— Возьми своего сына, блять!

Крик Яны заставил вздрогнуть всех, в том числе спящего младенца. Марк просто причмокнул губами и устроился поудобнее, на этот раз на руках у отца. Яна больше не смотрела на Лешу. Не могла она видеть, как ничего не дрогнет в нем даже в этот момент.

— Сделать фото? — осторожно задала вопрос Яне медсестра.

В ответ Яна лишь протянула телефон. Ей уже было не до красивой картинки. Яна даже не улыбалась на первой семейной фотографии. Машина. Яна не удивилась, что Леша забыл установить автолюльку. То, что дома не будет стерильной чистоты, Яна догадалась. А вот что весь пол в спальне будет усыпан сине-белыми воздушными шарами, ожидать никак не могла. Настроение уже было испорчено настолько, что она не оценила столь милый жест.

Поменяв сыну подгузник, Яна положила его в колыбельку и вышла к Леше с четкой целью наконец-то сходить в душ. Сюрприз, что ожидал ее, заставил челюсти разъехаться до предела. Леша взял ключи от байка и обувался. Яна знала все, что последует, поэтому завернула на кухню, чтобы попить водички и успокоиться. Две пустые бутылки виски под столом. Может если бы их не было, она смогла бы занырнуть в разочарование и пережить его внутри. Они были.

— Значит тупо сидел и бухал весь ебучий день, пока я ебаных четырнадцать часов рожала твоего сына⁈ Серьезно, блять⁈ Даже не гонял по городу от нервов, а нажрался, как уебище последнее⁈

— Мне было хуево, — донесся голос из коридора.

Яна рванула за дверцу холодильника автоматически, забыв про намерение попить воды. Пустые полки придали ее ярости законченный вид, и она вылетела к Леше.

— Хуево? Хуево тебе было? Да хуй там! Хуево было мне! Мне! Это я думала, что сдохну! Меня крючило от боли, как ебаную змею в кипятке! Куда, блять, уже собрался⁈

— Дела закончу и приеду.

— А мои, сука, дела по хую, да? Я уже заебалась пиздец! Помыться второй день не могу, всю ночь не спала, он разжевал соски в мясо. Пять швов ебаных, я сидеть не могу! Я хотела хотя бы ебаный час отдохнуть, но нихуя подобного! Ты съебываешься, когда мне хуево! Да это уже, блять, стало традицией!

— Приеду и помоешься.

— Ты, блять, даже пожрать мне не купил, — внезапно успокоилась Яна. — Я должна нормально питаться, чтобы было ебаное молоко и ребенок был здоров. У тебя на кухне только ебучие бичпакеты.

Яна развернулась и пошла в спальню на истошный плач проголодавшегося Марка.

— Ну да, блять, забыл! Ну извини. У тебя прикреплена моя карта, закажи что-нибудь пожрать. Яна, я приеду через пару часов.

Она больше не выходила к Леше. Все, что он услышал, это:

— Сука, нахуй не въебались эти ебаные шары! Только полный еблан мог додуматься засрать ими весь, нахуй, пол! Упасть и разъебаться мне еще не хватало, блять!

Рыданий Яны он уже не слышал.

За полгода Яна убедилась, что отцовские чувства у Леши отсутствуют напрочь. Единственным его достижением был навык поднятия ребенка на руки. Правда, брал он Марка с единой целью: всучить Яне и устранить звуковой раздражитель.

У Яны даже не было времени, чтобы обидеться, погружение в материнство прошло моментально и болезненно. Ее ребенок не хотел есть каждые три часа и спать по двадцать часов в сутки. Постоянные крики и утром, и ночью, усталость и чувство пренебрежения. У Леши начались проблемы с бизнесом, его стало еще меньше в ее жизни, чем во время беременности. Но она знала, что задерживался Леша не только по делам, он еще и отдыхал от дурдома, в который превратилась их квартира. Круглосуточно кто-то орал. Если ребенок спал, то орала Яна, недовольная изменениями в жизни.

Ей было семнадцать, по идее, сейчас Яна могла бы жить беззаботно, как раньше. Прогуливать школу, гонять с Лешей по городу и делать все, что пожелает. Суровая реальность окунула с головой. Она до сих пор захлебывалась и уже не верила, что вдохнет. Приклеенная к ребенку ежедневно, она абсолютно забыла о себе. Были дела по дому, необходимость запихивать надутую грудь в рот младенцу, чтобы он помолчал хоть полчаса и апатия. Все чаще Яна выходила на балкон, чтобы загнуть десятиэтажный мат или ревела в ванной. Нервы сдавали, а лучше не становилось.

