Вся тройка двигалась прямо на Михаила. Когда до них оставалось полсотни метров, он крикнул по-русски:

– Стоять! Оружие на землю, если есть!

Сам спрятался за ствол дерева. Вдруг с перепугу начнут стрелять? Тем более на Михаиле немецкая форма. На мужиках из леса – потрепанные ватники, гражданские черные брюки заправлены в солдатские сапоги. Мужчины встали, деваться некуда, коли обнаружены.

– Руки поднимаем! И повернемся вокруг, чтобы я видел.

И это приказание послушно выполнили. Лица бритые, у партизан обычно бороды. Городские жители? Тогда вопрос: что они здесь делают? Либо… Михаил вздохнул. Возможные варианты: полицаи, вынюхивающие расположение партизанских отрядов, либо наша дивизионная разведка. Но они чаще в армейской форме, а не в гражданском, да еще при оружии, автоматах трофейных. Они легче «папаш», как называли фронтовики ППШ. Да еще звук стрельбы немцев не насторожит. У ППШ темп стрельбы почти в два раза выше, чем у МП 38/40. У «папаши» тысяча выстрелов в минуту против шестисот у немца.

– Один – ко мне!

Переглянулись, вперед вышел самый возрастной, лет сорока. Близко подошел, Михаил из-за дерева вышел. Рука мужчины к карману брючному метнулась, а Михаил уже автомат на незнакомца навел.

– Остынь, если не хочешь умереть. Кто такие?

– Местные, из деревни.

– А в кармане у тебя что?

Замялся мужчина.

– Вытащи оружие и брось.

Наличие оружия у гражданского – расстрел на месте. И двое сзади пытаются незаметно, пока Михаил первым занят, избавиться от оружия. Один выбросил револьвер вниз, наступил на него ногой.

Немец сразу бы стрелять стал, не дожидаясь, пока мужчина бросит оружие, потому что не будет подвергать себя опасности. Офицерский наган, в отличие от солдатского, не требует предварительного взвода курка. Но мужчина достал оружие – ТТ – и бросил на землю.

– Отойди в сторону! Вы двое – ко мне! Бросайте оружие.

– Нет у нас! И с ним мы не знакомы!

– Пять шагов влево!

Подошел Михаил на то место, где стояли мужики, подобрал пистолеты. Из одного достал обойму. На верхнем патроне четко номер завода и год выпуска – сорок первый. Свеженький патрон, не из довоенных запасов. Стало быть, не немцы из трофейных боезапасов снаряжали.

– А теперь колитесь. Кто забрасывал?

– Никто, мы окруженцы.

– Врать учиться надо. Если окруженец, почему на запад идешь, от линии фронта?

Переглянулись.

– Ты-то сам кто такой, откуда?

– Западный фронт, разведуправление, – решил открыться Михаил.

Нельзя, но сейчас вариант патовый и времени на пустые разговоры нет. Или пан, или пропал.

– И мы тоже.

Обрадовались. Михаил им проверку устроил:

– Давно из отдела? Как там полковник Федоров? Не сбрил усы?

Не было полковника Федорова в отделе. Снова ребята переглянулись.

– Нет в отделе такого, не знаем.

– Ладно, держите оружие.

Михаил отдал оружие старшему.

– Пешком передовую переходили?

– Нет, на эмке перевезли, – пошутил один из троицы.

М-1 – отечественная легковая машина, уважаемая за выносливость и проходимость военными шоферами. Для армии эта машина имела полноприводную модификацию, правда, выпущено их было немного, дорого. Их заменили ленд-лизовские «Бантамы» и «Виллисы». Комфорта в них никакого, но проходимость выше всяких похвал.

– Уязвимые места для перехода есть? – спросил Михаил.

– Если не боишься промокнуть, иди по реке. Там засохший камыш, мелко. Сам понимаешь, у немцев в воде ни мин, ни часовых.

– Понял. Ни пуха вам ни пера.

– К черту!

Все правильно, в разведке так могут и старшего начальника послать, поскольку традиция.

У Михаила настроение поднялось. Пока такие ребята есть, не взять немцам Москву и победы не видать! Правду говорил друг Игорь, надеюсь, жив он и здоров!.. Только понятно: большой кровью победа одержана будет.

