Дело было не в том, кто неженка, а кто нет. Петрову просто требовалось что-то надежное, чтобы вернуться в реальность. Он разрешил себе взять краешек одеяла – только краешек! – и держался за него, засыпая.

Неизвестно, удалось ли Петрову внятно объяснить это. Но Ильф явно сделал какие-то свои выводы, потому, что прилетело обоим. Приблудному досталось за идиотские шутки, а суть претензий Или к себе Женя, если честно, не очень понял.

– Меня не было меньше суток, и вы, Женя, уже смотрите на меня, как на призрака! – сердито говорил Ильф. – Не отворачивайтесь! Не смейте отворачиваться!.. Женя, черт побери, да я едва убедил брата, что не упырь!.. Если в этом придется убеждать и вас, я рехнусь первым!..

Евгений Петрович чувствовал, что должен возразить, но сначала надо было дойти до дома и не упасть.

***

Петров проснулся: он лежал на кушетке, носом к беленой стене, раздетый и укрытый простыней. В комнатке было тепло и солнечно; повернувшись, Женя обнаружил рыжего Мишу, сидящего на табуретке возле его постели и опирающегося спиной на комод из темных досок.

Миша читал толстый литературный журнал, и был настолько погружен в себя, что очнулся только когда Петров сел на постели и потянулся взять с комода стопку одежду.

– Как вы себя чувствуете? – с тревогой спрашивал Миша, пока Петров одевался. – Знаете, как мы все напугались? Врач сказал, вам просто нужно поспать, но Иля с Ширяевцем едва не прибили Приблудного, а, может, прибили бы, если бы врач не сказал, что вам покой…

– Все хорошо, – хрипло сказал Петров. – Вы не видели мои часы? Сколько сейчас времени?

Если не считать легкой слабости, он чувствовал себя как с похмелья. Во рту был привкус каких-то лекарств, голова немного болела, как после долгого сна, и хотелось пить.

Миша протянул Петрову его часы – пятый час дня – поискал воды, нашел пустой стакан на комоде и сконфузился:

– Сидите, я сейчас принесу вам попить!

– Я сам схожу, – улыбнулся Петров.

Женя собрал постельное белье и пошел на улицу умываться. Возле рукомойника его поймал раздраженный и взъерошенный Ильф. Он затащил Петров на кухню, поставил перед ним стакан сладкого чаю и принялся жаловаться на Приблудного:

– Скажите мне, Женя, что в голове у этого идиота? Он, видите ли, решил пошутить. Посмотрел, как Миша бегает от меня с воплями, и решил, что будет забавно, если вы так же побегаете. Воспользовался тем, что я ночевал у Анвара, спрятал все «улики» и принялся убеждать вас, что я был вашей галлюцинацией. А когда это не сработало… это же не сработало?.. – Иля бросил на него острый взгляд.

– Черта с два, – ухмыльнулся Евгений Петрович.

– …Ванька сказал, что вы стали над ним смеяться, и он обиделся. У него тут есть друг-психиатр, он как-то уговорил его помочь... не представляю, кем надо быть, чтобы согласиться в этом участвовать, – Ильф снова фыркнул, – и они подсыпали вам что-то из той дряни, что применяют на пациентах. Ванька сказал, для лучшей внушаемости. Мы с Ширяевцем вызвали врача, он посмотрел вас и сказал, что везти в больницу необходимости нет, и все, что вам нужно, это покой. Даже промывать желудок уже смысла нет. Вот вы и спали почти сутки. А этого идиота Приблудного я очень хотел сдать в милицию. Повезло ему, что у Миши еще не были готовы документы, и что Ширяевец просил не поднимать шумиху.

– Вот именно, давайте без милиции, – пробормотал Петров, допивая чай в два глотка. – Все же обошлось. Расскажите лучше, как с Мишей.

Иля поправил пенсне, налил Жене еще чаю и коротко рассказал про оформление временного удостоверения личности и неоценимую помощь Анвара в сопровождении Миши по инстанциям. На середине рассказа пришли Клюев с Ширяевцем, они тоже переживали, и не в последнюю очередь насчет Ваньки.

Особенно Клюев.

– Все в порядке, – улыбнулся Петров.

Он не был уверен, что непутевого Ваньку следует подвергать всяческим карам и уж тем более тащить в милицию.

