Удачно всё сложилось в этой «Пончиковой» — подумал Лысенко — замутил красивую тему с нужными людьми и без лишних ушей. Не считать же любопытными ушами вьющихся рядом деток и сидящих у соседнего стола трёх местных пенсионеров, которые, думая, что их действия никто не замечает, украдкой пили самогон. Вкусив самогонки, деды стали разговаривать громче. Одним ухом Лысенко даже услышал, как те хвастались друг другу, сколько школьников они высекли в воспитательных целях. Со слов пьяных дедов выходило, что они только и делают, что секут школоту, несмотря даже на то, что сейчас каникулы.
Доктор Бутенко, видя, что Николай Олегович стал коситься на этих дедов, проинформировал его о том, что этих пенсионеров в посёлке считают лютыми садюгами, воспитывающих деток розгами. Такие дела.
— Есть условия, при которых насилие и необходимо и полезно, — нахмурился Найдёнов. — И есть условия, при которых насилие не может дать никаких результатов.
— Здесь у вас что, проблемы с молодежью? — поинтересовался Лысенко у местного депутата.
— Проблемы у нас с дебилами. Это почти, то же самое.
После принятия решения, беседа четырёх уважаемых людей протекала на отвлечённые темы.
Доктор Бутенко соглашался с тезисом Лысенко, о том, что местные болота действительно чудо природы, вот только посёлок Жупеево серая и незначительная точка на карте страны.
— Ничего интересного у нас нет, от слова совсем, — сокрушался он. — Кроме болот и комаров. Сплошная серость. В Комаровске хоть какие-то древние руины есть, а у нас сплошное болото в прямом и переносном смысле.
— Не скажите, — вдруг высказался Лысенко. — А вот эта «Пончиковая». От этих пончиков у меня во рту случился вкусовой апокалипсис. Честно говоря, я ещё никогда не ел таких вкусных изделий из теста, да и сама обстановка в этом заведении какая-то фантастическая что ли. Такой фантастики я даже в Китае не наблюдал, а там поразительных чудес много. Однажды, в одном местечке в Китае меня хотели угостить блюдом под названием «Будда проходит через стену». Честно говоря, есть я это их варево не рискнул. Китайцы в один котёл накидали морской огурец, плавники акул, рыбьи губы, свиное подбрюшье, копыта, сухожилия, грибы, яйца, абалон, сушёных сверчков и ещё что-то подозрительное. Убеждали меня, что именно это блюдо питает Ци, чистит кишечник, защищает от всех вирусов и заботится о геморрое. Нет, пусть сами копыта жуют, а мы лучше по пирожку вдарим. Я нашу народную пищу предпочитаю. Кстати, нашёл я отличного повара, который умеет готовить поистине замечательно народные традиционные блюда из старых времен, а не какие-то там фуагра, тартары и овсяные кашки. Приглашаю всех к себе в гости отведать произведения моего нового повара.
— Может здесь аппетит появляется от настенной живописи, — вставил своё замечание Мохов. — Как-то здесь всё мощно бьёт по психике, как на кладбище.
Лысенко вдруг задумался. Ему пришла некая мысль, что действительно — посёлок весь из себя серый и депрессивный с убогими людишками, и вдруг такое яркое пятно, как эта «Пончиковая». Кроме этого заведения из ряда обыкновенного убожества выбивается местная школа. Как это он раньше не заметил этого феномена. Ведь такой чистенькой и красивой школы нет, наверное, даже в областном центре. Но так не бывает. Он нахмурился. Мысли крутились вокруг да около какого-то интересного вывода. Стоп! Деньги. Ведь сделать такую школу можно только за большие деньги, а откуда у бедной, как церковная мышь, местной администрации деньги на такое великолепие? Это говорит о том, что в школу кто-то вложил значительную сумму. Вот бы подружиться с таким спонсором. Хотя в некоторые вопросы в этой местности лучше свой нос не совать. Но за тоненькую ниточку потянуть надо.
— Школа у вас хорошая, — бросил он фразу, надеясь на то, что Бутенко прояснит ситуацию с этой школой, но вместо доктора встрял Найдёнов:
— Одним из буржуазных лицемерий является убеждение в том, что школа может быть вне политики. Вы прекрасно знаете, насколько лживо это убеждение.
Действительно — подумал Лысенко — мысль весьма здравая, не в плане большой политики, а в плане местных реалий. Ох, стоит внимательно присмотреться к этой школе. Но чрезвычайно осторожненько, на цыпочках. Для начала надо стать спонсором этой школы. Стипендии хорошим деткам, что ли учредить, или купить им автобус. Надо как-то здесь засветиться с положительной стороны. Может ещё в посёлке церковь зафигачить.
