Он обернулся, смиренно сложив руки на уровне живота, что сейчас выглядело, как насмешка.

— Ты зачем делаешь это?! — на одном дыхании выпалил, уставившись встревоженным взглядом на него.

— Я пастырь, сын мой, мой долг — заботиться о спасении моих прихожан, даже если это — заблудшие души, — спокойным, но твердым голосом пояснил он.

— Какого черта?! — не выдержал, меня захлестнуло возмущение, граничащее с гневом. — Какое, к чертовой матери, спасение?! Отвяжи меня! Немедленно!

— Ты совершил чудовищный грех, сын мой, — строго заявил этот священнослужитель, — но Господь милостив, Он любит всех нас, даже самых падших и недостойных. Он же не отвернется и от тебя.

— Что ты несешь? — воскликнул и снова принялся изо всех сил дергать руками, чтобы хоть как-то ослабить тугие узлы.

Священнослужитель никак не воспрепятствовал этому, только отвернулся вновь.

— Ты что задумал?.. Ты зачем меня затащил сюда? — с ощутимой тревогой в голосе спросил, наблюдая, как он что-то готовит в углу, стоя спиной ко мне.

— Нет греха страшнее, чем намеренно отвергнуть Бога, но не оставлю тебя, ибо таков мой крест. Спасти твою заплутавшую в силках дьявола душу можно только одним способом, — серьезно отозвался он, не оборачиваясь ко мне, — ты познаешь телесное страдание, которое очистит тебя от тягот грехов, и лишь тогда твоя душа будет спасена.

Мороз пробежал по моей спине, голова будто начала кружиться еще сильнее. Все иные звуки и образы вокруг исчезли, остался наедине с жутким осознанием того, что сейчас этот психически больной будет делать со мной что-то ужасное, причинять мне боль.

— Отпусти меня, — обомлев и понизив голос, произнес, смотря на его фигуру.

— Покайся, сын мой, — прозвучал его ответ.

Времени на раздумья или упрямство не было: находился в огромной опасности. Почему-то только сейчас до меня дошло, что все это время совершал непростительную для человека с моим опытом работы ошибку — недооценивал его, опрометчиво полагая, что раз ему позволили бродить повсюду, он не представляет угрозы. Меня сбили с толку другие сотрудники компании, не обращавшие на него внимания… Другие… Да, сам виноват! Надо было думать своей головой! Почему был таким легкомысленным? Ведь не просто же так его определили в клинику для психически больных преступников, в специнтенсив!

— Я… каюсь, — неуверенно проговорил, — говорил неправильные, неуважительные вещи. Мне очень жаль, что вел себя таким образом, оскорбляя Полтергейста. Прости меня.

— Господь простит, — ответил бесстрастным тоном психически неуравновешенный, — ты отрекаешься от своих гнусных богохульств?

— Да, отрекаюсь, — немного подумав, сказал, с нараставшей тревогой смотря на его странные приготовления к чему-то неизвестному.

— Хорошо, сын мой. В таком случае, для твоей души еще есть надежда на спасение, — с удовлетворением произнес священнослужитель и повернулся ко мне с зажатой в руке канистрой из-под бензина…

Осознание его истинных намерений обрушилось на меня, накрыв с головой нечеловеческим ужасом. Он собирался меня сжечь живьем…

— Нет… нет, нет… Священнослужитель… пожалуйста, не надо… — широко распахнув глаза от неимоверной жути, сбиваясь, протянул.

Все происходящее казалось чем-то нереальным, как будто смотрел на себя со стороны. Только сейчас ощутил, как больно впивалась веревка в кожу…

— Сказано в Евангелии от Матфея: «Уже и секира при корне дерев лежит: всякое древо, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь», — слишком спокойно, чтобы считаться нормальным, ответил священнослужитель, — огонь уничтожит твою грешную плоть и освободит от его гнета твою душу. Страданием своим искупишь ты вину свою и предстанешь перед Господом Нашим, — он начал откручивать крышку канистры.

— Нет, священнослужитель! Священнослужитель, пожалуйста!.. — теряя голову от захлестнувшего меня ужаса, прокричал, отчаянно пытаясь вырваться. — Пожалуйста!.. Умоляю тебя, не делай этого! Господи! Нет! Нет!.. Не делай! Такой же человек, как и ты, за что ты обрекаешь меня на такое?!

— Делаю это ради твоего спасения, сын мой, ибо люблю тебя отеческой любовью, — невозмутимо отозвался этот безумец, начиная обливать бензином все вокруг.

— Нет! Нет! — взмолился, извиваясь в бесплодных попытках освободиться. — Ради всего святого!.. Пожалуйста! Умоляю! Не делай этого, священнослужитель! Ради Бога, прошу!

Священнослужитель лишь продолжал деловито разливать бензин по крохотному сараю, его взгляд блуждал, он был затуманен пеленой безумия. Как поздно разглядел это!

— Нет! Священнослужитель! Посмотри на меня, прошу тебя! — в отчаянии пытаясь достучаться до него, прокричал. — Я же живой человек! Такой же, как ты! Мы все — братья, ведь этому же учит церковь! Не делай этого, пожалуйста, священнослужитель! Пожалуйста!

Вылив весь бензин из одной канистры, тот взялся за вторую, уже игнорируя мои мольбы.

— Полтергейст не стал убивать меня! — срывая голос, прокричал в надежде, что хоть это остановит его. — Он меня пощадил! Он не желает моей смерти!

— Верно, сын мой, — поворачиваясь ко мне, отозвался безумный пациент, — Он желает не твоей смерти, но твоего духовного спасения. Он любит тебя даже во грехе, потому уже совсем скоро ты придешь в Его Объятия.

С этими словами он продолжил свои ужасные приготовления.

— Не-е-ет! — от собственного крика у меня потемнело в глазах. — Священнослужитель, ну одумайся, умоляю тебя, одумайся! Пожалуйста, ради всего святого!

Все вокруг уже было залито бензином, обезумевший священнослужитель отложил в сторону вторую опустевшую канистру. Не хотел верить, что это произойдет, что он сможет совершить такую страшную вещь, все мое естество отказывалось принимать тот факт, что конец будет таким чудовищным, таким мучительным… Это было даже хуже того, что могли придумать циничные выродки из лечебницы… Время и пространство для меня потеряли свою привычную форму — мне казалось, слышу, как в паническом ужасе рвется сердце из груди, ощущаю, как по напряженным мышцам бегут последние нервные импульсы… Уже даже не разбирал, что кричу, срываясь на истеричные вопли. Предпочел бы любую другую смерть… Уж лучше бы Полтергейст разорвал меня на части…

Пациент в форме священника открыл дверь, за которой была спасительная свобода, и повернулся ко мне лицом.

— Сын мой, — со зловещей торжественностью проговорил он, — ныне же твоя грешная душа предстанет перед Господом Нашим. Страданием своим ты очистишься от дьявольской скверны ереси и богохульства, лишь понеся это справедливое наказание, спасешься ты. Да примет тебя Полтергейст, как отец принял блудного сына. In nomine Patris, — он перекрестил меня.

— … нет! Нет! НЕТ! Священнослужитель! НЕ-Е-ЕТ! — завопил, отчаянно вырываясь, но он и не думал щадить меня.