рауф хотел привычно толкнуть створку, но Надоеда остановил его.

— Нет, так ты ее только захлопнешь. Нужно сунуть туда нос или лапу… Дай покажу!

Поднявшись на задние лапы, он положил передние на выступавшую часть кладки, просунул мордочку в щель и резко повернул вбок, отодвигая железную створку. Правда, что-то заставило его тотчас отпрянуть и ощетиниться почти так же, как Рауф несколько мгновений назад. Оба пса прижались к полу у ближнего ряда клеток, напряженно глядя в открывшийся проем.

— Что это такое? — повторил Рауф. — Там что-то горело. Что-то мертвое… кости… шерсть… смерть…

— Существа, — сказал Надоеда. — Какие-то существа. Те же, что в клетках, только мертвые и сгоревшие. Запах тот же самый, просто горелый. Наверно, это белые халаты кого-то сожгли. Ну да, так и есть, — добавил он, подумав. — Со мной тоже так было. Они сожгли мою голову. И человек-пахнущий-табаком все время жжет ту штуку, которую держит во рту. А здесь они просто сжигают животных…

— Зачем?

— Не говори глупостей. — Надоеда медленно приблизился к раскрытой дверце. — Смотри-ка, там еще тепло. Вот ведь как. Мертвые существа — но не холодные. Горячие кости, горячие кости… Сунуть, что ли, туда голову? — И он снова поднялся на задние лапки, заглядывая в квадратное устье железной пещеры.

Потом у него неожиданно вырвался взвизг возбуждения.

— Свежий воздух! — воскликнул Надоеда. — Овцы! Дождь! Запах пробивается сквозь пепел! Точно тебе говорю!

Железный, обложенный кирпичами дымоход проходил под углом сквозь стену здания, присоединяясь к расположенной снаружи небольшой печи, сходной с теми, которыми обогревают теплицы. В ней сжигали всякий мусор вроде использованных хирургических повязок, грязной соломы и подстилок из клеток. Сюда же отправляли трупики морских свинок и иных животных, размеры которых позволяли избавляться от них подобным образом. В тот конкретный вечер печь полыхала жарко и весело. Помимо прочего, огонь поглотил искалеченные останки примерно двадцати морских свинок, отслуживших свое на благо науки, а также двух котят и одного мангуста. Сегодня печкой занимался Том, молодой парень, помогавший Тайсону управляться с виварием. Ему было велено вычистить топку к пяти часам, но Том знал, что Тайсону не терпится уйти домой и вряд ли он станет проверять, насколько тщательно все сделано. Поэтому парень всего лишь наскоро пошуровал внутри кочергой, перемешав угли, недогоревшие кости, солому и шерсть, — и решил отложить основательную чистку на утро понедельника. Кроме того, Тайсон не дал ему прямого указания перекрыть и дверцу печи, и вьюшку дымохода, расположенную в двенадцатом блоке — а Том определенно не относился к числу людей, склонных делать подобные умозаключения самостоятельно. Да и куда уж ему было думать о вьюшках — его мысли всецело занимали шансы «Манчестер юнайтед» на победу в ближайшей игре и характеристики новинок фирмы «Ямаха», не говоря уже о прелестях некой мисс Наны Мускури.