«Что за мерзость, блять!» — Лицо главаря исказилось в отвращении. Время близилось к рассвету, а значит скоро нужно будет выдвигаться на поиски Франко. Отсутствие его друга сильно сказалось на поведении и настроении Адама, ведь они общались больше всех из этой компании. Их даже связывали несколько грязных секретиков, которые случались во время их употребления. Никто из них не собирался выносить такое за рамки их «дружбы». Им обоим было хорошо, никто не был против.
Вспоминая о таком, хоть и смутно, у Митчелла появлялась небольшая эрекция. Он был гетеросексуалом, но от таких шалостей никогда не отказывался. В нынешнее время редко удавалось получить кайф в этом роде. Мужчина оправдывал это пословицей «Бери пока дают», тем самым избавляя себя от груза на душе за мужеложство.
— Хей, Адам, а может немного дунем перед выходом? — промямлил Харли.
— Мы чистые с позавчерашнего вечера.
— Я же сказал нет, че не понятного, еблан? Нехуй было Франко из виду выпускать. — Охрипшим голосом гаркнул бывший автомеханик.
Его и самого уже потрушивало, организм требовал дозу, но ради друга он держался, мысленно обещая себе, что по возвращению они вновь войдут в сладкий мир эйфории и легкости. Первые лучи солнца уже начали пробиваться из-за горизонта, пробуждая землю ото сна, отбирая у ночи право властвовать. Деревья, трава и все поверхности были мокрыми после дождя, но благо, что уже весна и сильных морозов теперь нет, поэтому все останется лишь в состоянии месива. Очень мешала грязь под ногами, что с противным чавканьем расползалась под подошвой ботинок при ходьбе. Светящиеся в полумраке глаза зомби возвращались в обычное состояние, переставая наводить ужас. Встретиться с этим зрелищем, а уж тем более перенести спокойно — невозможно, когда ты новичок. Матерые Выжившие уже привыкли к «светлячкам» в ночи, поэтому вместо испуга, они испытывают недовольство и заряжают в эту область хорошей горстью дроби.
Возле памятника, что находится в центре парка, красовались багряные лужи, отражающие солнечный свет своей водной гладью. Запах смерти все еще витал над асфальтом, несмываемый ни дождем, ни ветром. Даже спустя время в этом месте сохранится отпечаток старухи с косой, которую на время заменил тот Джампер.
Адам уже накидывал поношенную куртку поверх ветровки. Из-за ослабленного организма он легко мог заболеть, а там и до осложнения недалеко. Его утро началось далеко не кофе, а с ворчания, матов и ломки.
— Пошевеливайтесь, сосунки, — рявкнул тот на двоих приятелей, почесывая заросшую щеку.
Тодд, пыхтя и корчась, наконец-то поднял свою тушу на обе ноги, немного покачиваясь. Он до сих пор в весе, так как только начал принимать запрещенные препараты, ведь раньше ему хватало лишь крепкой выпивки, чтобы казаться с друзьями на одном уровне кайфа. Но, как гласит народная мудрость «С кем поведешься — того и наберешься», поэтому мужчина начал принимать то, что ему предлагают. И ему абсолютно все равно, что это — мефедрон (любимец Адама), ЛСД (фаворит Харли) или «крокодил». В ход идет все, что удастся найти, приготовить, отобрать.