Пожалуй, в этом не был уверен даже Ильф. Впрочем, он все еще был не в настроении. Петров видел, что соавтор только-только начал успокаиваться, убедившись, что все обошлось. Он старался не демонстрировать раздражение при их гостеприимном хозяине, но Женя все равно прекрасно понимал, в каком Ильф настроении.

– Пожалуй, я схожу прогуляюсь, – решил Петров, поблагодарив Ширяевца за чай. – Скажите только, Ильюша, что мы планируем делать с трупом Приблудного?

– Пусть труп делает все, что хочет, – фыркнул соавтор, выходя вместе с ним во двор. – А мы с вами пойдем в оперу, музыку послушаем. Раз уж вы хотите сходить погулять.

Петров спросил, кого еще звать, и Ильф снова фыркнул:

– Никого не зовем, я устал от этих ужасных толп. Это вам вечно нужно с кем-то общаться, чем больше, тем лучше. А мне требуется отдохнуть от идиотов.

Женя с улыбкой вытащил сигарету.

Иля недовольно посмотрел на него:

– Ну, что вы. На вас, – он выделил голосом «вас», – я не сержусь. Пойдемте, пойдемте, я так давно не был в опере.

Ильф наотрез оказался звать не только Приблудного или Ширяевца, но и даже рыжего Мишу, заявив, что они уже выразили друг другу все братские чувства и должны отдохнуть друг от друга. Евгения Петровича не оставляло ощущение, что с Мишей у соавтора тоже не все так гладко, но расспрашивать дальше он опасался – Иля и без этого цеплялся к любому неосторожному слову, и даже молчание у него получалось мрачным и недовольным. Петров даже задался вопросом, как товарищи выдерживали его в таком виде почти сутки.

Впрочем, после двадцатиминутной прогулки до оперы Ильф сам поднял эту тему:

– Знаете, что меня беспокоит? Я очень боюсь, как бы Ванька не додумался начать шутить над моим братом. Тогда нам точно придется труп прятать, – он помолчал и добавил. – Знаете, все же вчера вы ужасно меня напугали. В какой-то момент у вас был взгляд, как у Миши. Я уже был готов ловить вас по всему Ташкенту.

Женя тихо засмеялся, и Ильф положил руку ему на плечо:

– Ну, вот, вы смеетесь, уже лучше.

– А вы еще сердитесь, – улыбнулся Евгений Петрович. – Не отпирайтесь, я же вижу. Кстати, раз уж мы начали обсуждать нашего друга Ваньку Приблудного. Я за него слегка беспокоюсь…

Он попытался поднять тему Ванькиного подозрительного Учителя, но Иля снова взъерошился:

– Нет, Женя, давайте пока без Приблудного!.. Я не выдержу.

– Хорошо, обсудим потом, – не стал настаивать Петров.

В опере шла «Кармен» Бизе. Евгений Петрович долго выспрашивал в кассе, на каких местах в ташкентской опере лучший звук. Сначала им попытались выдать под это дело шестой ряд партера, и Женя принялся уточнять, какие гениальные строители проектировали здание, потому, что в большинстве театров между пятым и десятым рядом расположена «звуковая яма», где звук пролетает буквально над головами.

Смущенный Иля – а он всегда смущался в таких ситуациях – недовольно шипел, какая разница, где сидеть, у Жени же все равно одно ухо почти не работает. Петров не стал его слушать и довел дело до конца.

Они сели в полупустом бельэтаже. Началась увертюра, и Петров вспомнил, что опера «Кармен» ассоциируется у Ильфа с неприятным. Как он сказал?..

«Знаете, я был так счастлив. Те две секунды, пока вы не повернулись… ну, пока не повернулся тот человек, который сидел рядом со мной».

Петров тихо тронул друга за локоть:

– Черт, Ильюша, я совсем забыл. Хотите, уйдем?

– Что… а! Да, вы действительно мерещились мне на «Кармен», – Ильф чуть улыбнулся. – Я не хочу уходить, все в порядке. Спасибо, что помните.

– Мы еще можем пойти в кино… – на них стали шикать, и Петров замолчал.

Покой ташкентских театралов они больше не нарушали, и даже в антракте почти не разговаривали. Хотя они в принципе не имели привычки болтать в театре или кино – ну, разве что если смотрели что-то совсем ужасное.

– Ну, как вам, Женя? Понравилось?.. – спросил Ильф уже под занавес.