Иерей распространял свою любовь на всех тварей, но свою кошку Тучку обожал. Он считал, что кошка обладает доброй магией: она хороший лекарь. Сколько раз, когда ему становилось плохо, именно кошка прибегала к нему на колени, смотрела на иерея своими мудрыми глазами и мурчала. Её тепло и умиротворяющее мурчание прогоняли боль и улучшали самочувствие. А теперь её нет. Исчезла она ещё ночью, скорее всего под утро, когда священник на немного прилёг в свою кровать. Наверное, Тучка поняла, что надо уходить, прятаться в укромном месте, там свернуться в клубочек и, шипя от боли, зажмурить глаза и ждать того момента, когда всё кончится и она освободиться от этой лютой боли. Прости хозяин.

Скорее всего, собаки нанесли чудовищную травму её позвоночнику, рёбрам и внутренним органам. Жить с такими травмами, без обезболивания и операций, организму невозможно.

Когда умирают кошки — становится пусто. Они оставляют на память о себе царапины на стенах, оставляют свою миску, свой персональный лоточек, свою любимую игрушку. Их смерть вызывает чудовищную грусть и слёзы: и на душе они скребутся невыносимо. Сколько в маленьком тельце пронзительной жалости и гибельной страсти.

Отец Панфирий чувствовал, что и его путь вот-вот закончится: надо успеть причаститься и собороваться. И скончаться не в восторге скорого единения с Создателем, а в печали. Когда к нему пришла баба Серафима, изредка приносящая священнику пищу и помогающая по хозяйству, он, набравшись храбрости, попросил её пригласить к нему Никодима Викторовича. Вот зачем больному человеку сдался этот Никодим — гадала баба Серафима. Она хотела даже обмануть священника, сказав, что не смогла найти окаянного чёрта Никодима, но обманывать умирающего человека великий грех. Скрепя сердцем, она нашла учителя и передала просьбу священника.

Боль всё сильнее разливалась в груди, отдаваясь даже ломотой в локте, поэтому священник полулежал в кровати и читал Евангелие. Чтение отвлекало его немного от болезни. Он слышал, как в дом вошёл гость, и через несколько секунд увидел возле себя прибывшего к нему учителя школы. Глаза учителя пристально смотрели на умирающего.

— Что, неважно выгляжу? — спросил иерей. — Вот уже надумал причаститься и собороваться. Пора отправляться к Создателю.

Никодим медленно покачал головой:

— Уже не успеешь Панфирий, поздно. Осталось тебе жить в этом мире два часа.

Священник досадливо поморщился:

— Надеялся ещё пару дней протянуть. Но не судьба. Зато с вами поговорю, вот только не знаю, как к вам обращаться лучше — Никодим Викторович или Василий Иакович?

— У меня много имён, даже таких, какие люди не смогут выговорить с помощью своего речевого аппарата, — сказал гость, при этом его взгляд скользнул по стене и остановился на большой иконе, изображающей Святого Василия Блаженного.

— Как так можно? Кто вы? Вы не человек? — иерей с любопытством взирал на гостя.

— А вы, считаете людей вершиной природы? — усмехнулся тот. — Тогда я вас разочарую. Вы, люди не вершина природы, а только цивилизация первого уровня. Но, я вижу ваши страдания. Да и общаться с кем-либо, чувствуя их физическую боль трудно, не правда ли?

Иерей кивнул и вдруг почувствовал, как от его гостя повеяло сильным холодом, снимающим боль и дающим облегчение, как телу, так и прочистив мозги.

— Эта ваша сила от Бога или от его врага? — уточнил иерей. — Я абсолютно хорошо себя чувствую.

— Увы, мой друг, — улыбнулся Никодим. — Сколько живу, но никогда не видел существ, управляющих энергией через себя, а не с помощью особых технологий. Для вашей цивилизации даже существа второго уровня уже могут считаться богами.

— И сколько же вы уже живёте? — поинтересовался священник. Он наслаждался отсутствием боли.

Никодим задумался: «Точно не скажу. Да это и не важно. Если измерять года периодами времени вращения Земли вокруг Солнца, то, получается, я существую где-то около четырёх миллионов лет».

— Правда, хорошо сохранился? — усмехнулся он. — Это я шучу. В образах гуманоида я прожил всего с тысячу лет в разных временах и обществах и мне, находится в этом образе, да и вообще в таких примитивных цивилизациях не очень нравится, но приходится. Зато у вас здесь всё неспешно. Находиться в теле гуманоида для меня, как находиться на курорте.

