На протяжении девятисот лет в роду Драгоценной Тетушки были костоправы. Это стало традицией. Клиентами ее отца были в основном мужчины и мальчики, пострадавшие в угольных шахтах и известковых карьерах. Он лечил и другие недуги, если было необходимо, но основным его занятием было исправление костей. Ему не пришлось учиться в специальном учреждении, чтобы стать костоправом. Свое мастерство он освоил, наблюдая за отцом, а тот перенял его от своего отца. Таково было наследие этой семьи. А еще у них была семейная тайна: они передавали из поколения в поколение место, где были самые сильные драконьи кости, оно называлось Обезьянья Челюсть. Далекий предок из династии Сунь нашел пещеру в одной из самых глубоких промоин высохшего русла реки. Каждое поколение копало все глубже и глубже, от одной рыхлой трещины в пещере к другой. Тайна местонахождения этой пещеры была тоже семейным достоянием, которое передавали из поколения в поколение, от отца к сыну, а при Драгоценной Тетушке — от отца к дочери и от нее ко мне.
Я до сих пор помню, как добираться до нашей пещеры. Она расположена между Ртом Горы и Бессмертным Сердцем, вдалеке от остальных пещер, где искали удачи другие копатели костей. Драгоценная Тетушка водила меня туда несколько раз, и всегда весной или осенью, но никогда летом или зимой. Чтобы добраться туда, мы спускались в Край Мира и шли по центру балки, держась подальше от ее краев, где, как говорили взрослые, находились вещи, на которые нельзя было смотреть. Мы проходили мимо зарослей сорной травы, осколков разбитой посуды и куч сухого лапника. В моем детском воображении это все превращалось в иссушенную солнцем плоть, осколки детского черепа и девичьи кости. Может быть, это все тоже там было, потому что иногда Драгоценная Тетушка прикрывала мои глаза рукой.
Из трех пересохших русел мы выбирали то, которое было артерией Сердца, и оказывались перед входом в пещеру — трещину в теле горы высотой не больше метелки. Драгоценная Тетушка оттаскивала в сторону сушняк, прикрывавший вход, мы делали несколько глубоких вдохов и входили. Сложно описать словами, как именно мы туда входили, это было больше похоже на вкручивание в ухо. Мне приходилось изгибаться самым неестественным образом влево, потом ставить ногу на небольшой выступ, до которого я могла достать, только прижав колено к груди. К этому моменту я всегда начинала плакать, и Драгоценная Тетушка рычала на меня, потому что я не ввдела ее потемневших пальцев и не понимала, что она мне говорила. Я должна была следовать за ее пыхтением и хлопками в ладоши, ползти, как собака, чтобы не удариться головой и не свалиться. Когда мы добирались до большого проема пещеры, тетушка зажигала свечу в лампе и вешала ее на длинный шест с опорами, оставленный там одним из представителей ее клана много лет назад.
На полу пещеры лежали инструменты для копания: железные клинья самых разных размеров, молотки и щипцы, а также мешки, чтобы вытаскивать землю наружу. Стены пещеры казались многослойными, как рисовый пудинг Восьмое Сокровище, разрезанный пополам, где сверху были более легкие и хрустящие слои, а снизу — густые и тягучие, как тофу. Верхние слои легче всего поддавались раскопкам, а нижние были плотны, как камень, но именно там мы находили лучшие кости. Веками добытчики предпочитали нижние слои, и теперь в пещере образовался свес, грозящий обрушиться в любую минуту. Изнутри пещера напоминала коренные зубы обезьяны, готовой перекусить тебя надвое. Поэтому она и называлась Челюсть Обезьяны.
Пока мы отдыхали, Драгоценная Тетушка говорила с помощью потемневших от туши рук:
— Держись подальше от этой стороны обезьяньих зубов. Когда-то они раскусили нашего предка на части, разжевали, и он так и остался лежать здесь, в камнях. Отец нашел его череп вон там, и мы сразу же его приложили к телу. Разделять человеческую голову и тело — к большой беде.
Несколько часов спустя мы выбирались из Челюстей Обезьяны, неся мешок с землей и, если везло, с двумя драконьими костями. Тетушка поднимала их к небу, восхваляя богов. Она верила, что именно благодаря костям из этой пещеры ее семья стала известным кланом костоправов.
