— Всем спасибо. На сегодня хватит. Завтра в девять часов продолжим. Посмотрю с парнями оставшиеся номера. Серафима Исааковна, а вас я попрошу задержаться.

— Вы думаете, что… — она многозначительно провела по своему внушительному бюсту.

— Нет, — резко её перебил. — Вопрос к вам особый. Первый концерт мы дадим благотворительный. Нужно, чтобы о нас сложилось положительное мнение. Пару номеров оставим для почтенной публики на второй раз. Так же, вам надо поговорить с девочками, чтобы вели себя скромно и недоступно.

— Ой, Алексей, уж как крутить мужчинами я их научу.

— Всецело полагаюсь на ваш талант и опыт.

Зима, облака закрывали солнце, сумерки сгущались очень быстро. Мы с парнями подходили к дому. Они молчали, молчал и я. Тихо поскрипывал снег. Но всем своим чутьём и опытом я понимал, что будет серьезный разговор. Как обычно, за ужином и без чужих глаз нам надо было всё разобрать и наметить план действий на следующий день. Ужин, горячий ужин нас спасёт от лишнего напряжения. Да любого человека еда сделает добрее.

— Говори, Антоха, — отложив в сторону кусок хлеба и почувствовав, как первые порции похлёбки обживаются в моём желудке, я решил начать разговор. — Вижу, у тебя, да у остальных тоже вопросы в голове крутятся.

— Есть такое, Немтырь. Повидали мы сегодня многое, — он замолчал, собираясь с мыслями. — Почему только Фома на каторгу пойдёт? Так — то дело понятное. Но остальных в нашу компанию зачем тянешь?

— Для наших дел нужно много людей, придётся рисковать, привлекая кого-то со стороны. Кому-то мы сможем доверять, а кто-то будет к нам засланным и доверять нельзя. Вот на этих парнях и потренируемся.

— Так если доверия нет, зачем ты деньги им дал? — это уже Архип задал самый интересующий для него вопрос.

— Затем, чтобы понятно им было. За Хорька они получили тумаки, от меня слово доброе, деньги и ласку от девочек. Подкормил, чтобы совсем уж волками не смотрели. Им ещё завтра показания в полиции писать.

— Ласка нам бы тоже не помешала, — Платоха мечтательно улыбнулся.

— А вот это, парни, вопрос очень серьёзный. Пойти к мадам Щукиной можно, только без носа останешься.

— Да не уж — то такая злая, что откусит?! — под такой наивный вопрос все засмеялись.

— Хуже. В домах с легко доступными девушками ходит болезнь — сифилис. По началу она незаметна, год пройдёт, а ты всё гладенький и розовый, что младенец. Зато потом покрываешься болячками, сила пропадает и гниёшь заживо.

— Так ежели дело так обстоит, что остальные ходят?

— А по какой причине пьяные под забором замерзают? Все знаю, все видели, но идут, пьют вусмерть и замерзают.

— Это да, — парни поникли головами и снова застучали по тарелкам, каждый думая о своём.

— Есть один вариант. Это чтобы девушка чистенькая была, да лаской только одного привечала, в доме светлом и чистом. Гувернантками таких зовут, а ещё горничные ничего.

— Так кто ж из горничных на нас посмотрит? Ежели такое дело, то они господ ублажают. Кто на селян позарится?

— Так селяне — они в селе живут. А мы кто теперь? — спросил и, прищурившись, посмотрел на озадаченных парней.

— Городские? Горожане? — Платоха пытался понять свой новый статус.

— Бери выше. Мы дела большие начинаем, так что мы господами будем, — заявил я ошарашенным парням.

Игра мыслей на их лицах была сильной. Они, казалось, забыли обо всё на свете и переваривали полученную информацию. Но, видимо, я так и не привык к этому миру, потому, что следующий вопрос заставил удивиться меня.

— Так это получается, меня пороть будет нельзя и Егорку тоже?

— Совершенно верно, Архип. Большой и тёплый дом по любому у всех будет, будут горничные и остальное. Но самое главное вы сможете сами подняться и семью подтянуть.

Пожалуй, в этот раз я осознал, что поставленная мной задача гораздо шире и сильней отразится на мне и людях, которые меня окружают, которые идут со мной плечом к плечу.