— Если не секрет, — осведомился священник. — А вы, к какой цивилизации принадлежите? Всё это так странно. И кто, собственно, вы?

— Секрета особого для вас уже нет. Моя цивилизация одиннадцатого уровня, а я являюсь наблюдателем над наблюдателями, работа у меня такая. Рассказывать, конечно, долго. Мы сделаем вот что. Я подарю вам немного времени, например, четыреста лет путешествий по Вселенной. Вот за это время вы и постараетесь узнать устройство Вселенной, путешествуя между мирами в бестелесной оболочке. И тогда вам станет многое ясно, и когда вновь встретимся, поговорим подробнее. Это будет ваше личное время: хотите, ищите своего Бога, хотите, мотайтесь по Вселенным, благо их много. Единственное ограничение, что я наложу на вас, это запрет на проникновения в миры не выше пятого уровня. Выше нельзя. Не поймут вашего присутствия там. Что касается вашего вопроса человек ли я, то сообщу вам следующее: у существ цивилизаций уже восьмого уровня нет определённых оболочек, а я с одиннадцатого уровня. Должен вас огорчить: во Вселенной процент гуманоидных цивилизаций крайне небольшой. Ваш путь развития признан тупиковым. На Земле пройдёт ещё несколько тысячелетий, и ваша цивилизация, при условии её существования, а не самоубийства, превратиться в кристаллическую цивилизацию. Носителями разума станут мельчайшие чипы, а не мозг. Гуманоиды скоро исчезнут с лика Земли.

— Увы, мой друг, — остановил Никодим священника, у которого накопилось ещё очень много вопросов. — Ваше время на этой планете в этой бренной оболочке истекает. Ничего не бойтесь. Закрывайте глаза и погружайтесь в сон. Оболочка ваша бренна и скоро распадётся на составные элементы, а дух ваш будет существовать ещё четыреста лет. Потом решим, куда вас пристроить.

Ещё через час, навестить священника пришла баба Серафима. Она и обнаружило, что батюшка тихо представился, тело его уже стало остывать. Из его руки выпала Святая Книга, а на лице батюшки осталась навечно блаженная улыбка. Наконец батюшка Панфирий отмучился и предстал пред Создателем с радостью на лице. Эх, всем бы такой замечательной смерти. Увы, но хорошую смерть надо заслужить.

Не только хорошую смерть надо заслужить, надо уметь ещё хорошо прожить отмеренный живому существу срок существования. Никодим Викторович не стал говорить священнику о принципах течения жизни. Мог и о смерти рассказать. Зачем расстраивать человека искренне верующего в свою систему ценностей, существующую уже тысячу лет. Люди много чего понапридумывали себе о жизни: то реинкарнацию придумают, то загробную жизнь, то посмертное небытие. Изгаляются над этой темой, как только могут. Они, в большинстве своём, не видят, пока ещё не видят, очевидную истину, которая особо от них и не скрывается. Вот математики, особенно те, кто понимает, что такое фракталы, уже задумываются, разглядывая геометрические фракталы. Получается, что исходным событием появления жизни на этой планете стало появление протовещества, способного к репликации. С этого момента и началась здесь жизнь. Она просто обязана появиться из-за особенностей структуры нашей Вселенной. Уважаемая Вселенная обожает сама себя изучать и усложнять инструменты, с помощью которых она это делает. Выходит, что одно единственное протовещество, развилось в то, что сейчас называют органической жизнью. Ключевое слово «одно». Любые производные от этого существа — суть это же существо, только несколько видоизменённое в процессе эволюции. Сонмы живых организмов, сами состоящие из миллиардов клеток — это по сути одно единственное существо. Так о какой смерти может идти речь? Если от дерева отпилить ветку, разве дерево от этого погибнет? Якобы погибшее отдельное существо теряет только оболочку, но исходное существо погибнуть не может. Оно своими миллиардами миллиардов отпрысков изучает окружающий мир. Отпрыски «погибают», но «исходник» остаётся живым в виде остальных живых существа. Теряется только некая индивидуальность «погибшего» существа. С этим ничего не поделаешь. Но погибший осознаёт себя сразу же новой единицей целого и начинает работать на всю систему в виде вируса, бактерии, насекомого, растения или животного. Конечно, вирус думать не может, для думания нужен мозг. Но вирус такой же агент системы, как и все остальные части существа.