Эти слова, оказалось, Николай Олегович произнёс вслух. Найдёнова такой религиозный подход возмутил, и он разразился очередной фразой:
— Бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами так же неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса. Религия есть опиум для народа. Религия — род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ, свои требования на сколько-нибудь достойную человека жизнь.
Ага — решил Лысенко — с церковью он явно поспешил: всё-таки опиум для народа и всё такое.
— Это точно, — согласился с коммунистом Мохов. — Наши люди закрывают глаза на смерть. Они желают жить вечно в той суете, в которой они пребывают. Для них смерти как бы нет. Нет и страданий. Наши люди не любят больных и немощных, не любят стариков и инвалидов. Они живут опьянённые мелочными страстями, и не думают о вечном. Зачем нам церкви!? Лучше жить, не задумываясь: во сне изнуряющей и отупляющей гонки за удовольствиями. Но смею вас уверить, товарищи, что я не встречал ещё не одного бессмертного человека. Всех рано или поздно привозят на мою территорию. Вот на кладбище и достаточно построить маленькую часовенку: по вере и сооружение.
Вот интересные дела творятся под Луною: бандиты и политиканы вдруг озаботились благом для своих людей, Земля налетит на небесную ось — точно вам говорю. Есть предположение, что щедрость прямо пропорциональна чувству вины.
Лысенко слушал Мохова, опустив голову. Его жизнь не всегда сладкая, сваливались лишения и невзгоды. Надо терпеть, надо превозмогать! Он всё вытерпел, всего добился сам, преодолел все трудности, пережил всех врагов, стал самым влиятельным гангстером в городе. И сейчас он надеялся, что выдержит. Он выбился из грязи в князи, а для этого надо обладать недюжинным интеллектом, чего не скажешь о его отпрысках. Не детки, а зажравшиеся мажоры. Вся их жизнь превратилась на папины деньги в гонку за наслаждениями и в поиск сомнительных удовольствий, вместо того чтобы уже брюхатить жену и взяться за ум. Мозги отпрыски развивать не собирались, учиться не хотели, наоборот, гробили свой невеликий умишко своим образом жизни. Вот, например, что за наслаждение гонять по ночному городу на папиной машине, врубив на всю катушку музыку. Упустил я своих отпрысков. Раньше мне надо было думать про аргументы, как их воспитывать. Вот и выходит, что когда он попадёт в ведомство Мохова, то и детки его пойдут по миру. Чтобы начать ценить какие-то вещи, нужно сначала их лишиться. Нет, решено, лучше свои неправедно нажитые капиталы пущу на эту школу и этот посёлок. Может, когда-нибудь, даже местную церквушку помогу отремонтировать.
Распрощавшись с собеседниками, Лысенко вышел из «Пончиковой» и в сопровождении своей охраны из двух человек отправился пешком прогуляться по посёлку. Посмотреть, так сказать, на него своими глазами. Он и до церкви дошёл, и даже заглянул в неё: совершенно неказистое старое сооружение. Церковь стояла пустая: кроме одной старушки никого в ней не находилось. Говорливая старушка проинформировала посетителя, что местный батюшка Панфирий серьёзно занемог, так что она молится Создателю, чтобы тот излечил хорошего и доброго батюшку. Лысенко эту информацию особо не воспринимал и не сочувствовал: он местного батюшку лично не знал.
Отец Панфирий действительно сильно болел, и, увы, смертельно. Вначале любая болезнь выглядит невинно, но только дай ей повод развиться… Может быть, он и смог бы воевать с болезнью ещё долгое время, но судьба бросила иерея в пучину отчаянья и в глубочайшую депрессию. Его организм перестал сопротивляться смерти после исчезновения его кошки Тучки. Всегда это лохматое животное бегало по дому, по-хозяйски шествовала по храму, подняв хвост, постоянно к чему-то там принюхивалась и с любопытством осматривала все уголки храма. Здесь для неё находилось много интересного: огоньки свечей и лампад, взирающие на неё лики с икон, странные запахи. А потом она исчезла. Перед этим событием Тучка допустила большую оплошность, выйдя за территорию церкви и дома священника. Тут объявились бродячие собаки, коих случилась целая стая. Псы набросились на кошку, которая не умела драться, и задали ей серьёзную трёпку. Домой Тучка вернулась вся окровавленная, подволакивая ноги. Она весь вечер шипела от боли, тщательно вылизывала свои раны, но рану на спине она так и не смогла вылизать. От еды она отказалась, только лакала немного молока. Она даже не пошла на руки к хозяину, так ей было плохо. Плохо стало и иерею от вида искалеченной кошки. Как будто её боль усилила боль в его сердце.