Иногда ей казалось, что Марк желает ей смерти. Он не давал и часа спокойствия днем, ночью разбивал сон Яны на жалкие промежутки и сходил с ума, если унюхивал запах молока, которым Яна пропахла с ног до головы. Пару раз Яне сносило крышу от монотонной детской сирены и она сидела на балконе по полчаса. Ей действительно хотелось сделать рывок и разбиться головой об асфальт, только бы пытка ультразвуком закончилась. Потом она выдыхала и возвращалась к сыну с чувством вины, качала на руках его целый вечер и пела стремные песни на мотив колыбелек.

В своем нервозно-депрессивном состоянии Яна винила Лешу. Ее раздражало в нем все, от старых привычек, до знакомого сигаретного запаха. Выклянчить у него помощь было не просто, и помогал он с видом каторжника, всеми силами старавшегося сократить срок наказания. Все чаще Яна думала о том, что он ее не любит. Секс, как раз-таки вернулся, и инициатором постоянно был Леша. Теперь-то фигура Яны более, чем устраивала его: прежняя тонкая талия, а вот грудь и попа увеличились раза в два. Правда, правило двух раз в неделю сохранилось. Теперь чаще не хотела Яна. Измученная тягостями материнства, она выбирала лишний час сна, а не минутный оргазм.

Дверь хлопнула в час ночи. В растянутой футболке и с грязными волосами, замотанными в гнездо, Яна вышла в коридор к Леше. Ключи от байка с грохотом упали на стол, рядом он опустил и шлем.

— Время видел, блять?

— Видел. Я работал, а не гулял, удивительно, да нахуй? — скривился Леша.

— В ебучую рань уехал, а вернулся ночью. Пиздец блять. Я просила хоть недолго посидеть с Марком, чтобы выйти из дома. Просто, блять, выйти из этого ебучего дома! У меня крыша к хуям едет! Я больше не могу!

— Одной тебе, сука, думаешь тяжело⁈ Если я торчу там, блять, с утра и до ночи ебучей, значит полная хуйня! До этого же, блять, так сложно умом своим ебаным дойти!

— Да похуй мне! Ты, сука, такой же родитель, пиздуй расти!

— С этим и ты справишься, я решаю проблемы посущественнее! Хоть раз, хоть один ебучий раз спросила, что я, блять, делаю? Насколько все пошло по пизде?

— А ты, хуйло ебаное, спросил, как мне хуярить здесь двадцать четыре на семь? Как это полгода в ебаном коматозе жить? Забыть нахуй о себе и обслуживать ребенка в одиночку⁈

— Реально такая тупая, что не врубаешь? — на лбу Леши выступили вены.

— Врубаю, что ты мудак ебаный и нахуй я тебе не нужна. Чувства-хуюства. Где они, блять, где хоть капля сострадания блядского?

Яна скривилась, скрестив руки на груди, и попыталась укусить Лешу взглядом.

— Подождут чувства и вся эта твоя хуета! Я всем сегодня выплатил последнюю зарплату и все нахуй! Все! Никто не работает, монтажка закрыта к хуям! Хуй бездонный колодец бабла будет в ближайшем будущем!

— Что блять? — изменилась в лице Яна.

— То блять! На нормальное бабло попал, — тер лицо Леша.

— Долги?

— Уголовка светит за мошенничество в особо крупном размере. Вся эта хуйня с законом наслаивается на ебучий кризис, рынок просел пизда. Я в душе не ебу, что делать дальше.

— Сколько осталось денег?

— Нихуя. Счета пустые. Мелочь на двух картах и все, блять. Если еблан какой согласиться за половину зарплаты болты крутить, то хоть в следующем месяце на пожрать будет.

— Ты че, блять, нормально так налоговую наебывал? Ты ебанутый?

— Раньше тебя, блять, устраивало иметь неограниченный бюджет на свои заебоны! Хоть раз, сука, задумалась откуда это все?

— Я думала, что тебе хватит мозгов проворачивать свою хуйню так, чтобы не замели.

— Ну, блять, долго не мели. Тут ебанул сюрприз, нормально за горло взяли.

— Ебать ты тупой, — шумно вздохнула Яна. — Иметь такой оборот и все проебать. На лоха какого-нибудь повесить долги не мог? Пизда блять! И что, блять, теперь?