— А, это же наш дорогой доктор Стюарт! — иронично протянул один из пациентов, тот, что был выше и крепче своего помощника, и силой поставил трясущуюся жертву на колени.

По виду второго пациента сразу определил, что он из них двоих — «ведомый», человек, слабо понимающий действительность, но зато готовый охотно выполнять все указания.

— Я… не доктор, — сбиваясь от страха за свою жизнь, пролепетал сотрудник, которого назвали именем Стюартом, — я просто… ассистент! Помогал им… с аппаратурой, в основном!

— Ну что ты? — издевательским тоном отозвался первый пациент. — Мы все тебя хорошо знаем, как и твои необычные наклонности. Видел, как ты заставлял того слепого урода из сто пятнадцатой камеры ласкать твой член. И каждый день вспоминаю, как ты облизывал мое ухо, — в его голосе заиграли совсем неприятные нотки, отчего доведенный до ужаса доктор одновременно со страхом и мольбой во взгляде покосился на меня, — но ты не волнуйся, знаешь, мне даже понравилось — ты хорошо управляешься своим языком, — он грубо провел пальцами по губам обомлевшей жертвы, — хочешь, дам тебе полизать кое-что другое?

С этими словами первый пациент приспустил свои штаны и кивнул своему помощнику, и тот, доселе стоявший с отрешенным видом, ухватил попытавшегося вырваться доктора за шею. Тут уже и опомнился, кинувшись на подмогу несчастному.

— А ну пошел вон отсюда, — бросил, подхватив пациента-насильника под руки, и буквально вышвырнул его в коридор.

Тот упал на пол, запутавшись в собственных приспущенных штанах, второй же пациент так и остался стоять на месте, удерживая перепуганного доктора Стюарта.

— Ты чего?! — возмущенно выпалил первый, медленно поднимаясь на ноги. — Тебя кто звал сюда?! Чего лезешь без очереди?! Мы первые его нашли! Будешь третьим после нас!

— Я сказал: пошел вон, — твердо повторил, стараясь держать в поле зрения и его, и второго пациента, — чтоб тебя здесь не видел. Иди в тот угол, садись на тот табурет и сиди там, пока не разрешу тебе встать.

— А ты какого хрена указываешь мне?! — со злостью ответил пациент, делая шаг по направлению ко мне, правда не очень уверенно.

— Ты еще повозмущайся мне тут! — повысил голос и указал на стоявшую возле стены каталку, снабженную ремнями. — Тебя сейчас привяжу к этой каталке, если ты не сделаешь то, что сказал. И штаны подтяни!

— Ты чего буйный такой? — с опаской спросил он, отступая назад и снова падая, хотя еще недавно сам выглядел грозно.

Встревоженный, неуклюжий, со своим прибором в рабочем состоянии, постоянно спотыкающийся, он выглядел совсем нелепо, даже отчасти комично. Только мне было не смешно: не знал, доведется ли вообще когда-либо еще смеяться.

— Я тебе сейчас покажу буйного. Встань с пола, подтяни штаны нормально и делай то, что тебе сказал, — повторил.

Еще немного подумав и, видимо, оценив риски, пациент развернулся и поплелся в дальний угол коридора к табурету.

Вновь посмотрел на второго пациента, который все еще крепко держал в своей хватке пленного. Это был совсем невменяемый психически больной, его голова несильно тряслась, и он все это время не сводил пустой взгляд с моего лица.

— Отпусти его, — потребовал, и он сразу разжал хватку, — вот так. Теперь иди в коридор и сядь у стены, вот там, — указал в нужную сторону.

Этот пациент также послушался меня и тихо вышел через открытую дверь. Только тогда обратил внимание на сжавшегося возле умывальника доктора Стюарта. Он был очень сильно перепуган: по-видимому, для него стоял в одном ряду с этими двумя, которые чуть было не заставили его ублажать их.

Смотрел на его жалкий вид, и меня охватывали смешанные чувства. С одной стороны, он был слаб и беспомощен перед лицом нависшей смертельной угрозы, по-человечески мне было его жаль, поскольку понимал, что он вряд ли сможет пережить этот кошмар. Врачебный цинизм меня пока не поглотил. С другой стороны, мне также было отлично известно, что он, как и все остальные, издевался здесь над людьми, очевидно, получая от этого не только деньги, но и удовольствие.

— Не трогайте меня! — заявил он, спешно вставая с пола.

Смерил его взглядом. Самым неприятным в этом человеке были его глаза, какие-то пронзающие, недобрые. Сразу вспомнил, как точно такие же люди заставляли меня смотреть на экраны, на которых транслировались жуткие образы, вызывавшие противоестественный ужас, неуемную панику, вспомнил, как бесцеремонно и грубо они обходились со мной и другими людьми, как швыряли в кресло и били по лицу. Может быть, этот Стюарт тоже был в числе тех, кто работал со мной.

Быстро преодолев расстояние до него и посмотрев ему прямо в его мелочные глаза, с размаху ударил его кулаком по лицу: от моего удара он не устоял на ногах и съехал по стене на пол. Больше бить его не стал. Бесчеловечно это. Бить того, кто слабее, даже если он это заслужил.

— Это за все, что ты сделал здесь, — с презрением проговорил, смотря на то, как он стирает кровь с рассеченной губы, — хотя на самом деле ты заслуживаешь гораздо большее. Ты грязное пятно в истории медицины.

Даже просто находиться рядом с ним мне было противно, потому, больше ничего не говоря, вышел обратно в коридор. Тихий пациент куда-то пропал, а первый, которому сказал сесть на табурет в дальнем углу, так и сидел там, с упоением занимаясь самоудовлетворением. За свои десять лет работы врачом перевидал такую картину тысячу раз, потому сейчас от увиденного не испытал ничего, кроме облегчения. Будет менее агрессивным.

Оставив все это безумие позади, пошел дальше, прихрамывая и гадая, с чем еще мне придется столкнуться. Не успел повернуть за угол, как оттуда навстречу мне выскочил еще один пациент и сбил меня с ног, громко крича что-то неразличимое. Стоило только мне подняться, потирая ушибленный затылок, как из-за поворота выбежал второй пациент, опять опрокинув меня на пол. Ударился во второй раз. Какое там «во второй»? Моя голова уже просто гудела от ударов, казалось, что еще немного — и она взорвется от внутреннего напряжения. В любом случае уже получил одно сотрясение мозга, когда потерял сознание: теперь меня постоянно мутило и шатало из стороны в сторону. Головная боль была ужасной.

— Совсем уже с ума посходили тут! Нормального языка не понимаете! Что, бить вас надо?! — крикнул вслед убежавшим пациентам, злясь скорее от отчаяния, но тотчас же осекся.

Мне стало как-то стыдно от собственных слов, даже словил себя на том, что мне захотелось извиниться за них перед этими несчастными людьми: их вины не было в том, что они вели себя так. Слишком долго думал только о себе и своих страданиях, а ведь пробыл тут совсем недолго в сравнении с большинством из них — многие пациенты содержались в клинике годами. Они, должно быть, не были такими раньше. Наверняка их состояние ухудшилось радикальным образом от такого зверского обращения: здоровый человек сойдет с ума от постоянных унижений и издевательств, а что говорить о больном? Мне не стоило говорить так. Не стоило… Они и так пережили слишком многое.

В надежде, что те двое не услышали моих слов или не придали им значения, побрел дальше, пока не оказался в совершенно темном зале. При помощи прибора ночного видения определил, что помещение, в котором оказался, походило на некий операционный театр: над первым уровнем располагался второй, с которого можно было наблюдать за ходом проводимых в зале хирургических операций.