Ближе к вечеру нога моя разболелась довольно сильно, и пришлось мне хромать до дома Савватеевны. Зайдя в дом и в очередной раз, подивившись переменам, произошедшим с ней и Катькой Балашовой, произнёс:

— Здравствуйте, девушки. Вас обоих совершенно не узнать. Прямо даже не знаю, как к вам обращаться.

— Да уж как-нибудь обратись, — улыбнулась ведунья, а Катька довольно хихикнула. — Что раньше то не заходил? Загордился что ли?

— Не хотел вам мешать в новом доме устраиваться, да и самому некогда было, то одно дело, то другое. Думал в воскресенье с вами встретиться на пикнике, но тут у меня нога заболела, вот и пришлось пораньше наведаться.

— Заболела? Ну показывай где у тебя заболело.

— Нужно штаны снимать, — сказал я покосившись на Катьку.

— Так снимай. Неужто стесняешься? — усмехнулась знахарка.

— Да не особо, — я вернул ей улыбку.

Присев на лавку, разулся и стянул штанину с раненой ноги. Как и ожидалось, повязка сползла и обнажила длинную кровоточащую борозду, края которой немного вспухли и покраснели.

— Кто это тебя так? — полюбопытствовала Савватеевна.

— Да придурок один. Пальнул случайно, — не вдаваясь в подробности ответил я.

— И что с ним стало? — спросила знахарка, разглядывая рану.

— С кем? — не понял я вопроса.

— С придурком этим, — пояснила Савватеевна и поводила ладонью над раной.

— Да ничего не стало. Морду ему немного подправил да в полицию сдал, — сказал я, чувствуя как от её ладони пошла теплая волна и ранка перестала болеть и кровоточить.

— Катюша, принеси мазь и бинт, — попросила знахарка.

Катька метнулась в другую комнату и через минуту вернулась с какой-то склянкой и бинтом.

— Смажь ему ранку и забинтуй, — приказала Савватеевна Катьке.

Та послушно кивнула и стала осторожно накладывать мазь, чуть порозовев лицом, видимо от того, что приходилось прикасаться к моей голой ноге. Наложив мазь, она взялась за бинт.

— Подожди, Катерина. — остановил я Катьку и обратился к знахарке.

— Савватеевна, может бинтик приклеить чем-то, а то у меня завтра дел полно. Ходить много придется, а он опять сползет.

— Чем же я его приклею? — озадаченно спросила женщина.

Действительно, чем? Может клеем, которым накладную бороду клею. Нет! Ну его на фиг! Неизвестно из чего тот клей изготовили, попадет в рану и занесёт какую-нибудь инфекцию. Может мёд попробовать? Какой никакой антисептик и липкий, авось и удержит бинтик.

— А давай медом попробуем. Мёд же у вас есть? — предложил я.

— Медом? — удивилась знахарка.

Катька услышав про мёд прыснула в кулачок и не в силах сдержать смех, захихикала. Савватеевна посмотрела на нас обоих и, улыбнувшись, сказала:

— Катюша, принеси плошку с мёдом.

На этот раз бинтовать мою ногу взялась сама знахарка. Она смазала мёдом края бинта и ловко замотала его вкруг ранки. Я натянул штаны и, обувшись, походил по комнате. Бинт держался.

— Спасибо дамы! Я ваш должник. Катюха, ты в воскресенье оденься для полётов. Покажете с Архипкой класс.

— Оденусь. А вы разве не будете летать?

— Посмотрим. Ладно, пойду я.

— Что даже чаю не попьешь? — спросила знахарка.

— Не с чем. Мою порцию мёда ты мне на ногу измазала. А вас объедать я побаиваюсь.

И под смех знахарки с ученицей я выскочил на улицу и пошкандыбал домой.

Новый день обещал быть интересным. События вчерашнего дня наверняка многим участникам доставили беспокойство и отгоняли желанный сон. Но собравшись под крышей нашего весёлого заведения все стали настраиваться на рабочий лад. Пока барышни готовились к выступлению, пока настраивалась скрипка и шнуровались платья припозднившихся актрис, можно было решить свои дела.

— Степан! Раз ты согласен под мою руку идти, то тебе надо обзавестись погонялом или позывным по-нашему. Будешь… — я помолчал соображая. — «Бугром» будешь.