По дороге домой она рассказывала:
— Когда я была маленькой, к отцу приходило множество отчаявшихся людей. Для них он был последней надеждой. Если мужчина не мог ходить, то он не мог и работать. А если он не мог работать, его семье было нечего есть. Это значило, что его ждала неминуемая смерть, а вместе с ним та же судьба настигала и его род, потомков и предков.
Для таких вот отчаявшихся клиентов у отца тетушки было три разных средства: современное лечение, универсальное и традиционное. Современным лечением были лекарства, полученные от миссионеров. Универсальное состояло в заклинаниях и молитвах бродячих монахов, а традиционное он готовил сам из драконьих костей, морских коньков и водорослей, панцирей насекомых и редких семян, коры деревьев и помета летучих мышей лучшего качества. Отец Драгоценной Тетушки был настолько талантлив, что люди из пяти ближайших деревень приходили к нему, к Знаменитому Костоправу из предгорья (чье имя я обязательно запишу, как только его вспомню).
Но каким бы талантливым он ни был, он не мог отвести беду от своей семьи. Когда тетушке было четыре года, ее мать и старшие братья погибли от иссушающей кишечник болезни. Вместе с ними умерло большинство родни с обеих сторон семьи, всего через три дня после того, как они побывали на церемонии Красных Яиц[17]и напились из колодца, отравленного ядами, попавшими туда из тела девушки-самоубийцы. Костоправу было так стыдно, что он не смог спасти собственную семью, что он спустил все свое имущество и влез в долги, но организовал достойные похороны.
— Из-за пережитого горя он баловал меня как мог и позволял делать все то, что позволено делать сыну. Я научилась читать и писать, задавать вопросы, отгадывать загадки, писать «восьмичленное сочинение»[18]. Я могла гулять в одиночестве и восхищаться природой. Старики все время говорили ему, что это опасно, что я выгляжу слишком счастливой, вместо того чтобы проявлять стеснительность в кругу незнакомцев. А еще они спрашивали, почему он не бинтовал мне ноги… Отец привык видеть чужую боль, но был не готов причинять боль мне. Он просто не выносил вида моих слез.
Вот тетушка и следовала за отцом везде, где хотела, и во время работы и в мастерской. Она вымачивала древесину и собирала мох, полировала чаши весов и подсчитывала выручку. Покупатель мог указать на любой сосуд в их лавке, и она была способна прочесть состав его содержимого, даже научное название внутренних органов животных. Став постарше, она научилась выпускать кровь из раны квадратным гвоздем и пользоваться собственной слюной для промывания ссадин, накладывать личинок мух, чтобы они вычистили загнившие ткани, и прибинтовывать лоскуты кожи полосками, сплетенными из бумаги. К тому времени, как из девочки она превратилась в девушку, ей довелось услышать все существующие крики и проклятия, коснуться многих тел, живых, умирающих и мертвых, поэтому почти никто из семей не рассматривал ее как невесту для своего сына. Так и вышло, что, еще не познав прелестей любви, она познакомилась с агонией смерти.
— Если уши человека становятся мягкими и прилегают к голове, — говорила она мне, — лечить его уже поздно. Ему остается несколько секунд, после истечения которых дыхание со свистом его покидает. А потом остывает тело.
Она часто рассказывала мне такие вещи.
Когда отцу попадались тяжелые пациенты, она помогала ему уложить их на сетчатый ротанговый тюфяк, к которому были привязаны веревки, ведущие к колесам и шестеренкам. Отец крутил колеса, а тетушка толкала поднявшийся тюфяк с больным к ванне, наполненной соленой водой. Там раздробленные кости вставали на место. После она приносила отцу ротанговые полоски, вымоченные до мягкого состояния. Он плел из них лубки, чтобы пострадавшая конечность могла дышать, но оставалась неподвижной. Перед тем как отпустить пациента, отец открывал сосуд, в котором хранил драконьи кости, и узким зубилом откалывал крохотный кусок, не больше отстриженного ногтя. Тетушка растирала кость в порошок вместе с серебряным шариком. Из полученного порошка готовили мази или микстуры, и счастливый пациент возвращался домой. Вскоре после этого визита он снова шел в каменоломни и трудился там целыми днями.