Это страшные вещи, когда ты видишь, как человек сам себя губит. Когда-то, у всех этих троих мужчин были близкие, которые за них переживали и волновались, а увидев бы их сейчас и вовсе сошли с ума от горя. Наблюдать, как дорогой тебе мужчина ежедневно по несколько раз колет себя всякой дрянью, при этом увеличивая дозу и каждый раз приставляя к своей глотке лезвие косы старухи-смерти, сродни самым мучительным пыткам. Но прием наркотиков — это еще не полная картина. Она наступает с ломкой, с агрессией и побочными действиями от той мерзости, с тем, когда ты приходишь домой, а там пусто, ведь твой дорогой наркоман всё продал ради очередной дозы. И ты хочешь выть, скулить как побитый пес у забора, потому что не можешь достучаться до близкого, который ступил на скользкую дорожку, не можешь заставить его помочь себе и лечь в наркологическую клинику, удержать его от новой дозы, крича во все горло о его семье, которая его безмерно любит, его потухающей жизни. И через некоторое время у тебя опускаются руки, нет ни сил, ни денег, ни здоровья бороться. Ты просто наблюдаешь, плачешь, потому что в твоём организме есть до сих пор эта соленая жидкость, и с дрожью во всем теле боишься наступления того самого дня, когда тебе позвонит неизвестный номер, незнакомец представится сотрудником полиции и сообщит о найденном мертвом теле твоего близкого, который словил передоз. Вот тогда свет в твоих глазах меркнет, с этого момента все, как в тумане: похороны, соболезнования со всех сторон, шепотки о наркомане, упрекания «Так ему и надо, спидозник проклятый!» об умершем. А после этой суматохи, когда ты придешь в дом, пустой дом, и речь сейчас не о мебели, ты начнешь съедать себя изнутри. Вина разрушительной лавиной прокатится в твоем теле и не пройдет, не исчезнет уже никогда. Жизнь превратится в ад: ты не сможешь есть, потому что кусок в горло не лезет, спать, ведь рой мыслей и обвинений себя в его смерти не позволяют тебе сомкнуть глаза, не увидев при этом его лицо. Ты медленно чахнешь, доводя свой организм до предела, становясь похожим на наркомана, не принимавшего веществ. Мертвец при жизни.
Но за жизнь этих мужчин уже больше никто не тревожиться, потому что некому. Да и им это не надо, ведь их главной радостью в жизни стала доза. Чем ее больше, тем лучше.
Харли уже давненько сидел на ЛСД, лишь изредка разбавляя его другими наркотиками. Ему невообразимо нравилось, как скучный, по его словам, мир приобретает всевозможные краски. Забавно, ведь этим выражением он заменяет обычное слово «галлюцинации». О, их у него было немало, даже без приема препарата — последствия употребления. Нередко его можно было найти поглаживающего воздух, но, по словам мужчины, там находился здоровый кот, с горящими глазами и переливающейся шерстью, который рассказывал ему байки про зомби. Жалкое зрелище. Харли потихоньку начал отдаляться от своей гнусной компании, желая до дрожи в костях окунуться вновь в свой неподражаемый мир фантазий и глюков, где его ждет эйфория, краски и «настоящая» жизнь.
Мужчину забавляло то, что ЛСД почти не приносил ему физических последствий от употребления, а на психологические ему было абсолютно плевать. Лишь тахикардия доставляла ему неудобства, появившаяся вскоре после первых доз. Он видел, как крокодил уже начал влиять на некоторые участки кожи его товарища, поэтому мог позволить себе показать свое исхудавшее тело, на котором не было таких последствий.
Говоря о Тодде, то этот человек был не из простых. В их шайке он заменял женщину, постоянно ноя, крича и истеря на все, что движется и нет, за что получал от Адама громкие оплеухи. С самого детства подвергался буллингу со стороны сверстников из-за лишнего веса, вследствие чего его самооценка пробила дно. Считая себя асексуалом, он пытался врать самому себе и своему члену, что его не привлекают девушки, ведь те даже не смотрели в его сторону. Он частенько напивался вусмерть по ночам и наносил себе телесные повреждения, приговаривая «Сдохни, жирная свинья! Сдохни уже наконец!», сам того не осознавая, что это были слова тех, кто его травил. Но когда начал бушевать вирус и Тодд примкнул к Адаму, в его избитой и больной душе начали зарождаться другие чувства. Такие как: агрессия к другим, желания втоптать чью-то честь в грязь, а следом помочиться на нее. Ему понравилась его новая, гнилая душонка, та, которую больше не посмеют тронуть или задеть, та, которая сможет дать отпор. Он упивался своей никчемной властью над другими, которую дали ему Мародеры, кичился ею. А своих новых друзей уже приписал к ликам Святых, особенно их главаря, ведь Тодд восхищался им, даже иногда завидовал, желал в тайне иметь такую же силу и власть, но никогда не произносил это вслух. Начиная с огромных доз алкоголя, он старался выйти на тот же уровень, где летали его друзья под кайфом, но иногда выходило паршиво. Из-за своей неуверенности, которую тот так и не смог искоренить в себе, не решался ступить на эту дорожку, опасаясь последствий и до дрожи в коленях боясь умереть после первого употребления. Ведь смерть для него значит конец, проигрыш, его слабость. А он хотел быть сильным, сильнее всех. Жаль, что его сила воли так быстро иссякла и мужчина начал новый путь — наркомании, который ведет в один конец. Он, конечно, у всех один, но у таких, как Тодд, подается в ускоренном темпе.
