— Помнишь Тучка нашего незабвенного Александра Сергеевича? Чего моргаешь? Ну, раз говоришь муррр, то я тебе прочту несколько строчек:

Так что, Тучка, приходит мой последний час. Увы, но это факт. Ты не грусти, ибо на всё воля Бога. Пойдём, мохнатая, я тебя накормлю кусочком, любимой твоим ненасытным желудком, рыбки. Пусть этот кусочек будет крохотной тенью моей огромной благодарности к тебе за твой характер и красоту.

Батюшка Панфирий жил с чистотой в сердце и с чистотой помыслов, поэтому воздыхал обо всех Божьих тварях. В том числе и о кошках. В православной религии к тварям отношение хорошее, а кошке даже разрешается бродить по церкви. В православии особо не приветствуется разделение животных на нечистых и чистых. Даже сам Патриарх содержит у себя собачек, которые относятся к нечистым животным. Панфирий отметал разговоры о том, что-де нехорошо любить животных в ущерб любви к людям, по причине того, что любви и так мало, а тут ещё всякие твари жрать просят. Людям есть нечего, ещё и тварей корми. Но если наша любовь от Бога, то источник ее неиссякаем. Соответственно, человек, сам являющийся богоподобной тварью легко объемлет любовью всякую тварь. Батюшка Панфирий воспитан в православной русской культуре, а она предполагает жертвенность и страдания: без них смысл жизни в этой не самой совершенной Вселенной постичь невозможно.

В посёлке происходят какие-то странности — вот такая мысль посетила бывшего полицейского Чекмарёва через несколько дней, после того, как его поганой метлой вычистили из полиции. Сначала Чекмарёву было стыдно от того, что поселковый люд посчитает его оборотнем в погонах, и он даже несколько дней не выходил из дома. А когда вышел, то немного удивился. Всё оказалось очень странным. Так странно, что он начал сомневаться в собственном психическом здоровье: может, он всё-таки тихо сбрендил. Конечно, в последнее время случилось много треволнений и нагрузок на психику. Я, как и все люди нахожусь на волосок от безумия, это понятно: разница между вменяемостью и сумасшествием — лишь вопрос времени. Однако, становиться психом как-то не хотелось, но все признаки налицо. Почему-то народ слишком внимательно стал смотреть на Чекмарёва, а у того от этих взглядов разыгрывалась паранойя. Куда бы он ни направлялся, все встречные, завидя его, останавливались и внимательно его разглядывали. У меня, что ширинка расстегнута, или спина белая — удивлялся бывший мент. Чего они во мне дырки своими взглядами прожигают? Немного успокаивало то, что народ смотрел на него не осуждающе, а с каким-то восхищением. И все старались с ним вежливо раскланяться. Совсем жутко стало Чекмарёву в местном магазине, когда он туда зашёл затариться пищей насущной. В магазине наступила странная и восторженная тишина, как будто вошёл не простой мент, да ещё бывший, а сам ВВП, собственной персоной. Самое страшное состояло в том, что продавщица, всплеснув руками, наотрез отказалась брать с него денег, и сама быстро накладывала в пакеты разнообразную провизию, стараясь засунуть в раздувшиеся пакеты всё что дороже и вкуснее. Причём все люди, находящиеся рядом, оказались с ней совершенно солидарны: это видно по их глазам. Чекмарёв, как ушибленный мокрой тряпкой, тащил домой эти пакеты и думал, что случилось. Как бы прояснить такое к нему отношение? Если бы он состоял при власти, то ещё можно как-то объяснить, но, увы, он никто и звать его никак. Придя домой, Чекмарёв дикими глазами смотрел на гору продуктов, что дали ему совершенно бесплатно. Дальше стало гуще. Пришла домой любимая супруга Маринка, которая тоже притащила несколько неподъёмных пакетов, но уже с овощами и фруктами. От супруги тоже исходила какая-то странность. Она на полном серьёзе сообщила, что все эти овощи и фрукты ей дали на местном рынке, куда она зашла кое-что купить к ужину.

— Что значит дали? — тупо спросил Чекмарёв.

— Бесплатно дали, — пожала плечами Маринка. — Да ещё и заставили какого-то мальчишку мне помочь донести всё это до дома. Говорят: из большого уважения. Приходите, говорят, только к нам, мы вам дадим столько товара, сколько надо и бесплатно. А можем, и сами принести, только скажите. Наверное, торговцы на рынке все сбрендили разом. То от них мелкой скидки не допросишься, а то вдруг такая щедрость. Дорогой, так это ещё не всё. Пока мы с мальчишкой шли до дома, нас перехватил какой-то дядька и передал мне небольшой свёрток. Говорит от всей души на благое дело. Ничего не понимаю. Что за дело-то?