Короткими перебежками Прилучный преодолел луг. Рискованное занятие, потому что глаза человека так устроены, что в первую очередь замечают движущийся объект, и наблюдатель, если он есть, обратит внимание на движение обязательно.

Добравшись до леса, сориентировался и пошел. Для него сейчас главную опасность представляли партизаны. Увидят немца и выстрелят, не спросят, кто такой. Потому под ноги поглядывал – нет ли мин или человеческих следов. Нашел следы прошедшей недавно троицы. Хорошо прошли хлопцы, грамотно, след в след. В этом случае невозможно даже грамотному следопыту определить, сколько человек прошли. Для Михаила гарантия, что на мину не наступит. Партизаны или диверсионные группы зачастую минировали подходы к своему лагерю. Услышали взрыв, значит чужой в лесу.

Так и передвигался он по чужим следам. Километров пятнадцать прошел, а впереди – открытое пространство, дорогу видно, грузовик проехал, взвод немецких пехотинцев промаршировал. В шинелях и пилотках, зябко им. Михаил при ходьбе согрелся, а остановился, и сразу стало прохладно. Для разведчика зима и плюсы, и минусы имеет. Плюсы – немцы в землянках сидят, греются у печек, службу несут только часовые и дежурные пулеметчики. Разведчику легче передовую пройти. Минусы – следы на снегу видны, и мины на нейтралке под снегом обнаружить сложно. Место установки не видно, а одеревеневшие пальцы рыхлую землю на мине не прощупают, смерзлась земля.

Пока ждал вечера, продрог Михаил. Проклинал немецкую униформу: в такой служить затруднительно. Не только шинель не греет, но и обувь неподходящая. Сапоги бы, как у егерей, с меховой подкладкой, да носки шерстяные. И приседал, и маршировал на месте, согревался как мог. А когда стемнело, выбрался на дорогу. Кухня полевая мимо него проехала на конной тяге. Запахло так, что в желудке спазм случился. Рацион у немцев непривычный для русских. Утром желудевый кофе с гренками, маслом или мармеладом. В обед – половина суточного довольствия: мясо или рыба, суп, картошка или бобы, чай, печенье. Еще двенадцать сигарет выдавали. Михаилу нравилось гороховое пюре. Развел порошок из пакета в кипятке и ешь. Вкусно! На ужин выдавали шпик или колбасу, вареные овощи, сыр, шнапс или вино. По калорийности завтрак был 10 процентов от рациона, обед – 50, а ужин – 40.

Михаил не ел уже сутки, а нагрузка физическая большая, и кушать хотелось сильно. Но терпи, разведчик, такова твоя планида! Старался не думать про еду, упорно шагал к цели.

В темноте едва речку не пропустил, шел некоторое время параллельно ей. Река шла через немецкие позиции в сторону советских. Михаил опасался – не встал бы на ней лед. Если тонкий, хрустеть будет. А толстого быть не должно, еще не было крепких морозов. Ой как не хотелось лезть в ледяную воду! Сначала обожгло холодом, потом стерпелся. Льда на поверхности еще не было, лишь тонкая пленка. Быстро стали коченеть ноги. Сытый человек и переохлаждение переносит легче, а тут… Но выбора нет.

Быстро идти нельзя, будет слышно журчание воды. Да и не получится, дно илистое, вязкое. К тому же одну руку с зажатой командирской сумкой приходилось над головой держать. Если вода зальет пакет с документами, пропали труды разведчиков. Тогда все их жертвы окажутся напрасными. Михаил этого не мог допустить, это как предать память о бойцах группы. Местами вода доходила до пояса. Он шел близко к берегу, наверняка по центру глубже. Сориентироваться невозможно, не за что глазу уцепиться. На берегу камыш засохший, при каждом дуновении ветра шуршит. За ним берега не видно.

С левой стороны ива с голыми ветками. И ни огонька, ни движения. Сколько еще идти? Где он? Уже продрог изрядно. И вдруг оклик с правого берега:

– Стой! Кто тут?

Обращение не уставное, но по-русски.

– Свой! Разведка!

– Ходи на голос.

Действительно свой или немецкая обманка, на которую гитлеровцы большие мастера?.. Но выбор невелик, мягко говоря.

Выбрался Михаил на берег. С мокрой одежды вода ручьем течет, почти сразу озноб стал бить, зубы стучат. К нему боец с трехлинейкой подошел, забрал автомат. Вошел в положение, дал фляжку.