— Что за свёрток? — насторожился Чекмарёв. — Может мина?

Маринка положила на стол небольшой свёрток, похожий внешне на пачку денег, завёрнутых в непрозрачный пластик. Развернув свёрток, Денис Тихонович и Маринка обомлели. Это оказались таки действительно деньги. Сто билетов государственного банка достоинством по пять тысяч рублей. Всего пятьсот тысяч.

Провокация — похолодел Чекмарёв — бывшие коллеги постарались. Это или меченые деньги с невидимой надписью «Взятка», или фальшивые купюры. Сейчас в дом ворвётся ОМОН и повяжет нас с Маринкой. И любой эксперт докажет по отпечаткам пальцев, что мы дотрагивались до них. И пойдём по этапам на Север тайгу тяпать, а дочку отдадут в приют. Так что поздно метаться и пытаться избавится от этих денег, да и бежать поздно: за домом, наверное, уже плотное наблюдение. Эх, Маринка, Маринка — подвела ты, по своей наивности, семью под монастырь. При обыске в доме найдут пару пулемётов, ведро динамита, и пуд наркоты, и привет свободе.

У Чекмарёва стала кружиться голова, а ноги сделались ватными. Хорошо хоть дочки нет в доме, она, наверное, сейчас с внучкой Безпалько где-то бегает. Хоть не увидит дочка такого позора её родителей.

Но, что-то ОМОН задерживается. Может, у них какая накладка случилась, и придут ночью?

— Надо срочно сжечь эти деньги, и упаковку тоже, — глухо произнёс глава дома.

Но Маринка не въезжала в тему своими женскими мозгами:

— Жить на какие средства станем? Просвети, — справедливо возмутилась она. — Ты ещё работу не нашёл. Я не работаю. Елизаветка тоже не работает. Даже наша кошка денег домой не приносит. А есть все просят. Может, это твои коллеги сбросились? Вошли, так сказать, в положение.

У Чекмарёва имелось несколько другое мнение о своих коллегах, особенно о начальниках. Но, Маринка упёрлась и не хотела из своих рук выпускать такие деньги.

— А ещё меня сегодня бесплатно подстригли, — вдруг ляпнула она. — А ты и не заметил.

Тут только Чекмарёв соизволил заметить креативный шарм на голове супруги. Однако, у него от головокружения, уже не имелось сил выдавать родной жене комплименты. Та заметила, что с мужем непорядок, засуетилась. Всё-таки Маринка по образованию значилась медицинской сестрой, но уже долгое время не работала в местной больнице — сидела дома с ребёнком. Вот теперь её медицинское образование срочно потребовалось.

Через некоторое время Чекмарёв лежал на диване с таблеткой под языком от давления и думал горькую думу. С думанием получалось плохо: супер-пупер невесть что получалось. Мысли путались из-за непонятных событий в посёлке и неурядиц в личной жизни. Чекмарёв совершенно не улавливал логику событий: всё скатилось в чрезвычайную странность и походило на чей-то коварный расчёт, а логика не бывает странной: она либо есть, либо её нет. Какой-то сюр, от которого связь с космосом теряется.

Чекмарёв и предположить не мог, что его якобы «действия» приведут к политическому кризису в Комаровске. Виной всему ложное представление о людях как о героях. Следует пояснить, что в Комаровске, как и в любом, уважающем себя городе, присутствовала своя законодательная власть в лице городской Думы. В Думе, естественно, водились депутаты. Всё, как у людей: местное самоуправление, так сказать. Несмотря на различную политическую и сексуальную ориентацию, депутаты в Комаровске разделялись на три группы: две большие и одна маленькая, состоящая из трёх колоритных представителей электората, и которые ничего не решали. Две решающие группы имели в своём составе равное количество депутатов, но имелся маленький нюансик. Одну группу плотно контролировал Лысый, или Лысенко Николай Олегович, а вторую группу опекал Франт, то есть Фёдоров Кирилл Петрович. Таким образом, в городе достигалась стабильность, и имелся хоть какой-то консенсус. Но, случился кризис, поставивший под сомнение сложившуюся систему. По устоявшейся традиции фракции городской власти делились на «Лысых» и «Франтов». Всё шло хорошо, но тут случился казус с неким полицейским Чекмарёвым, который слетел с катушек, и начал чморить всех подряд со страшной силой. Оный «оборотень в погонах» достал даже самого Франта, который, после жуткой резни его людей, сам куда-то слинял. А раз Франта нет, то пошатнулась и политическая система. Вопрос стоял сугубо принципиальный: «Кто, собственно, будет платить депутатам из фракции его имени?» Депутат, что, не человек? Он тоже есть хочет. У него тоже аппетит имеется. И у него свои экономические интересы. Теперь-то, когда Франта, скорее всего, замочил Чекмарёв, как быть?